Не тронь мои помидоры, нахал! (СИ) - Рэй Далиша

Не тронь мои помидоры, нахал!

Глава 1 

Лена

Пятница, конец рабочей недели. Выдыхаю с облегчением и полным удовлетворением — закончила проект не просто вовремя, а даже чуть раньше. Хотя клиенты весь мозг проели постоянными изменениями в первоначальном плане, но теперь все! Наконец-то мы сошлись во мнении и достигли консенсуса.

Отпрашиваюсь у шефа на понедельник, и выхожу из офиса довольная и почти счастливая. К тому же, скоро зарплата, ура! Если добавить комиссионные от проекта, я наконец-то смогу взять в ипотеку хоть ма-а-аленькую, но свою квартирку и съехать от родителей. А то в мои двадцать пять это как-то несолидно...

Да и мама, если честно, заколебала своими вопросами на тему замужества и детей. «В твоем возрасте у меня уже была ты». Счастье-то какое!

Я бы может, и стремилась к браку и семье, да только в моем окружении нет таких мужчин, с кем хотелось бы что-то строить. Одни маменькины сыночки или слишком самоуверенные полулысые любители компьютерных игр, тоже живущие с родителями. Женатых я, само собой, в расчет не беру.

Хотя Зиночка, моя коллега, говорит, что напрасно я так с женатыми. "Жена — не стенка, — говорит, — подвинешь и не заметишь".  Но меня почти тошнит от подобных разговоров. Нет уж, лучше одной, чем на чужом горе свое счастье строить.

Выпихнувшись из метро, забегаю в кондитерский магазинчик и покупаю коробочку своих самых любимых и самых дорогих эклеров. Надо же отметить окончание такого сложного проекта, вознаградить себя?

Вприпрыжку забегаю в подъезд и тут же сталкиваюсь с соседом.

— О, кого я вижу, — нагло усмехаясь Витёк перегораживает мне проход. — Как делишки?

— Все отлично, как всегда. Дай пройти, — делаю попытку проскользнуть мимо, но он становится пошире и ухмыляется еще противнее и наглее.

— Дам за поцелуй. Ленка, ты сегодня зачетная такая. Свеженькая, реально булочка из кондитерской, — наклоняется ко мне, обдавая запахом дешевого одеколона, — И пахнешь чем-то сладким. Ваниль?

— Витя, дай пройти! Последний раз прошу, — говорю парню, стараясь не морщиться. Отодвигаюсь, чтобы вдохнуть воздух без ароматов шипра и гвоздики.

— Да ла-а-адно! Хорош выпендриваться-то, старовата уже для этого. Давай замутим, а там, может, и замуж позову. Ты, Ленка, девка хозяйственная, как я погляжу. Не ломайся, — и прет на меня танком.

Вот, засранец! А у меня такое хорошее настроение было всего пять минут назад!

— Ну смотри, Витёк, без обид! Я предупредила… — и со всей дури бью его сумкой по бубенцам.

Раздается почти дзы-ы-ынь. Витёк о-охает на очень высокой ноте и опадает банановой кожурой к моим ногам. Без зазрения совести переступаю через поверженного шипрового поклонника и открываю ключом двери квартиры.

В следующую секунду замираю, услышав раздраженный голос матери:

— И что прикажешь с ней делать? Говорила, бросай этот свой огород! Так нет же, старая упрямая ослица! А теперь звонят из больницы, типа приезжайте, заберите. Перелом шейки бедра. В ее то возрасте! Вот спрашивается, на кой она полезла на табурет?! Все, я решила. Отвезу ее в «Надежду» и умою руки!

— Ксюша, это же не больница, — вяло возражает отец.

— И что? Мне некогда заниматься спятившей старухой!

— Мам?? — это уже я захожу в комнату. — Ты хочешь отправить бабушку в хоспис? Умирать?

Они что тут, все посдурели?!

***

— Ма? — продолжаю настаивать на ответе.

— Что ты мамкаешь, Лена? Бабке твоей упрямой уже семьдесят лет, а ума не нажила. Спрашивается, какого рожна она полезла на тот табурет? Черешни, видите ли, хотела нарвать. Да пусть бы она пропадом пропала та ягода! — Мама раздражена и, как обычно, в таких случаях, ходит из угла в угол.

— Ты сказала, ее в «Надежду» отвезешь. Это не больница. Это хоспис, туда людей умирать отвозят. Семьдесят лет — это не сто. Она еще выздоровеет, перелом срастется.

