Мэри Дэвидсон - Бессмертная и безработная
Обзор книги Мэри Дэвидсон - Бессмертная и безработная
Но о какой работе можно говорить, если половина ваших друзей и подруг уже убита при самых неприличных обстоятельствах и вам, как королеве вампиров, надо срочно что-то предпринять?Хуже быть не может? Может.Ведь в расследовании и отмщении вам должен помогать самый обаятельный и привлекательный «ночной охотник» города...
Мэри Дженис Дэвидсон
Бессмертная и безработная
И первый, кто познает Королеву, как муж познает жену, станет Супругом Королевы и будет править рядом с ней тысячу лет.
Из «Книги Мертвых»Если этот ублюдок Синклер думает, что я собираюсь быть его женой тысячу лет, то он явно лишился своего долбаного ума.
Из частных бумаг Ее Величества Королевы Элизабет I, Императрицы бессмертных, законной правительницы вампиров, супруги Эрика I, законного КороляПролог
Полицейский допрос Роберта Харриса
30 июня 2004 года
[email protected] – 03.45.32 ночи
Заполнено детективом Николасом Дж. Берри
Четвертый полицейский участок, Миннеаполис,
Миннесота
После того как мистеру Харрису была оказана помощь на месте происшествия, он отказался от госпитализации и согласился сопровождать полицейских Вритнаура и Уоткинса в полицейский участок для дачи показаний.
Допрос проводился детективом Миннеаполиса Николасом Дж. Берри.
Роберт Харрис – кавказец 52 лет, работает таксистом в компании «Желтый кеб». Во время описанных событий был на дежурстве. Мистер Харрис прошел проверку на содержание алкоголя; лабораторные тесты указывают на возможное применение наркотиков.
Детектив Берри: Вы готовы? Кассета... О'кей. Хотите что-нибудь выпить, прежде чем мы начнем? Кофе?
Роберт Харрис: Нет, спасибо. Если я выпью кофе так поздно, то потом не засну. Кроме того, знаете ли, с моей простатой от кофе одни неприятности.
ДБ: Мы можем обсудить события этого вечера?
РХ: Конечно. Вы хотите поговорить о тех двойняшках, которых я ударил бампером по задницам, или о том, почему я был настолько глуп, что взял работу, где должен все время сидеть? Проклятый геморрой.
ДБ: События...
РХ: Ну да, вы хотите знать, что за историю я рассказал вашим ребятам... ну тем, которые оказали мне помощь. Хорошие парни, хотя немного простаки. Говоря так, я, конечно, не хочу их обидеть. Просто из-за этого мы здесь и находимся, не так ли?
ДБ: Так.
РХ: Потому что вы, ребята, думаете, что я сумасшедший или пьяный.
ДБ: Мы знаем, что вы не пьяны, мистер Харрис. Итак, этим вечером...
РХ: Этим вечером я сидел в своей машине и думал о дочке. Ей девятнадцать лет, она учится в университете.
ДБ: В университете Миннесоты, городок Дулут.
РХ: Ага. Я беру так много вторых смен, потому что, черт возьми, ее учебники дорого стоят. Сто десять баксов за книгу. За одну книгу!
ДБ: Мистер Харрис...
РХ: Как бы там ни было, я занимался своим делом – ел обед. Конечно, это было не вполне обеденное время, в десять-то часов вечера, но когда вы работаете уже вторую смену, то делаете что можете. Я сидел на 4-й Лейк-авеню. Многие водители кебов не любят тот район, знаете ли, из-за всех этих негров. Не обижайтесь. То есть не то, чтобы вы выглядели как негр, но...
ДБ: Мистер Харрис, я не афроамериканец, но даже если бы был им, то все равно предпочел бы, чтобы мы придерживались темы.
РХ: Но в наше время никогда не знаешь, чего ждать от людей, не правда ли? Проклятые полицейские. Нацисты. Человек больше не может говорить то, что думает. У меня есть друг, Дэнни Пол, он черен, как туз пик, и называет себя... ну, я не скажу вам как, но он все время употребляет это слово. А если ему все равно, нам-то что за дело?
