Игорь Бунич - Беспредел
Следующая глава называлась "Вторая попытка заключить мир". Сменивший на престола Николая его старшин сын Александр предпринял решительную попытку добиться мира и гражданского согласия в стране. Отмена крепостного права, военная реформа, гласное судопроизводство, рождение русской адвокатуры, смелые проекты конституционных преобразований, попытка примирения даже с евреями, отмена рекрутских наборов и телесных наказаний — это лишь малая толика того, что успел сделать этот монарх, оставаясь при всем том обычным русским царем, для которого не писаны никакие законы. "Слабый царь", — быстро поняла благодарная Россия и начала охоту на своего самодержца, как на бешеного волка, подогреваемая интеллигенцией, получившей свободу книгопечатания, феодальной реакцией, в ужасе не видящей для себя места в новой России, и разросшимся царским семейством, напуганным не меньше других и раздраженным вечными матримониальными похождениями своего главы. Семь покушений пережил Александр II, но восьмое все-таки добило его как раз в тот момент, когда на его столе уже лежал проект, по сути дела превращающий Россию в Конституционную монархию. Деятельности Александра мешали, как могли. Новое Польское восстание, вспыхнувшее в разгар реформ, чуть не задушило их в зародыше, экспансия в Средней Азии и на Кавказе, русские войска, остановленные всего в восьми милях от Константинополя, передельные бунты и первые стачки — всего бывало в это интереснейшее время, но мира не последовало, а восемь покушений на царя говорили сами за себя.
Бомба террористов, разорвавшая все мечты о мире и согласии в стране, повлекла за собой, что вполне естественно, новую волну правительственного террора. Началось угрюмо-полицейское и не очень умное (чтобы не сказать глупое) царствование Александра III, заложившее смертоносные мины под будущее страны. Если идеалом Николая I был Петр, то идеалом Александра III был сам Николай. Но, увы, управлять Россией николаевскими методами было уже невозможно, но желание было столь велико, что была сделана попытка отбросить Россию на пол столетия назад. Посыпались законы о печати, с цензуре, о полиции. Были введены новые законы "Об оскорблении Величества", как будто списанные с брежневской 70-ой и 64-ой статей УК РСФСР. Оскорблением Величества признавалось не только оскорбление непосредственное, но и заочное, т.е. направленное на портреты, статуи и вообще на всякие изображения Государя Императора и Членов Императорского дома. Любые замыслы на жизнь и здоровье царя, независимо даже от степени личного участия в этих замыслах, карались смертной казнью. Далее в законе говорилось: "Составление и распространение письменных, печатных и иных сочинений или изображений с целью возбудить неуважение к верховной власти, или же к личным качествам Государя или к управлению Его государством карается каторгой на срок от 10 до 12 лет". За простое хранение подобных сочинений полагалось длительное тюремное заключение. Произнесение же "дерзких и оскорбительных слов в адрес верховной власти" каралось каторжными работами на срок от 6 до 8 лет. В отличие от Николая I, который свободно прогуливался по улицам столицы, его подражатель решил не рисковать. Убийцы Александра II пообещали ему ту же участь в специально отпечатанных листовках, потребовав освобождения террористов, бросивших бомбу к ногам его отца. Террористов публично повесили, но новый царь предпочел укрыться от неожиданностей в Гатчинском дворце, охраняемом по всем правилам осажденной крепости. Правительство явно теряло инициативу в войне. Царя быстро прозвали "гатчинский узник”, поскольку "возлюбленный и обожаемый монарх” не смел носа высунуть за пределы той крепости, в которой он заперся от "обожавшего” его народа, будучи уже не в силах запустить в России настоящий петровско-николаевский террор. Редкие выезды царя в столицу или в Крым происходили с принятием таких мер безопасности, к каким не прибегал и гауляйтер Кох в 1942-м году на оккупированной территории. Задолго до проезда "гатчинского узника" по всему пути на тысячи верст расставлялись солдаты с заряженными боевыми патронами винтовками. Солдаты эти должны были стоять спиной к железнодорожному пути, направив винтовки на страну. Железнодорожные стрелки наглухо забивались. Пассажирские и товарные поезда загонялись в тупики. Кому-либо выходить из вагонов запрещалось под страхом немедленного ареста. Вокзалы и станционные помещения запирались и опечатывались, все управление пути переходило в руки службы безопасности. При этом никто не знал, в каком поезде следует царь, "царского поезда" вообще не было, а было несколько поездов "чрезвычайной важности”. Все они были замаскированы под"царский” и никто не знал, какой настоящий.
