Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт
— Здесь не о чём думать, лётчик, — весело похлопал его по плечу Гибсон. — Дело находится в надёжных руках. Насколько я понимаю, вы в скором времени тоже отдадите себя в эти надёжные руки. Откровенно говоря, я очень и очень рад этому.
Ральф молчал. Самое святое в его военной жизни — чувство дружбы — было осквернено. Как протестовать, как доказать свою правоту? Конечно, можно порвать решительно с этими людьми, с этим домом… Но это значит порвать и со всеми надеждами на будущее, на богатство, на независимую, счастливую жизнь. Где же взять силы, чтобы решиться разбить своё счастье? Нет, у Рандольфа Крауфорда нехватит смелости поднять голос протеста. Мучительно думая об этом, он приходит к выводу, что Джен права: пройдёт время, и он не только согласится с нею, но даже похвалит её решительность в борьбе за их общее счастье.
Ральф Крауфорд понял, что сейчас он думает так же, как Джен. Понял это и не ужаснулся.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Таня снова очутилась в концлагере. Исчезновение Джен, встреча с патрулём, короткий приказ сесть в машину и, наконец, километров десять-пятнадцать дороги — всё это произошло так быстро и с такой чёткостью, что явно свидетельствовало об организованной подготовке.
Но Таня не допускала и мысли о какой-то преднамеренности. Ока была убеждена, что явилась жертвой недоразумения, что стоит лишь позвонить в дом Кросби или в советское посольство, и всё немедленно выяснится.
Два американских солдата не отвечали на её вопросы. «Виллис» мчался среди леса по асфальтированной дороге. Не прошло и десяти минут, как машина въехала за колючую проволоку и остановилась возле невысокого, дощатого барака. Выйдя из «виллиса», Таня твёрдо заявила о своём желании немедленно поговорить с кем-либо из офицеров. В сопровождении патрульных она вошла в барак, где помещалась канцелярия недавно созданного здесь концентрационного лагеря № 6.
В канцелярии Таня обратилась к американскому офицеру с просьбой разрешить ей немедленно связаться с советским посольством. Вместо ответа офицер в свою очередь спросил: действительно ли девушку зовут Таня Егорова. Он сделал отметку в блокноте и что-то записал. Очевидно, появление Тани не было для офицера неожиданностью. Он приказал проводить девушку в барак № 7, а на двери прибить вывеску — «Женский барак».
— Но я требую разрешения поговорить с посольством, — настаивала Таня.
— Завтра я запрошу своего начальника, — равнодушно ответил офицер и махнул рукой.
Тане пришлось выйти из канцелярии. Солдаты указали ей дорогу к бараку.
Концлагерь, видимо, только начинал своё существование. Несколько бараков ещё достраивались. Нигде не видно было ни одной женщины, но немецкие лягушечьи униформы попадались на каждом шагу. Пленные немцы работали на строительстве новых бараков.
В бараке № 7 было пусто. Солома, разложенная вдоль стен, ещё не успела сгнить и даже не была смята. Здесь, очевидно, ещё не жили пленные.
Таня сразу же почувствовала знакомую атмосферу и даже невольно оглянулась — не стоит ли в дверях Мари-Клэр. Солдат коротко объяснил распорядок жизни в лагере. Он ничем не отличался от немецкого. «Очевидно, — подумала Таня, — американцы считают немцев в этом деле лучшими учителями и не видят необходимости менять выработанные ими правила».
Присев на солому, Таня задумалась. Она не испытывала ни безнадёжности, ни отчаяния, будучи попрежнему убеждена, что всё происшедшее — лишь неприятное недоразумение, которое очень скоро выяснится.
Вечерело. В бараке зажглась маленькая синяя лампочка, и все предметы как бы расплылись, потеряв очертания. За тонкими дощатыми стенами зазвучала немецкая речь. Происходила обычная лагерная поверка. В этом американцы тоже точно следовали немцам. Прислушиваясь к перекличке, Таня с болью и горечью думала о том, как случилось, что здесь, в Англии, она оказалась в концлагере, и при этом вместе с пленными немцами. Но ответа найти не могла.
Дверь барака открылась, и на пороге остановился дежурный офицер.
— Ну, как устроились? — приветливо спросил он, словно гостеприимный хозяин, проверяющий, хорошо ли будут спать его гости. — Устраивайтесь основательно, нам с вами тут, наверно, довольно долго придётся пробыть.
— Я требую, чтобы мне разрешили связаться с советским посольством, — подходя к офицеру, резко сказала Таня.
— Вот это вряд ли удастся, — откровенно рассмеялся американец. — Мы имеем строгий приказ не разрешать вам никаких связей с внешним миром. Этого требуют интересы военных действий.
