Дарья Волкова - De Paris avec lamour (СИ)
Обзор книги Дарья Волкова - De Paris avec lamour (СИ)
Дарья Волкова
De Paris avec l'amour
Шаг первый. Незнакомец Серж
— Сереженька, вы ли это?!
— Васенька, глазам своим не верю! Какими судьбами?
Эти реплики, сказанные на чужом данному месту языке, привлекли к себе всеобщее внимание в одном из многочисленных уютных кафе Тиня. Да и сказавшиеся их — точнее, воскликнувшие — и без того не остались бы без внимания, особенно, женского. Их было двое — двое в самом расцвете молодой агрессивной мужской привлекательности: высокие, плечистые, отлично сложенные. Один выделяется яркими зелеными глазами и россыпью проказливых веснушек по всему лицу, другой — просто красавец-блондин с идеально слепленным лицом: мужественный подбородок, ровный прямой нос, четко очерченные чувственные губы и обманчивые в своей красоте холодные серо-голубые глаза. Такие мужчины смотрят на простых смертных женщин с обложек глянцевых журналов. И иногда спускаются с небес на землю, чтобы в центре альпийского кафе тискать в своих объятьях другого, конопатого симпатяшку.
А потом, после бурных изъявлений восторгов по поводу неожиданной встречи, парочка с бокалами глинтвейна в руках усаживается за одним из столиков. За ними по-прежнему исподтишка наблюдают многие, особенно барышни. Отмечая все — и уверенную небрежность в движениях, и качественную горнолыжную одежду, и — о, печаль! — обручальное кольцо на безымянном пальце рыжего-конопатого. Подслушать разговор не удается — ведется он все на том же чуждом данному месту диалекте.
— Какими судьбами тут, Сергей Владленович?
— Моего отца зовут Вивьен, если ты забыл.
— Да ну? А Владлен смешнее.
— А вам бы все смеяться, Базилио.
— Слушай, Серж, ну ты значительно подтянул свой русский. На ком практикуешься?
— Мадам Нинон общается со мной исключительно на великом и могучем, — усмехается холеный блондин, отпивая из бокала.
— Бабка еще жива?! — восхищается Литвинский.
— Кому бабка, а кому мадам Нинон Бетанкур, — пожимает плечами его собеседник. — Уверяю тебя — она всех нас переживет. И еще будет приходить поскорбеть на могилки.
— Мировая у тебя бабка, — ухмыляется Бас.
— Если бы она тебя сейчас слышала…
— … я был бы уже испепелен, — заканчивает фразу Василий. — Я все помню — никакая она не бабуля, а мадам Нинон.
— Именно так.
— Как ты вообще, дружище? Сто лет тебя не видел. Как бизнес?
— А что ему будет? — Серж Бетанкур безмятежен. — Его не один десяток лет выстраивали. Даже такой тип, как я, не в состоянии его развалить так быстро.
— Да ладно вам прибедняться, Сергей Владленович. Помнится, лет пять назад вы занимались как раз тем, что вытаскивали семейное дело из… из того места, где оно оказался благодаря твоему отцу.
— Детали опустим, — скупо усмехнулся блондин. — Вытащил — и ладно.
— Как дела у мсье Вивьена?
— Все так же.
— То есть…
— Рядом с его последней пассией даже я чувствую себя педофилом! — безмятежность на секунду слетела с красивого лица, обнажив уставшего под грузом серьезных проблем человека. Но лишь на миг — и снова вернулась ослепительная маска. — Я у нее водительское удостоверение потребовал предъявить — мало ли. Нет, двадцать лет есть, слава Богу! А выглядит не больше, чем на пятнадцать!
— Нда… — Василий почесал кончик конопатого носа. — Что тут скажешь…
— Да тут все природа и мадам Нинон уже сказали за нас, — Серж не любит рассказывать о своих семейных проблемах — склад характера такой, да и публичность обязывает. Но сейчас что-то словно тянет его за язык — в обществе человека, которого он не видел несколько лет, которому он многим обязан и в порядочности которого не сомневается. — Мать себе вообще завела…
— Собаку?
— Если бы… Сладкого чернокожего мальчика-шоколадку. Марокканец. Пытался тут со мной разговоры о бизнесе вести, о деньгах. Но я быстро ему объяснил, что если он ублажает в постели мою дражайшую матушку, это еще не значит, что я пущу его в совет директоров.
— Сурово тебе приходится…
— А люди завидуют, знаешь ли. Это же так круто — быть Сержем Бетанкуром, совладельцем и председателем совета директоров одной из известнейших косметических компаний страны. Знал бы ты — как меня это все… как это говорят… задрало. Ладно, — ослепительная белозубая улыбка появляется на красивом лице, — что мы все обо мне? Как твои дела? Как прекрасная Мари? Вы завели бэбика?
— Мари — отлично. Бэбику уже почти два года.
— Кто? Мальчик, девочка?
— Сын. Сашка.
— Поздравляю. Знаешь, я, между прочим, до сих пор сердит на тебя. За то, что ты меня тогда послал… когда я к тебе в больницу приезжал.
— Я всех тогда посылал — что теперь? — Литвинский пожимает плечами. — Только Машку не удалось… выставить.
— Раз так — она, наверное, удивительная девушка.
— Удивительная, — кивает Бас. — Чудесная. Самая лучшая.
— Эй-эй! Полегче. Так сладко — слипнется, — смеется Бетанкур.
— Не слипнется — Сашка с помощью трех шоколадок проверял, — ответно смеется Василий. — И вообще — тебе не понять.
— Да где уж мне. А ведь было времечко… Помнишь, как мы тогда в Гренобле…
— Помню! Но если ты когда-нибудь, в присутствии Маши, посмеешь об этом вспомнить…
— Да что я — правил не знаю! — Серж со смехом поднимает ладони в знак понимания. — Ты теперь человек женатый, стало быть — святой отшельник. А чем занят святой человек? Ты, кажется, тренером работаешь?
— Угу, — Литвинский допивает глинтвейн и задумчиво смотрит в сторону барной стойки, раздумывая, стоит ли заказать еще одну порцию. Его собеседник просто оборачивается и подмигивает девушке за стойкой, подняв пустой бокал. Его понимают без слов. Хорошо быть Сержем Бетанкуром.
— А где твои подопечные?
— В шале. Сидят, привязанные к кроватям.
— Шутишь?
— Почти, — ухмыляется Бас. — Это не дети. Это банда. И я себе сегодня устроил вечер свободы. А ты тут что делаешь? Дела? Отдых?
— Второе. Merci, — это уже с мимолетной улыбкой официантке. — Сбежал из Парижа передохнуть и с мыслями собраться.
