Анри Труайя - Крушение
— Пойдешь купаться?
Кароль встала. Филипп посмотрел на нее снизу вверх, не двигаясь, и нашел, что ее ноги, пожалуй, немного слишком худы. Прежде он не замечал этого недостатка. Даже когда она стояла, между бедрами оставался зазор. Теперь Филипп видел только его, эту смешную дыру, слабое место тела, которое он всегда считал совершенным. «Да что мне до этого?» — сказал он себе. Кароль легко побежала к воде. Мужчины провожали ее глазами. Филипп позавидовал их аппетиту и встал.
Соприкосновение с холодной водой было неприятным; он проплыл несколько метров брассом, вернулся на берег и растянулся на матрасе — мокрый, со следами соли на коже. Капельки воды блестели на его волосатых ногах. С неба обрушивалась адская жара, так что секунду спустя он уже обсох. Кароль все еще плавала — крошечная фигурка качалась на ласковых волнах. А что, если она не вернется?.. Но вот Кароль доплыла до небольшого плотика на четырех красных бочонках, влезла на него и улеглась, подставив лицо солнцу. Мимо пронеслась моторная лодка с воднолыжником. Интересно, это тот же, что недавно отправился на прогулку с пирса?
«Надо обязательно позвонить в Париж!» — подумал вдруг Филипп. У него не было никаких причин делать это — они с Блондо условились, что тот свяжется с шефом при первом же затруднении, — но внезапно Филипп осознал, что никому больше не доверяет. Ему необходимо было убедить себя, что хотя бы там без него не смогут обойтись…
Воспользовавшись отсутствием Кароль, Филипп отправился в бар на пляже и попросил вызвать для него Париж. В дощатой телефонной кабине пахло корабельным лаком и маслом для загара. Стоя в плавках в тесной будке, Филипп представил себе собеседника — в ботинках, костюме и галстуке — и на мгновение ему стало смешно.
— Все идет хорошо, — заверил его Блондо. — Я составил проект компромиссного соглашения, следуя вашим указаниям. Послезавтра они придут, чтобы все подписать…
— Почему так быстро?
— Господин Мейсак в начале следующего месяца уезжает в Соединенные Штаты. Он попросил меня ускорить дело…
Филипп прищелкнул языком от досады. Дело было из числа архисложных, и он не мог допустить, чтобы документы были подписаны в его отсутствие. Этот столь кстати обнаружившийся факт подарил ему прилив энергии. Обманывая самого себя, он делал вид, что раздражен помехой, но в душе бурлила радость. В щель между досками проникал солнечный луч. Рядом с кабиной звучали восклицания и смех игроков в пинг-понг.
— Слушайте, Блондо, — наконец сказал он. — Это слишком важно… Я приеду… Да, да… Прыгну в самолет… Предпочитаю…
Филипп вышел из кабины, чувствуя облегчение и удовлетворение, он дышал полной грудью, как человек, получивший отпущение грехов. Кароль уже вернулась с плота и лежала на своем матрасе. Сняв темные очки, она посмотрела на Филиппа и спросила:
— Где ты был?
С озабоченным видом он стал объяснять, что вынужден завтра лететь в Париж:
— Я пробуду там два-три дня, не больше, только доведу дело до конца. Досадно, но что ты хочешь? Дело есть дело…
Она не стала возражать, снова надела очки и молча упала в объятия солнца.
XXVI
От директора «Топ-Копи» Франсуаза вышла в глубокой задумчивости. На что решиться — работать полный день в бюро, как предлагает ей этот человек, или же удовлетвориться меньшим, работая дома, но не подчиняясь жесткому распорядку дня? Второй вариант нравился ей намного больше, но трезвый голос рассудка подсказывал, что принять следует первый. Она должна была дать ответ до конца недели. Нужно обсудить проблему сегодня вечером, за ужином.
За тот месяц, что она прожила на рю Сен-Дидье, Франсуаза полюбила эти беседы. Каждый из них рассказывал остальным о своих делах и проблемах. Вначале Франсуазу смущало присутствие Алисии, которая переехала к Николя, когда еще он жил один. Теперь ее невозможно было выставить. Впрочем, она была милой, услужливой, сдержанной и вносила свой пай в общую казну. Даниэль, получивший временную работу на коммутаторе в крупном агентстве недвижимости, зарабатывал 550 франков в месяц. Николя за свои фотороманы получал деньги нерегулярно, зато помногу, и с нетерпением ждал возможности, когда наконец на телевидении запустят «большой проект» — настоящий сериал. А небольшая ежемесячная субсидия, которую Филипп пообещал своим детям, могла бы окончательно сформировать бюджет их сообщества. Франсуаза отвечала за финансы, Даниэла занималась покупками и готовила на всех. Время от времени супруги Совло навещали дочь и зятя и всегда приносили в подарок какие-нибудь продукты.