— Какое отношение я имею к военным действиям?
— Не знаю. Таков приказ. Доброй ночи.
Офицер хотел было уйти, но задержался у двери.
— Не знаю, говорили ли вам об этом, — сказал он, — но мне не хочется, чтобы вы делали глупости, поэтому я вас предупреждаю: через ограду лагеря пропущен ток высокого напряжения. Одного прикосновения достаточно, чтобы умереть.
— Благодарю за предупреждение, — ответила Таня.
Вслед за офицером Таня вышла из барака. Тёплая звёздная ночь стояла над Англией. На юге, очевидно над Лондоном, темноту время от времени прорезали прожекторы. Тишина стояла над лесами. Затихли и немцы в бараках. Только у самой ограды раздавались мерные, неторопливые шаги часового.
Значит, кто-то знал, что Таня должна попасть в лагерь, если даже отдан приказ, запрещающий ей связываться с советским посольством. Но кто? И что плохого сделала она в Англии? Таня начинала понимать, что положение значительно сложнее, чем ей представлялось, вначале… Но сейчас всё равно ничего нельзя предпринять. Утро вечера мудренее. Завтра она попытается поговорить с офицерами, попробует вызвать высшее начальство и любой ценой добиться связи с советским посольством.
Таня вернулась в барак и привычно, так же, как делала в Дюбуа-Каре, сгребла солому и устроила себе постель. «Очень скоро солома сгниёт, — подумала Таня, — и тогда этот барак уже ничем не будет отличаться от немецких. Хотя нет, разница всё же останется: в немецких лагерях на стенах бараков не было рекламных плакатов напитка «Кока-кола», а здесь они висят». Таня невольно улыбнулась. — американцы окончательно утратили чувство юмора. Как будто пленные имеют возможность пить этот душеспасительный напиток!
Таня легла и накрылась пальто Джен. Только сейчас она почувствовала, как устала. Но заснуть не удавалось. Снова и снова перебирала она в памяти все события этого дня, от появления Маркова до последнего разговора с Джен.
Под мягким осенним пальто было тепло, от него чуть-чуть пахло дорогими духами Джен. Как хорошо, что Джен заставила её взять с собою это пальто…
Да, Джен заставила её взять с собою это пальто…
Но почему сама она не взяла с собою ничего? Неужели она знала, что Тане пальто пригодится? Неужели…
Нет, не может быть, не может быть! Ведь они вместе были в Дюбуа-Каре. Не надо думать об этом. Завтра всё выяснится, и Тане будет стыдно за свои подозрения.
Но страшная догадка не исчезала. Память подсказывала всё новые и новые доказательства, и подозрение перешло в твёрдую уверенность. Ну, конечно, Гибсон боится оставить её на свободе, потому что она знает об этих проклятых заводах в Ригене. Но это значит, что и Джен…
Где же святое чувство дружбы? Неужели оно осталось только у советских людей?..
Лишь перед рассветом Таня забылась зыбким, насторожённым сном.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Неспокойной была эта ночь и для Джен Кросби. Страх не давал ей уснуть.
Казалось: заберут Таню в концлагерь — и всё успокоится, можно будет забыть её, навсегда вычеркнуть из памяти.
Но вот Таня в лагере, а Джен Кросби не может уснуть, спокойствие не приходит. Мысль всё время возвращается к Дюбуа-Каре, к двум рядам колючей проволоки, к току высокого напряжения. Ведь Таня всё это смогла преодолеть. Трижды бежала из немецких концлагерей, а немцы, безусловно, охраняют пленных лучше, чем американцы. Разве Таня не сумеет убежать и от американцев?
Джен вздрогнула при этой мысли. Тишина в доме показалась обманчивой, ненастоящей. Вот кто-то поднимается по ступенькам, подходит к комнате Джен… Может, это Таня уже убежала из лагеря и сейчас вернулась, чтобы отомстить?
Джен затаила дыхание и приподнялась, прислушиваясь. Нет, всё это ей показалось, глубокая тишина стояла в большом доме.
В самом деле, чего она боится? Ведь Таня даже не знает о её роли в этом деле. Как хорошо, что мистер Гибсон всё предвидел. Да и вообще Тане не удастся уйти из американского лагеря.
А впрочем, о чём она думает? Ещё неизвестно, попала ли Таня в лагерь. Ведь Сэм Гибсон не получил никакого подтверждения.
Сердце Джен снова болезненно сжалось. Нет, так дальше продолжаться не может. Завтра же она попросит мистера Гибсона поехать с нею в этот лагерь. Она должна сама всё увидеть. Должна убедиться в том, что лагерь надёжно охраняется, должна предупредить охрану о том, как опасна эта смирная с виду русская девушка Таня. Только тогда она сможет успокоиться.