— Ты хоть понимаешь, о чем говоришь??

— А ты? — во мне поднимается уже даже не раздражение, а злость. — Это твоя мама, между прочим! Та самая, которая тебя выхаживала, когда ты родилась раньше срока и врачи махнули на тебя рукой! Та самая, которая свои единственные сапоги продала, чтобы купить тебе куклу на день рождения, о которой ты давно мечтала. И всю зиму ходила в тряпичных тапочках! И заболела из-за этого!

— Ой, не надо мне на жалость давить! — мать тоже свирепеет. — Я давно ей предлагала к нам переехать, а она вцепилась в этот свой огород и трижды никому не нужный дом!

— Конечно, не нужный. Именно поэтому, ты так старательно пытаешься сбыть бабушку в хоспис.

— Ах ты… — лицо матери покрывается красными пятнами и она замахивается.

— Только попробуй меня ударить, — шиплю ей в ответ. Швыряю на стол коробочку эклеров, уже утративших свою привлекательность. — Я еду к бабуле!

Разворачиваюсь и иду к себе собирать сумку.

— Что ты творишь? — Мать стоит в коридоре и оттуда вещает. — Перелом шейки бедра не за один день зарастает. Ты хочешь уйти с работы? Той самой, которую любишь и которую с таким трудом получила? С ума сошла! А как же мы с отцом? То есть, бабку тебе жаль, а нас, пенсионеров, кто пожалеет?

— Я вас достаточно жалела. А теперь все. Закончилась жалость, — со злостью швыряю все подряд в сумку, застегиваю молнию и тараном прохожу мимо матери.

— Куда ты на ночь глядя? Автобусы уже не ходят.

— Поездом поеду!

И выхожу, крепко приложив дверью. Спускаюсь мимо того места, где недавно ухайдокала Витька и очень жалею, что он не вышел опять. Ужасно хотелось кого-нибудь стукнуть, выплеснуть эту душащую ярость. Бабушку в хоспис! Мою бабулю, у которой я жила каждое лето с года до семнадцати. Уму непостижимо!

Купив билеты в купе, спустя три часа еду, глядя в окно на пробегающие мимо темные тени деревьев. Держись, бабулечка, я скоро буду!

***

Утром вылезаю из поезда помятая и невыспавшаяся. Потом еще три часа отбиваю почки на колдобинах деревенской дороги. Когда мне уже кажется, что из них вышли не только камни, но и песок, мы, наконец, останавливаемся. И я замираю, вылупившись в замызганное окно. А где тот поселок, который я помню? Со старыми, но добротными домами? Бездорожьем и разбегающимися из-под ног курами?

Внезапно появляется асфальтированная дорога, какие-то грузовые машины, рабочие снуют туда-сюда. Что происходит?

Вылезаю из автобуса, вешаю сумку на плечо и иду. Ла-а-адно, если не ошибаюсь, дом бабули прямо по этой дороге. Хотя… теперь я не так уверена, учитывая, что вместо первых, самых разрушенных домов сейчас высятся аккуратненькие, свеженькие, пахнущие деревом и краской двухэтажные коттеджи.

Через три новостроя стоит еще один, его только достраивают. На крыльце сидят трое строителей без футболок, которые при моем появлении принимаются демонстративно поигрывать мускулами.

— Девушка, а девушка? А вы у нас новенькая? Приезжая? Мы тут всех местных знаем, а вас нет, — подает голос темноволосый и самый крупный из парней.

— Нет, я местная, просто давно тут не была, — отвечаю. — Это же улица Осенняя, я не ошиблась?

— Осенняя, — кивает выгоревший на солнце почти до бела блондин. — А вам куда нужно?

— По Осенней на Сиреневую, но с этими новостройками…

— А давайте я вас провожу, — поднимается с крыльца темноволосый бугай с татуировками на руках. — Меня зовут Александр, я тут что-то вроде прораба. А вас как?

— Елена, — отвечаю коротко.

— Прекрасная? — усмехается брюнет и, не удосужившись даже надеть футболку, подстраивается под мои шаги. — Ну чего вы остановились? Пойдемте, я покажу, где нужная вам улица. Мы тут уже четыре месяца строимся, поселок знаю, как свои пять пальцев.

Подумав и решив, что днем, среди людей, мне ничего не грозит, соглашаюсь на сопровождение.

— Куда вы так спешите, Елена? — говорит Александр спустя двадцать шагов. — Вредно в такую жару так быстро ходить.