Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера
— Зато лизался ты с ней двадцать минут. При мне фактически. На глазах у людей, которые нас знают!
— Слушай, Джил, полегче на поворотах! Предупреждаю: ты меня загоняешь в угол. Мне казалось, что мы отлично притерлись друг к другу и живем, как нам хочется — вместе и поодиночке. А если ты будешь так продолжать, ты загонишь меня в угол. И тогда мне нечего с тобой делать.
Джил нахмурилась и заговорила со старательностью ребенка, усваивавшего новое и трудное задание:
— Если я не буду полегче на поворотах… тебе со мной будет нечего делать. Впредь мне надо быть полегче на поворотах. Понятно.
Джек подошел к Келвину и с преувеличенным радушием сказал:
— Как дела?
— Очень хорошо…
В стену между ними угодила лампа и загремела в раковину, брызнув битым стеклом на плечо Джеку. Он кончиками пальцев смахнул осколки, продолжая спрашивать:
— Что, неужели нашли работу?
Келвин бросил встревоженный взгляд на Джил, еще не распрямившуюся после броска, раскорякой застывшую на каминном коврике, сверкая глазами.
— Не нашел, — сказал он, — но у меня было два собеседования и насчет одиннадцати я договорился.
Джил схватила со стола нож, занесла его над холстом на мольберте и перевела взгляд на Джека, говорившего Келвину:
— Отлично. И вас слушали после того, как вы назвали свое настоящее имя?
— Слушали, только недолго.
Джил наискось распорола холст.
— И никто не вызвал полицию?
Джил бросила нож, схватила метлу и, размахнувшись, повалила мольберт и ширму, опустошила каминную полку и обеденный стол, а потом еще толкнула стол, и тот поехал на колесиках, все круша перед собой. Раскрыв рот, Келвин взирал на этот повальный разгром. Перекрывая грохот, Джек крикнул ему:
— Замечательно, что вы тут прибрались.
Джил налетела на него и заскребла ноготками по лицу, крича истерическим сипом:
— Тварь! Подлая тварь!
Поймав ее запястье, он крутанул ее, заводя руку за спину, и согнул девушку пополам. Свободной рукой он ухватил клок ее густых волос и дернул. Она крякнула. Он дернул сильнее, сказав:
— Не тварь, а творец! — Она издала звук, средний между кряхтеньем и всхлипом, он повторил: — Зови меня: творец! — и сильнее потянул за волосы.
— Творец! — взвизгнула она. Он отпустил ее и, скрестив на груди руки, привалился спиной к сушилке. Джил выпрямилась и, потирая ноющий локоть, обратила к нему спокойное, смертельно бледное лицо. Келвин посмотрел на них обоих и потрясенно вымолвил:
— Вы очень дурно сделали.
— Джил, безусловно, согласится с вами, — сказал Джек.
Джил с презрительной улыбкой сказала:
— Вонючий эксгибиционист.
Он угрюмо кивнул. Выбирая, где можно ступить, она прошла к камину, вытянула из груды перед ним детектив, села на диван, положив ногу на ногу, и принялась читать.
Напереживавшись за три минуты больше, чем за всю предыдущую жизнь, Келвин стоял ни жив ни мертв. Он не сразу даже осознал, что Джек держит его за локоть и с тихой паникой в голосе говорит ему:
— Я с ней не справляюсь, когда она в таком настроении. Поговорите с ней. Взбодрите. У вас получится.
Келвин отсутствующе кивнул.
Джек ушел в свой художественный угол и стал умело и неслышно прибираться. Келвин подошел к дивану и сел рассчитанно подальше от Джил. Она не обратила на него никакого внимания. Он положил между ними три фунта и кашлянул. Она холодно отозвалась:
— Да?
— Это деньги, которые вы вчера заняли у актера.
— У вас их вроде бы не было.
— Денег не было, но были материны безделушки, и сегодня утром я их заложил.
— А-а…
И, помолчав, добавила:
— Зря.
— Мне все равно нужны деньги. Через неделю-другую выкуплю.
— Ладно.
Она перевернула страницу. Келвин кашлянул и сказал:
— Вы не против, что я убрался в комнате?
— Ничуть.
Помолчав и по-прежнему глядя в книгу, она с горечью сказала:
— Я убиралась, пока Джек не дал понять, что ему до лампочки мои старания.
Келвин участливо сказал:
— Верно, без поощрения у кого хочешь руки опустятся. Я вот сегодня работал, надеясь, что вам будет приятно, и раз вам это приятно, я за милую душу буду убираться. Пока я здесь, понятно.
Джил медленно выпустила из рук книгу и повернулась к нему. Позади тихо копошился Джек. Глухим напряженным голосом она сказала:
— Я вам нравлюсь, да?
