Михаил Колесов - Никарагуа. Hora cero
У Сергея были нормальные отношения с большинством своих коллег, кроме, пожалуй, Ивана Нистрюка и Евгения Колтуна. Его всегда раздражал такой тип людей, — этаких «выходцев из народа», а на самом деле шкурников и жлобов. Евгений постоянно пытался создавать какие–то «коалиции», «заговоры» одних против других. А иногда просто вёл себя по–хамски. Виктор Векслер до сих пор никак не реагировал на «сигналы» о неблагополучии в группе.
Поэтому «гроза» разразилась на собрании. Колтуну пришлось в присутствии начальства выслушать много неприятного. Растерявшийся Векслер, которому тоже кое–что было высказано, выступил примирительно: «разберёмся». Ошарашенный Павлов молчал. Он вообще был далёк от жизни преподавателей, встречаясь мельком с ними, когда они приезжали раз в месяц за зарплатой в ГКЭС.
Наконец, гости уехали. Евгений пытался сделать вид, что ничего особенного не произошло, и предложил «отметить» избрание «групорга». Но все отказались и разошлись.
Как–то жизнь у Кольцова шла параллельно. Повседневная жизнь проходила в вялотекущем ритме, а рядом, в двух–трёх сотнях километров от Манагуа шла война. Сергей раньше не мог бы себе представить, что к войне можно относиться, как к повседневному явлению. Но жить в постоянном страхе — нелепо. Либо жить, либо бояться. А к тому же надо работать. Кольцов, глядя на спокойных никарагуанцев, занимавшихся своим обычным делом без суеты и паники, понимал, что каждое поколение этого народа пережило свою войну или государственный переворот, которые бесконечно сменяли друг друга с XIX века. Они, собственно, и не знали, что такое «мирная жизнь». Поэтому относились к войне, как, безусловно, тяжёлому, но неизбежному очередному испытанию. Однако, в противоположность невозмутимости народа, местные и североамериканские СМИ были даже перенасыщены комментариями и прогнозами военных действий в приграничных районах страны.
Конгресс США предоставил президенту Рейгану «чрезвычайные полномочия» для «противостояния коммунистическому вторжению в Центральную Америку». «Команданте герильера» (почётное воинское звание) Дора Мария Тейес сообщила на страницах сандинистской газеты «Barricada» о проникновении в Манагуа банды «контрас» и возможности провокаций и диверсий в столице. А либеральная «La Prensa» опубликовала известие о катастрофе транспортного самолёта с сандинистскими солдатами и гибели команданте (здесь — воинское звание равное «полковнику») Сомариво и трёх «интернационалистов», всего — 19 человек. Газеты сообщают о беспорядках в католических колледжах Масайи. Здесь полиция вынуждена была применить оружие, есть убитые и раненные. По этому поводу на площади города под проливным дождём выступил Томас Борхе: «Мы не боремся против верующих и церкви, мы боремся против контрреволюции, которая вовлекает верующих. Виновники будут наказаны по полному счёту». Все средства информации активно комментируют конфликт между правительством и церковью.
…За это время в жизни Кольцова не произошло ничего существенного. Работа продолжалась как в CNES, так и в университете. Состоялся разговор сначала с Уго Мехийя, а затем и с Владимиром Кордеро (вероятно, с подачи Мехийа), об его «учебной нагрузке». Мехийа считал, что у него слишком много «свободного времени», явно имея в виду его занятость в CNES. С Кордеро разговор был более конструктивный, он был удовлетворён информацией о том, что занятия со студентами и преподавателями проходили у Сергея по «программе». На самом деле, если со студентами у него не было проблем, — ребята были подобраны толковые и относились к занятиям ответственно, — то с преподавателями наладить «общий язык» пока не удавалось. Иногда кое–кто пропускал занятия, никто к ним не готовился. Так что приходилось начинать с уже пройдённой темы. Это очень замедляло продвижение. Кольцов нервничал, хотя и понимал, что этому есть как объективные, так и субъективные причины. Во–первых, преподаватели имели самую разную подготовку и никто из них, за исключением Франсиско — Серхио, не имел какого–либо педагогического стажа, который им заменяли политические амбиции. Во–вторых, Уго Мехийа, — революционер, похоже, троцкистского толка, — не был заинтересован в «марксистской» подготовке своих подопечных. Но после встречи Кольцова с вице–ректором, Мехийа сам зашёл в «кабинет» Кольцова с целью «посоветоваться». Наконец–то, впервые они поговорили о «делах». Но Сергей не обольщался. Он чувствовал, что Мехийа сделал это вынужденно и был готов к любой провокации с его стороны..
