Игорь Бунич - Беспредел
После смерти Петра, при его преемниках, созданный вулканической энергией безумного царя Балтийский флот сгнил за ненадобностью, так и не пробившись из Балтийского моря в Северное к ганзейским портам и к Голландии.
Флот сгнил, а террор остался. Прежде всего, в лучших традициях, расправились с любимцами и фаворитами покойного царя. Шеф Тайной канцелярии, правая рука Петра, — граф Петр Толстой, чье имя произносили не иначе, как срывающимся от ужаса шепотком, был арестован. Восмидесятидвухлетний возраст не спас его от наказания кнутом и ссылки в страшную подземную тюрьму Соловецкого монастыря. Полицмейстер Петербурга Девьер также бит кнутом и выслан в Сибирь. И, наконец, сам генералиссимус Русской армии, долголетний сотрудник Петра и некоронованный властелин страны светлейший князь Меньшиков вместе со всей семьей высылается в далекий сибирский городок Борисов, где и коротает остаток жизни.
Разгром петровского аппарата касался только людей, а не системы. Жалкие преемники первого Всероссийского Императора отлично сознавали, что ничего лучшего для безнаказанной возможности высасывать соки из огромной страны они не в состоянии придумать. Уцелела, естественно, и Тайная канцелярия, которую на три последующих царствования возглавил заместитель арестованного графа Толстого — генерал Андрей Ушаков, которому еще предстояло дослужиться до графского достоинства.
Террор и внешние войны — простая методика Петра — по мере сил осуществлялась его преемниками.
Царствование императрицы Анны Иоановны почему-то вошло в историю нашей страны как период особо страшного террора, как будто до и после царили мир и благодать. "Даже издали, на расстоянии полутора веков, — пишет историк, — страшно представить это ужасное, мрачное, тяжелое время с его допросами, очными ставками, с железами и пытками. Человек не сделал никакого преступления, вдруг его схватывают, заковывают в кандалы и везут неизвестно куда. За что? Когда-то, года два назад, он разговаривал с каким-то подозрительным человеком. О чем они разговаривали, — вот из-за чего вся тревога, страхи, пытки. Без малейшей натяжки можно сказать, что ложась спать вечером, нельзя было поручиться, что не будешь к утру в цепях и не попадешь в крепость, хотя бы не знал за собой никакой вины". Огромно было количество жертв террора в царствование Анны Иоановны. Арестовали, зверски пытали и мучительно казнили большую часть князей Долгоруких. Сенатору Мусину-Пушкину вырезали язык и сослали в Сибирь. Секретарь волынского суда, переведший для Волынского несколько исторических книг, был жестоко избит плетьми. Самого Волынского, как известно, после страшных истязаний казнили, предварительно вырвав язык и доставив на эшафот в специальном наморднике, надеясь таким образом скрыть факт вырывания языка от иностранных послов. Сержанта Семеновского полка Шубина, приближенного царевны Елизаветы, гноили в каменном мешке, пытали, секли кнутом и выслали в Сибирь, так и не добившись показаний на царевну. Сама царевна Елизавета — дочь Петра I — с минуты на минуту ожидала ареста, поскольку порой против собственной воли была втянута в заговор "с целью свержения" и вела тайные переговоры со шведами, с которыми Россия находилась в состоянии войны, что очень попахивало изменой родине.
"Страх, уныние и отчаяние обладали душами всех, никто не был безопасен о свободе и жизни своей. Знатные лишались свободы, чести, имения и жизни, а простолюдины и крестьяне от несносных налогов, безвременного жестокого правежа недоимок из отечества спасались бегством за границу. Крестьяне были разорены, им нечем было платить подати. Чтобы помочь беде, возобновили правеж и стали подвергать неплательщиков страшным истязаниям. Приказчиков, старост и помещиков за то, что они плохо собирали деньги с крепостных, кидали в тюрьмы, вырезали ноздри и ссылали на каторгу...”