Келвин кивнул. Она облизнула губы и потянулась к нему лицом. Он с грустной улыбкой помотал головой. Взяв его руку в свои, она шептала:
— Поцелуйте меня! Поцелуйте!
— Нет. Вы хотите сделать ему больно, — он кивнул назад, — но он ничего не почувствует, потому что это ничего не значит, а я хочу, чтоб это кое-что значило. — Джил уронила лицо в ладони и разрыдалась. Келвин обнял ее за плечи и задумчиво, немного нараспев, заговорил: — Я не очень разбираюсь в любви, мне на нее не везло, но, сдается, это противоестественное чувство. Люди, которые только и могут нас утешить, причиняют нам боль. Не такой должна быть любовь. В жизни и без того хватает огорчений. Любовь должна наводить чистоту и порядок, а не запутывать и не ломать ничего, и ведь иногда она так и действует, правда? — Прильнув к нему, Джил громко всхлипывала. Его сердце бешено колотилось, и, прежде чем продолжить мысль, он сделал глубокий вдох. — Для большинства, — сказал он, — любовь кончается браком — свое гнездо, завтрак по-человечески, а не на кухне, современные обои, телевизор… но как-то это не по-ницшеански. «Живи опасно», — говорит Ницше. Когда любовь перестает быть опасной, не сбивает с толку и не требует для себя мужества, она превращается во что-то другое. Нет, вы правы, что любите его, а не меня. — Джил затихла, уткнувшись лицом ему в грудь. Он ласково потрепал ее по плечу и сказал: — Жить с Джеком — это опасное и прекрасное приключение. Завтра-послезавтра хозяйка может выставить вас на улицу. Куда вы денетесь? Вы сами не знаете, но у вас есть друзья, где-нибудь устроитесь. А где вы будете через год, с какой мебелью, в какой одежде? Опять вы ничего не знаете. Это со мной все можно разложить по полочкам. Мое будущее ясно, потому что мою жизнь определяет воля, а не чувства. Сейчас, наверное, из-за рубежа и из провинции много понаехало нашего брата, настырных пасынков, штурмующих командные высоты. А Джек настоящий отщепенец, бандит… аристократ. Меня даже Ницше не спасет от участи буржуа, респектабельного и скучного буржуа. — Джил передернула плечами. Он грустно сказал: — Пожалуйста, не плачьте.
Она с улыбкой села прямо и стала приводить в порядок волосы, говоря при этом:
— Вы в самом деле считаете, что это аристократично и опасно — писать никому не интересные картины, жить на родительские подачки и пособие для безработных, целовать при всех проститутку, а любовнице, которой это не понравилось, выворачивать руку? Вам не кажется, что это скорее ребячество и пошлость? И неужто вы считаете, что явиться в Лондон, не имея ни друзей, ни рекомендаций, в первый же вечер спустить все деньги, а потом пытаться нахрапом получить работу с пятитысячным жалованьем, — что это скучно и респектабельно?
Он серьезно посмотрел на нее и сказал:
— Не надо говорить мне такие вещи. Это прибавляет мне смелости.
— Ее вам и так хватает.
— Только не с вами.
Сзади подошел Джек и, облокотившись на спинку, сказал:
— Ну что, голуби, помирились? У меня предложение. Еще нет двенадцати, вечеринка у Майка только раскрутилась по-хорошему. Давайте вернемся все вместе.
Джил сказала Келвину:
— Пойдемте с нами?
— Нет. У меня завтра пять собеседований, мне нужен полноценный сон.
— Я тоже не пойду, — сказала Джил, — нет настроения.
Джек присел на спинку и, теребя мочку ее уха, мягко заговорил:
— Да брось ты, Джил. Если Келвин заляжет спать, чего хорошего киснуть у камина с книжкой, а если ты к нему приляжешь, он не выспится и по твоей милости упустит завтра шанс получить работу. Ты же сама любишь компанию, а я в этот раз буду умником. Обещаю.
Она повернулась к Келвину и почти просительно сказала:
— Вы точно не пойдете?
— Спасибо, предпочитаю не менять своих решений.
Джек ухмыльнулся и сказал:
— Поставил нас на место. Пошли, Джил, в темпе.
Он поднял ее на ноги. Она посмотрела на него и сказала:
— Ты думаешь, что можешь вертеть мною, как хочешь.
— Ага. Но это потому, что у нас одинаковые вкусы, хотя ты не всегда это признаешь.
— Не зарывайся. Вдруг я сделаю такое, что будет тебе совсем не по вкусу?
Джек ласково ущипнул ее за подбородок и сказал:
— Я не свяжу тебя по рукам и ногам, Джил.
С минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
Келвин трубно высморкался, и Джек сказал:
— Пошли, Келвину пора баиньки.