Из осажденной крепости, видимо, было трудно понять обстановку в стране и мире. Еще труднее это было сделать с пустой казной и полузадушенным в колыбели общественным мнением. Россия снова топталась в глухом полицейском тупике. Наступила почти такая же кладбищенская тишина, как при Николае I. Тысячелетняя эпоха полицейского застоя. Создавалось впечатление, что за 1000 лет ничего не изменилось в этой стране. "Российское время медленно, неверно и томительно; оно спотыкается над огромной империей, завязая в ее просторах, как пьяный в непобедимой грязи сельской улицы. И никто не знает, куда его гонят — тысячелетнее бородатое российское время. Оно бредет из мглы веков, проламывая бердышами головы татар и поляков, подминая соседние ханства и царства, приобретая, завоевывая, порабощая, отягощаясь собственной добычей, — бредет российское время от войны к войне, и войны торчат верстовыми столбами, меряя страшный путь Руси, России, Империи Российской. Войны и восстания дымятся кровью и пожарами по все стране, первой в мире по пространству. Размеренный шаг русской армии с равной тяжестью ступает в лужи иностранной и лужи русской крови. Трехгранные штыки с одинаковой силой втыкаются в немецкие, турецкие и мужицкие кишки. Барабаны бьют одинаково ровную дробь перед играющими белыми ногами императорского коня и перед вздрагивающими ногами только что повешенных бунтовщиков".
Но беспощадное время уже отсчитывает последние годы ослепленной Петром Российской Империи. Более динамичные и свирепые силы давно уже проанализировали все простые закономерности русской жизни и готовятся к нанесению смертельного удара. Правительство еще не понимает, что потеряло инициативу в тысячелетней войне. Оно не в силах уже развязать настоящий террор даже после откровенного цареубийства. Это все принимается к сведенью, а постоянные ошибки находящегося в осаде правительства только ускоряют роковую развязку.
Заключительная глава первой части рукописи называлась "Последняя попытка заключить мир". В самом конце XIX века Россия получила уникальный шанс сойти со своего многовекового кровавого пути и, наконец, добиться мира, согласия и процветания. Этот шанс страна получила в лице нового императора — последнего русского царя Николая Александровича Романова — Николая II, вступившего на престол после неожиданной смерти своего отца в 1894-м году. Новый император был совершенно уникальным явлением в русской истории. Даже примерного аналога ему невозможно найти, перечисляя всех князей киевских, царей московских или, тем более, императоров всероссийских. Совершенно неожиданно на русском троне появился тот самый русский интеллигент, которого и в природе-то еще не было, которого робко моделировали с помощью художественного вымысла Толстой и Достоевский, Чехов и Куприн, Ключевский и Соловьев, Розанов и Флоренский. Появление подобного человека на окровавленном русском престоле было полной неожиданностью для современников. Они не успели его оценить по достоинству. Они не смогут правильно оценить его и много позже, тысячами погибая в большевистских застенках и зонах, живя в эмиграции или в коммунальной совдепии. Ни один из русских, да пожалуй, не только русских, государственных деятелей не был так оболган и закрыт бетонными глыбами ссохшейся грязи, как последний русский император. Даже пробившись с помощью отбойных молотков и взрывов через чудовищную ложь об этом человеке, выходишь просто на ложь, а затем вязнешь в бытовой клевете я диких сплетнях. Компания лжи началась еще при его жизни и царствовании — сначала робко: не вырвут ли язык, не посадят ли по 246-ой статье на 12 лет, а поскольку ничего не случалось, то компания набирала силу, выходя за рамки простого человеческого приличия. А ведь речь шла о самодержце! В годы коммунистического режима, т.е. за последние 70 лет, на память итого человека обрушилась просто вакханалия грязи и клеветы. Ни один русский царь не вызывал у новых правителей столько ненависти, как Николай II, что уже само по себе было весьма подозрительно. Анализируя природу этой ненависти, легко можно прийти к выводу, что она основана на желании во что бы то ни стало скрыть самый главный факт биографии последнего царя — этот человек нашел метод вывести Россию из того страшного состояния, в котором она пребывала в течение тысячелетия. Более того, он бы и вывел ее, если бы не сработали страшные мины, заложенные под страну его отцом.