В села и деревни врывались солдаты регулярной армии. Они хватали лучших мужиков, ставили их длинными рядами раздетыми и босиком на снег и жестоко били палками по икрам и пяткам. Били, пока не выбивали недоимки. "Многие крестьяне, — отмечает историк царствования, — не вытерпев подобного порядка, бежали. Деревни буквально вымирали. Необходимо было принять меры. Правительство признало за самое действенное средство хватать всех подозрительных, державших на уме сокровенные мысли о побеге. Их опять-таки жестоко били, истязали, поднимали на дыбу". Но побеги продолжались, опустошая целые волости. Более смелые и отважные из беглых всякого рода далеко не бежали, организовываясь в ближайших лесах в то, что веками в России называлось "разбойничьими шайками", а позднее — "бандформированиями". "При самом вступлении Анны Иоановны на престол, — констатирует историк, — замечали уже, что разбойничьи шайки в России растут не по дням, а по часам, и жители способствуют этому злу, давая пристанище всякого рода бродягам. Когда двор пребывал в Москве, в окрестностях столицы происходили разбои и грабежи. Разбойники были так смелы, что посылали знатным лицам письменные требования положить им в назначенном месте деньги и делали угрозы в случае отказа. (На свете еще и Соединенных Штатов не было, а рэкет в России уже процветал). Около самого Петербурга до того умножились разбойничьи шайки, что правительство принуждено было отправлять отряды солдат вырубать леса на расстоянии тридцати сажен по обе стороны дороги из Петербурга в Москву. В 1735-м году, после двухлетних неурожаев, обнищал весь народ и повсюду умножились разбойничьи шайки. Составлялись целые специальные команды для преследования и поимки разбойников. Но главный начальник этих команд, подполковник Редкин, задерживал не столько виновных в разбоях, сколько невинных, с целью брать у них взятки. Ему дали выговор — тем дело и кончилось, а разбойники в 1738-м году самым безобразным способом давали о себе знать на Волге и на Оке. Они грабили плавающих по этим рекам торговцев, нападали на помещичьи усадьбы и мучили жестокими истязаниями владельцев и их дворовых, громили казенные таможни и кабаки, убивали целовальников п голов и забирали казенные сборы".
Вооруженные, еще не организованные как следует отряды действовали по всей империи. "В 1739-м году, — спокойно отмечает историк царствования, — появились их шайки в уездах Кексгольмском и Олонецком. Указано было преследовать их оружием и пойманных отсылать в Выборг, где казнить смертью. В том же году дозналось правительство, что толпы русского народа убежали в Польшу с намерением составить в чужой земле разбойничью шайку и явиться в Российских пределах... В самом Петербурге распространились кражи, грабежи и убийства — в Петропавловской крепости убили часового и похитили казну”. В 1736-м году Петербург был подожжен. Целые толпы под предлогом борьбы с огнем занимались грабежами и разбоями. Схваченных мародеров сжигали на кострах прямо на месте преступления. От злоумышленных пожаров снова выгорела Москва, где за один день 23 мая 1737-го года сгорело 50 церквей и 2500 домов.
Это было страшное царствование. Снова рыскали по России самозванцы, которых ловили и сажали на кол. В центре Петербурга был сожжен на костре капитан-лейтенант флота Возницын за переход в иудаизм. Сожжен он был вместе с раввином Барлевым, которому в свое время покровительствовал сам Петр. "Но, — как правильно отмечает русский историк Карнович, — ни казни, ни пытки эпохи Анны Иоановны не представляли ничего нового, что не было бы в употреблении или прежде, или после этой эпохи. Эта эпоха получила по наследству разнообразные способы мучительств и издевательств, которые были лишь продолжением того, что существовало прежде той поры, выставленной каким-то исключительным временем безмерной жестокости".
Как это похоже на версию XX Съезда КПСС, что весь наш непрекращающийся ни на минуту террор происходил только в одном 1937-м году...
Я с удивлением поймал себя на том, что зачитался этой белибердой и подумал, что если так пойдет дальше, то мне не уложиться в три дня. Глотнув кофе, я стал быстрее листать страницы. Следующая глава называлась "Террор без смертной казни", где описывалась эпоха Елизаветы Петровны. Эту главу я просмотрел бегло.
Автор проводил аналогию с периодом "культа личности", когда Сталин в пропагандистских целях временно отменил расстрел. Тогда быстро нашли выход из положения, массами убивая заключенных с помощью голода, холода и непосильной работы на "общаке". Именно в годы официальной отмены смертной казни придумали способ везти заключенных полуодетыми в районы Крайнего Севера в неотапливаемых товарных вагонах и не кормить их в дороге. По прибытии в лагерь другие зеки ломами отдирали трупы друг от друга и сбрасывали их в котлованы. Нечто подобное происходило и тогда. По преданию, находясь в царствование Анны Иоановны под постоянной угрозой ареста и умерщвления, Елизавета дала клятву, что если она когда-нибудь взойдет на престол, то не подпишет ни одного смертного приговора. После смерти Анны Иоановны, взбунтовав гвардию, Елизавета свергла с престола малолетнего императора Ивана Антоновича, отправила его в ссылку вместе во всем семейством и по традиции начала с чистки прежнего государственного аппарата. Высшие должностные лица Империи были арестованы, пропущены через "розыск" и приговорены: кто к колесованию, кто к четвертованию, а кто по особой милости к отсечению головы. Императрица приговор не утвердила и прямо на плахе арестованным было объявлено о ссылке в Сибирь. Могущественные временщики вроде Барона, Остермана и Миниха закончили свою карьеру.