В субботу Кольцов, оставшись один дома, — все уехали за покупками в город, — познакомился, наконец, со своей «соседкой». Большая ярко–зелёного цвета змея забралась через полуоткрытые стеклянные двери с дворовой лужайки в холл, где Сергей смотрел телевизор. Схватив «мачете», он попытался расправиться с незваной гостьей, но, ловко уклоняясь от ударов большого ножа, змея ускользнула на своё место, под бетонную плиту у двери комнаты.
Вечером почти всех мужчин посёлка «Планетария» вывезли в посольство, где они приняли участие в «профсоюзном» собрании советской колонии. Заграницей деятельность иностранных партийных организаций запрещена, поэтому здесь они назывались «профсоюзами», а партсекретари — «профоргами». Впервые Кольцов увидел почти всех «специалистов». Собралось человек пятьдесят. Держались группами, отстранённо друг от друга. Посольских он уже знал почти всех, если не по имени, то в лицо. Речь перед собравшимися держал посол Герман Евлампиевич Шляпников, которого Сергей раньше видел только мельком.
Ему очень хотелось подойти к послу и спросить: не родственник ли он его бывшего «шефа» от ЦК комсомола на Кубе. Но субординация не позволяла. Вообще, к удивлению Кольцова, который в Советском Союзе, (да, и на Кубе), свободно общался с достаточно высокими партийными и государственными чинами, привыкнув к этому ещё с комсомольской работы, здесь иерархия среди работников посольства и миссий соблюдалась строго. Очевидно — это было следствием московской «школы». Вообще, как он заметил, «москвичи», составлявшие здесь некую касту, вели себя по отношению к провинциальным соотечественникам, как «белые» по отношению к «аборигенам» в колониях: внешне церемонно, но с нескрываемым взглядом превосходства и пренебрежения.
Советский посол говорил о важности «информационно–пропагандистской работы» в преддверии 50‑й годовщины Советского Союза, особо подчеркнув: «мы не используем наш золотой фонд». Кольцов понял, что он имел в виду преподавателей, но не мог даже догадываться, насколько это вскоре коснётся его. Среди других выступил Векслер, который, конечно, заверил руководство, что советские специалисты, направленные коммунистической партией и советским правительством в революционную страну для выполнения их «интернационального долга», выполнят возложенные на них задачи. Сергей улыбнулся, представив, как Виктор завтра начнёт выполнять эти «задачи»…
На обратном пути в автобусе произошла очередная стычка, из–за того, что не могли договориться в какой кинотеатр ехать. В результате — вернулись в «Планетарий».
На следующий день все поднялись в 4‑е и ждали до 6-ти утра, когда пришёл большой жёлтый автобус (на нём здесь возят детей в школу). В него набились кубинцы, немцы, мексиканцы, — весь «интернационал» университета. Выехали из Манагуа и направились на юг. В 9‑ть часов были в Гранаде, городе в 100 км. от столицы. Типичный латиноамериканский городок, бывшая в XIX в. столица страны. Одноэтажные дома «колониальной» архитектуры, кафедральный собор на центральной площади. После короткой прогулки по улицам города, подошли к пристани на берегу большого озера по названию «Манагуа». Здесь загрузились в ветхие плоскодонные моторные барки с навесами и отправились в путешествие по озеру. По обе стороны проплывали небольшие покрытые густым лесом острова. У кромки берега на некоторых из них ютились полуразвалившиеся дома под пальмовыми крышами. Очевидно, в них жили рыбаки, потому что рядом были приткнуты небольшие лодчонки. Недалеко от берега попадались полузатопленные большие рыболовные суда. Неожиданно все увидели голый остов большого корабля. Можно было предположить, что корабль затонул в непогоду, как минимум, полвека тому назад. Иногда барки проходили очень близко от берега и тогда наклонённые кроны деревьев касались навеса.
Наконец, они пристали к одному из островов, который казался более цивилизованным. И, действительно, от берега вверх вела старая деревянная лестница с перилами, по которой все поднялись на большую поляну–площадку, центральная часть которой была накрыта пальмовым навесом с вывеской «Таверна», очень напоминая пиратское пристанище из «Острова сокровищ». Здесь по кругу были врыты в землю деревянные скамьи и столы. Посредине — яма для костра (здесь принято разводить костры только в ямах для предотвращения пожара). Кое–где даже были расставлены плетёные кресла–качалки, одно из которых Кольцов сразу же оккупировал. Кроме прибывших, никого на острове не было. Вероятно, здесь в давние времена отдыхали небедные гранадцы.