Филипп так ни разу и не появился на рю Сен-Дидье после их переезда, а Даниэль и Франсуаза не показывались на рю Бонапарт. Перед отъездом в Тук Мадлен пыталась внушить племянникам, что они должны видеться с отцом. Они пообещали — без всякого, впрочем, энтузиазма, но когда Франсуаза неделю назад позвонила на рю Бонапарт, Аньес сообщила, что месье и мадам уже пять дней как в Канне. Франсуаза почувствовала одновременно облегчение и печаль. Теперь, после возвращения мачехи, ей все меньше хотелось общаться с отцом. Ее семьей были Даниэль, Дани, Николя и даже в каком-то смысле Алисия!
Из-за шума метро закладывало уши. Перед глазами плясала световая реклама аперитива. Сидя в полупустом вагоне, Франсуаза думала о необъяснимом отношении к ним отца и, не находя ему никаких извинений, ощущала душевную боль. Горевал ли он о гибели сына? Ну да, конечно — в первые дни после несчастья. Но эгоизм очень быстро взял верх над остальными чувствами. Отец был слишком жесток с Жан-Марком при его жизни — и не изменил своего отношения к нему и после его смерти, причем страшнее всего было равнодушие. Остальные дети тоже мало интересовали Филиппа. Воссоединение с Кароль принесло ему вторую молодость, он желал избавиться от любых помех своему счастью, отказывался быть отцом. Да и был ли он им когда-нибудь?! С досадой и отвращением Франсуаза представляла себе триумф Кароль, вернувшейся к своему мужу и к своей мебели. Наверное, Филипп стал теперь еще покорнее, чем прежде. «А разве я сама вела себя с Александром по-другому? — внезапно подумала Франсуаза. — Наверное, у нас это семейная черта…» На ее счастье, она очнулась от злых чар, а вот отец, судя по всему, упивается своим унизительным положением.
Александр теперь стал для Франсуазы едва различимым прошлым. Где он сейчас? В Париже? Вернулся в СССР? Да какое ей дело! Александр больше не угрожал ей, он ничего для нее не значил, но ностальгические воспоминания об этом человеке были ей необходимы в скучной повседневной жизни. Они свидетельствовали о том, что и у нее, как у других, были и страсть, и разочарование, так что ей нечего больше требовать от жизни и не на что надеяться, а если удел каждого человеческого существа заключается в поисках счастья, то ей следует искать свое не в любви. Достаточно оглянуться вокруг, чтобы убедиться: у большинства женщин — та же судьба.
В этом шумном, блестящем, мчащемся сквозь ночь вагоне подземки на всех лицах лежала печать усталости. И это влюбленные женщины? Нет, конечно, они — домохозяйки, матери семейств. Если бы кто-нибудь вскрыл их черепные коробки, там обнаружились бы только стопки половых тряпок и продуктовые кошелки. Даже самые молодые выглядят упрямыми, расчетливыми, приземленными. Интересно, многие ли, желая утешиться, читают «Нежный взгляд»? Да, если Николя хочет добиться успеха, он должен прекратить позировать для фотороманов! Она ему сто раз об этом говорила! Это пустая трата времени и сил! Ну что за осел! Франсуаза отвернулась от соседки — женщина вязала, с пустым взглядом и приоткрытым ртом, — и увидела свое отражение в стекле. Она была уродливой. Она была черной. В ее жизни не было мужчины. По лицу в стекле пробежали отблески света. В нем отражались плакаты и афиши. Станция «Виктор Гюго». Франсуаза вышла из метро быстрым шагом, так контрастировавшим с тяжестью мучивших ее мыслей.
Даниэла купала малышку Кристину, Алисия присутствовала при этом, с умилением наблюдая за торжественной процедурой.
— Лично я, — заявила она, — завела бы ребенка от стоящего мужика, но при одном условии — чтобы не надо было выходить за него замуж!
Франсуаза бросила на нее встревоженный взгляд. Алисия прыснула.
— Не бери в голову! Я не о Николя!
— А о ком же?
— Да ни о ком… Это просто мысли вслух!.. А ты разве не хотела бы, чтобы у тебя был малыш, но не было мужа?
— О нет!
— А я уж тем более! — поддержала Франсуазу Даниэла.
— Какие же вы обе смешные! — воскликнула Алисия. — Ребенок без мужа — вот секрет семейного счастья!
— Для матери — возможно, — отвечала Франсуаза. — Но для ребенка?.. Не знаю… Ребенку нужен кто-то сильный рядом — для защиты, опоры… Разве не так?
Она снова вернулась мыслями к отчужденности отца, к разъединению семьи, и сердце ее сжалось от огорчения. Неужели Алисия права? «Если бы у меня был ребенок от Александра…»
