Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии
Феликс взял бокал, отхлебнул вина и, обратив внимание на его кровавый цвет, вдруг вспомнил: ведь в подобных случаях, при ударе, пускают кровь. Он высказал свое мнение Василиаду, и тот, немного смущенный, признался:
— Да, действительно, мы могли бы пустить ему кровь, но у меня нет с собой ланцета. — Если хотите, можно послать за ним служанку.
— К чему эта кровь, — с отвращением сказал Стэникэ.— И именно сейчас, когда мы сидим за столом! Пустяки, с этим можно и подождать. Ведь ему положили лед на голову. Крови у него и без того мало, а вы еще хотите выпустить! Это же больно, оставьте человека в покое. Слышите, дядя Костаке? Желаете, чтобы вам пустили кровь и стало больно?
— Да-а-а! — ясно и жалобно ответил старик.
— Ну, это вы бросьте, — воспротивился Стэникэ,— мы лучше знаем, что вам нужно. Потом, потом.
Стэникэ тут же выразил недовольство закуской:
— Господа, к такому вину сухомятка не подходит. Я бы съел чего-нибудь остренького, особенного. Что скажете, дорогая теща, пахло у вас сегодня капустой?
— Как же, я готовила сармале [31].
— Браво, ура, пусть несут! — как безумный, закричал Стэникэ, но, вспомнив о больном, понизил голос: — Как вы думаете, ему мешает шум?
Доктор пожал плечами. Аурика достала из буфета тарелки и приборы и спокойно стала накрывать на стол, словно готовилось пиршество. Аглае объяснила Марине, где у нее дома стоят кушанья. Феликс при виде этой сцены почувствовал отвращение и пошел было наверх чтобы разыскать Отилию, но по дороге раздумал, вышел из дому и направился на улицу Святых Апостолов в кондитерскую. Он решил купить для Отилии шоколаду.
Сотрапезники, стуча вилками, с аппетитом принялись за еду. Комната наполнилась запахом кислой капусты, шумом разговоров, всякими пересудами, которые, по-видимому, беспокоили больного, так как он старался отодвинуться подальше к стене.
— А разве дяде Костаке мы ничего не дадим поесть? — жуя, спросила Аурика.
— Сейчас ничего, наоборот, нужно бы... — доктор не закончил фразы.
— Слишком много есть вредно, — заявил Стэникэ. — Конечно, в определенном возрасте. Мне остается еще десять лет нормальной жизни, а там прощай еда, прощайте женщины! Полное воздержание. Но ведь и монахи живут!
— Домнул доктор, — спросила Аглае, — все лето я впрыскивала йод. Как вы посоветуете, продолжать мне зимой?
— Не советую, зимой йод может вызвать осложнения, возможна интоксикация.
Удовлетворенная Аглае снова уткнулась в свою тарелку. Больной, раздраженный шумом и запахом пищи, застонал. Аглае повернулась к нему и проговорила с набитым ртом:
— Что с тобой, Костаке? Что-нибудь болит? Аурика, поди поправь ему пузырь на голове.
Аурика подошла к старику, он пристально взглянул на нее враждебными и почти ясными глазами, но ничего не сказал. Здоровой рукой он пошарил под подушкой, удостоверился, что ключи на месте, и переложил их поближе к себе. Потом тихо спросил:
— Где Фе-Феликс? Фе-Феликс?
— Не знаю, дядя Костаке. Ушел куда-то.
— Оставь ты Феликса, — вмешалась Аглае, — зачем он тебе? Ты болен, лежи себе спокойно, а то лед упадет с головы.
В это время Феликс почти бежал к дому с плиткой шоколада, раздумывая по дороге, что же предпринять. Состояние старика казалось тяжелым, обстановка в доме внушала тревогу. Через несколько недель он станет совершеннолетним, размышлял Феликс, до того времени он мог бы и потерпеть. Но Аглае ненавидит Отилию, и если старик умрет, она может выгнать ее из дому. Завещал ей что-нибудь старик или даже и завещания никакого не оставит? Если Костаке и сделал завещание, то Стэникэ и вся эта свора могут найти его и украсть. У него, Феликса, есть в кармане кое-какие деньги, и если уж дело на то пойдет, он обратится в суд и узнает, что это за неведомый семейный совет опекает его, а потом предоставит себя в распоряжение Отилии. Но как заставить девушку принять от него помощь, не обидев ее?
Феликс нашел Отилию в ее комнате, она сидела на софе, поджав под себя ноги, и нервно покусывала носовой платок. Разорвав обертку шоколада, он отломил кусочек от плитки и протянул девушке. Она молча взяла его и начала грызть. Слезы текли по ее лицу. Не зная, как начать разговор, Феликс спросил:
— Отилия, о чем ты сейчас думаешь, почему ты плачешь и ничего не хочешь мне сказать?
— Папа умирает!
— Может быть, он и не умрет. Я убежден, что непосредственная опасность ему не угрожает.
— Все, кто там собрался, вовсе не заинтересованы спасать его, никакой помощи они ему не окажут.
