Джойс Данвилл - Хозяйка Эдамленда
Обзор книги Джойс Данвилл - Хозяйка Эдамленда
Джойс Данвилл
Хозяйка Эдамленда
Глава первая
В самом высокогорном поселке Австралии стояло опьяняющее солнечное утро. Он был расположен на склоне горы и принадлежал компании «Сноуи Моунтейнз». Единственная представительница женского пола, живущая здесь, беседовала с поваром перед предстоящей поездкой в город.
Это была Элис. Элис Эннан. Так случилось, что поселок мужчины окрестили Эдамлендом, а девушка стала Элис Эдамлендской – владелицей Земли Адама. Этот титул подчеркивал исключительность ее положения и доставлял Элис огромное удовольствие.
Она была дочерью инженера, профессора Эннана, и жила в поселке почти с самого начала его строительства.
По всем правилам Элис не должна была вообще находиться в Эдамленде. Руководству «Сноуи», грандиозному гидроэнергопроекту мирового значения, профессор был необходим. И хотя Эдамленд представлял собой чисто мужскую общину, профессор отказался ехать туда без дочери.
Тем не менее этот спорный вопрос был улажен. Профессор сказал, что не отдаст Элис в школу-интернат и не изменит своего решения, если его дочь не поедет вместе с ним. Главное управление фирмы неохотно, но однозначно приняло его условия, так как знало, что не сможет найти мистеру Эннану достойную замену.
Все-таки профессора предупредили, что Эдамленд не похож на другие стройки компании, которые должны затем вырасти в такие комфортабельные города, как Кума. Это был лишь временный объект. По окончании строительства он примет первоначальный вид, то есть останется пустынной местностью посреди второй высочайшей горы австралийских Альп.
– Мы все вернем назад матери-природе, мистер Эннан, – сообщило ему руководство. – Эдамленд нам больше не понадобится. Поэтому, мы все еще надеемся, что вы измените свое решение в отношении вашей юном дочери. С момента основания стройки там есть только одна общая спальня для рабочих и две комнаты для начальства.
– Одна для начальства, – продолжал торговаться профессор, – одна – для Элис.
Было выдвинуто еще несколько возражений против пребывания в Эдамленде юной представительницы женского пола: суровый климат, постоянный риск, недостаток общения для маленькой девочки, но все это не возымело на мистера Эннана никакого действия.
Неделю спустя профессор и его дочь прилетели в Куму, где им пришлось пересесть в джип, потому что до нужного места самолеты не летали; в конце концов, они переступили порог своего нового тесного жилища.
Первоначальный контракт на строительство первой очереди получила итальянская фирма.
Единственная женщина, сорокалетняя неаполитанка, присматривала за маленькой Элис и постоянно сожалела, что та не была старше лет на десять.
– Bambino, – горевали итальянцы.
– Постойте, signorina, – веселились они.
Синьорина – это были банты и ленты, что-то свежее, отличающееся от непромокаемого плаща, каски, спецовки и шотландской ветровки, – всего того, что когда-либо видели эти мужчины, постоянно живущие в горах.
С самого начала они до неприличия баловали Элис, кормили девочку сладким миндалем, пили за здоровье своей подопечной вино и, бренча на гитарах, называли ее carissima.
Элис было тринадцать лет, когда итальянцы уехали, освобождая место для немецких контрактников, продолжавших строительство второй очереди. Из глаз Элис текли нежные слезы, слезы «на две стороны», как их, вытирая, назвал новый немецкий повар.
– Конфеты, – подкупающе говорил он, – сладкий изюм. Пойдем с Хейнцем, meine liebe.
И все начиналось снова.
Профессора совершенно не заботило, что Элис была безумно обожаема и окружена неистовой заботой. Он обещал своей умирающей жене, что не оставит их дочь, и сдержал слово. Когда же речь заходила об избалованном ребенке, мистер Эннан неизменно отвечал, что Элис имеет на это право.
Третью очередь приехали строить французы.
– A, la petite (малышка), tres jolie (очень миленькая). Надо угостить ее croissants (рогаликами), chocolat. Иди сюда, cherie.
А что же Элис? Маленькая смышленая Элис шла, хитрюга.
Заочная школа, в которой она училась, прислала профессору жалобу. В ней говорилось, что его дочь, очевидно, недостаточно времени уделяет занятиям.
Когда профессор сказал об этом девочке, она объяснила свое поведение сначала на английском, потом на итальянском, немецком, французском. Профессор был безумно, по-отечески горд. Учителя обычно бывают глупы, сказал он, когда отрывают свои носы от книг или планов. Он положил письмо в ящик стола и забыл о его существовании.
Прошло десять лет, десять лет с тех пор, как Элис приехала в Эдамленд. На подходе была четвертая очередь. Что это будет? Водохранилище? Водонапорная башня? Уравнительный резервуар? Водозаборный туннель? Элис, ничего не смыслящая в этих делах, не знала. Но зато она точно знала, что ее милые французики уезжают и приезжают новые контрактники.
– Возможно, норвежцы, – предположил Пьер. – Тебе нравится smorgasbord, cherie?
– Это датская кухня, – заметила она.
– Его готовят во всех скандинавских странах.
– Да, мне кажется, нравится. Мне так же нравится мысль о высоких белокурых скандинавах, – рискованно проговорила Элис.
Со времени своего приезда она повзрослела на десять лет, и дни сладкого миндаля прошли.
– А сейчас тебе нравится один невысокий, – подмигнул ей Пьер.
– Я уезжаю из Эдамленда на выходные, – сказала Элис повару. – В Куму, если мне удастся поймать попутку. Что привезти оттуда?
– Вот этот образ, – быстро ответил Пьер, вырисовывая руками женскую фигуру.
– Да ведь это мадемуазель во всей красе, Пьер.
– Мне нравятся молоденькие. И убедись, что она брюнетка. Из всех блондинок для нас существуешь только ты.
Подобные разговоры доставляли Элис огромное удовольствие. Ей не столько нравилось подобное обращение, сколько сознание того, что она особенная. На каких еще стройках была молодая девушка в таком замечательном положении, как она? Только она одна была единственной драгоценностью.
Элис направлялась к себе. Когда она шла мимо работающих начальников участков и профессора, их взгляды устремились на ленту, украшавшую голову Элис, которой она обычно высоко подвязывала свои золотистые волосы. Девушка знала, что это сейчас не модно, но ей так было удобнее. И эта прическа, действительно, как нельзя лучше подчеркивала ее молодость и прекрасные большие глаза.
– Желаю хорошо провести время в городе, – с сияющей улыбкой сказал Пьер, когда Элис снова зашла к нему. – Я присмотрю за папочкой.
Пьер и десять смущенных французов, вернувшихся со смены, вышли на балкон помахать ей на прощанье.
Мгновение Элис стояла, любуясь солнечным днем, сверкающими снежными шапками на знакомой горе. Потом посмотрела вниз на широкую долину, раскинувшуюся у подножия гор. Хотя Элис и любила окружающий ее пейзаж, потому что все это было ее домом, но место это всегда казалось девушке абсурдным для поселения. Жить здесь без какого-либо комфорта можно было, если только стать горной козой или кем-то в этом роде. Конечно, у папы было достаточно аргументов, чтобы доказать, почему они уселись посередине горы, вершина которой покоилась в облаках. Но туннели, изменение русла реки, ее укрепление, затопление долины – все это мало что значило для Элис, которая совсем не обладала научным складом ума.