ДБ: Мистер Харрис...
РХ: Извиняюсь. В общем, я находился в районе, о котором ходят нехорошие слухи, и ел свой обед – швейцарский сыр и ветчину с горчицей, если кому-то это интересно, – когда внезапно мой кеб перевернулся на бок!
ДБ: Как это произошло?
РХ: Сынок, я не успел и глазом моргнуть. Только что я ел, а в следующую секунду лежал на боку, и весь сор, валявшийся на полу машины, сыпался на меня. Правой стороной головы я касался мостовой. Я слышал, как кто-то уходил, но ничего не мог разглядеть. Но это не самое худшее.
ДБ: Что же было самым худшим?
РХ: Ну, я все еще пытался понять, что случилось, и думал о том, сумею ли смыть горчицу с новой фирменной рубашки, когда услышал ужасный крик.
ДБ: Мужской или женский?
РХ: Я не разобрал. Я хочу сказать, что теперь-то я знаю, потому что видел их – их обоих, – но тогда не знал. Кто бы это ни был, казалось, что бедняге отрывают ноги или что-нибудь в этом роде, потому что он вопил и орал, и причитал, и это звучало страшнее всего, что я когда-либо слышал в жизни. А надо сказать, что моей дочери медведь на ухо наступил, но она пробует играть на музыкальных инструментах, и каждый раз на новом. Сейчас, например, на трубе. Но это ничто по сравнению с тем звуком.
ДБ: Что же вы сделали?
РХ: Черт побери, я вылез из такси со стороны пассажирского сиденья так быстро, как только мог. А вы что думаете? Я был на войне во Вьетнаме студентом-медиком. Но, вернувшись в Америку, бросил медицину и никогда больше не входил в больницу, о нет, даже тогда, когда моя жена – да благословит ее Бог – рожала Анну. Но я решил, что, может быть, сумею помочь. Мой кеб был застрахован, так что он меня не волновал, но кто-то попал в беду, и это казалось мне намного важнее. Я подумал: вдруг кто-то случайно сбил ребенка. Многие дороги здесь очень темные. Ничего не видно.
ДБ: А потом?
РХ: Потом подъехал автобус. Он чуть не наехал на меня! Вообще это очень странно, потому что так поздно автобусы обычно не ходят, а этот был пустым, если не считать одного пассажира.
И тут появляется эта девушка. И автобус просто застыл на месте. Я видел, что водитель уставился на нее так, словно она была сделана из шоколадного мороженого. Тогда и я взглянул на нее.
ДБ: Вы можете ее описать?
РХ: Ну... она была высокая, очень высокая – почти моего роста, а во мне без малого шесть футов. У нее были светлые волосы с окрашенными прядками – как они называются? Мелированные! Рыжеватые мелированные волосы и самые большие и красивые зеленые глаза, которые я когда-либо видел. Как старинное бутылочное стекло – знаете, настоящего темно-зеленого цвета. И она казалась очень бледной, как будто все время работала в конторе. Что до меня, так моя левая рука летом загорает как помидор, поскольку всегда высовывается из окна кеба, но правая остается белой. Не помню, что на ней было надето, – я в основном смотрел на ее лицо. И... и...
ДБ: Вам нехорошо?
РХ: Нет, просто это нелегко описать. Я хочу сказать, эта девчушка выглядела лет на пять-шесть старше моей дочери, но... ну, скажем, я хотел ее так, как мужчина хочет свою жену в субботнюю ночь... если вы понимаете, о чем я. А я никогда не спал с девочками, которые годились мне в дочки, хотя моя жена уже шесть лет как умерла. Так что я почувствовал некоторое смущение, хотя эти ужасные крики все еще эхом отдавались в воздухе: с чего это я вдруг стал думать моим членом?