— Должен признаться, что и у меня такое же впечатление. К сожалению, я еще новичок в медицине и не могу набраться смелости проявить инициативу. Все мои познания лишь теоретические. Но мы можем вызвать хорошего специалиста.
— Они не позволят ему прийти.
— Возможно. Я бы пригласил Вейсмана. Он скорее самоучка и эмпирик, потому что учится всего лишь на первом курсе, но практика у него как у настоящего доктора. Не вызывая подозрений Стэникэ, он посмотрит дядю Костаке, а потом мы проконсультируемся у врача.
Отилия кивнула головой в знак согласия, хотя и не очень верила в успех.
Отилия, — заговорил Феликс, — ты не веришь в мои силы. Ты сказала, что любишь и выйдешь за меня замуж, когда уверишься, что это не повредит моему будущему. Может быть, сейчас не время говорить об этом, но как мне доказать свою преданность, не обижая тебя? Я бы хотел быть твоим женихом, но если ты не желаешь — хотя бы братом. Случайно я узнал, что мой годовой доход — десять тысяч лей. Я бы мог жить, даже не работая, если бы не мое честолюбие. Моему будущему ты не повредишь ни в коем случае, потому что, если ты будешь со мной рядом, я стану трудиться еще упорней. Я хочу, чтобы ты верила мне, чтобы ты не чувствовала себя такой одинокой.
— Я верю тебе,— проговорила Отилия, — но мне жалко папу. Ведь я с детских лет жила с ним в этом доме, и меня пугает мысль, что все может кончиться катастрофой.
— У меня тоже никого нет. Поэтому я и хочу, чтобы мы с тобой были вместе.
— Феликс, — сказала Отилия, вновь возвращаясь к своей решительной манере, — я хорошо отношусь к тебе и хотела бы, чтобы все твои желания сбылись. Сейчас я не в силах сказать тебе еще что-нибудь. У тебя добрая душа, ты хочешь защитить меня, но ведь и ты нуждаешься в защитнике. Дела твои могут оказаться запутанными, бедный папа — человек сложный, скрытный. Ведь еще неизвестно, с какими трудностями ты можешь столкнуться.
— Должен признаться, — заговорил Феликс, — я видел у дяди Костаке кое-какие счета, из которых следует, что я трачу около тысячи лей в месяц и строю дом из кирпича, сложенного во дворе.
— Дорогой Феликс, я искренне стыжусь всего этого. Я предупреждала, что папа странный человек, у него много недостатков. Из-за этого я тоже немало выстрадала, и поэтому, как ты сам видишь, у меня столько всяких капризов. Но папу я люблю. Меня он тоже любит по-своему, как любит он и тебя. Папа присвоил мамино имущество, пользуется и твоим, но по-своему любит нас. Тетя Аглае не брала у меня ничего, но она ненавидит меня. Тебе тоже нужен защитник. Стэникэ хитрый, он во все сует нос. А чтобы защитить твои интересы, именно твои, нужен человек с большим весом, со связями. Ты только не сердись, клянусь, что это для твоего же блага, не пытайся все истолковать превратно. Сходи незаметно к Паскалополу и скажи ему, чтобы он пришел сюда как будто случайно, прошу тебя.
— Хорошо, я пойду! — решительно ответил Феликс.
Отилия поцеловала его. Феликс взял шляпу, осторожно спустился по лестнице и вышел на улицу через пустынный двор Аглае. По дороге он вынужден был признаться себе, что Отилия права. Только через Паскалопола можно было помочь дяде Костаке. Его желание взять девушку под защиту было наивным и в то же время тираническим, потому что сковывало ее цепью обязанностей.
Паскалопола он встретил на лестнице как раз в тот момент, когда тот собирался уходить. Известие поразило помещика, и он пригласил Феликса в дом.
— Ему плохо? Он в сознании? Говорит?
— Он в сознании и немного говорит. Мне показалось, что он всех боится.
— Бедный Костаке! — сказал Паскалопол, прохаживаясь взад-вперед по комнате. — Нужно пригласить врача, но сделать это так, чтобы Аглае не почувствовала нашего активного вмешательства. Домнул Феликс, вы умный молодой человек, вы на пороге совершеннолетия. Я знаю, что вы любите Отилию, и я вам искренне поведал о своих чувствах к ней. Я прошу вас, разрешите мне вам помочь. Вы сами, если бедный Костаке вскоре скончается, будете нуждаться в поддержке. Я приглашу своего адвоката, ведь мне известно ваше положение. Возможно, Костаке немного злоупотребил вашими доходами, но что касается того, как он распоряжался капиталом, то, смею вас уверить, он строго соблюдал ваши интересы. Костаке немного скуповат, но в душе он порядочный человек. Я очень тревожусь за Отилию. Вы знаете ее: она девушка гордая, независимая. Она принимала от меня кое-какие услуги как от старого друга дома, но мне было бы тяжело обидеть ее, предлагая их теперь. Могу ли я, пожилой человек, намекать, что готов на ней жениться? Теперь, когда Отилия может оказаться одна, в горе, это было бы тягостным принуждением. Вы, как человек молодой, находитесь совсем в иной ситуации...