Аркадий Крупняков - Вольные города
Зато у баб гомон. Жена Эпая, болтливая Апти, первая начала разговор. Она вчера была в соседнем илеме и слышала, будто сын лужавуя Аказ снова дрался с крымцами из-за ясака и татары убили пятерых черемисов. Пока женщины охали да ахали, обсуждая это известие, подружка Апти, глупышка Кави, перебежала к сосед* нему костру и, сделав испуганные глаза, сказала:
— Сидите вы и ничего не знаете! Аказ снова воевал с татарами и погубил пять человек из илема Атлаша.
— Из илема Атлаша?!—воскликнула пожилая женщина.— Надо найти Уравий и сказать ей. Она из Атлашей, у нее там четыре брата.
И, разыскав Уравий среди большой группы женщин, крикнула:
— О-яй, Уравий! Беда какая! Неразумный Аказ начал войну с казанцами, все твои братья погибли. Если бы знала, сколько убитых!
Через час новость Апти возвратилась к ней же. Рассказывали о большой битве между черемисами и татарами. О потерях казанцев никто не знал, зато о своих убитых было сообщено точно — пятьдесят человек.
Апти схватилась за голову и простонала:
—- Видно, ночью страшная война была! Люди зря не скажут.
Новость о войне дошла и до -мужчин, но те хорошо знали своих жен и не всему верили. Однако знали, что дыма без огня не бывает. Начали судить-рядить и заспорили. Особенно старался Ат- лаш. Он, как гусак, вытягивал длинную шею, тряс жидкой бороденкой и выкрикивал:
— Жить надо тихо! Разве можно мурзаков гневить? У них сила, а у нас?
— А что у нас? Разве мы слабее их? Разве мы трусы?
— На копье лезет только дурак,— поддерживал Атлаша Япык.— Аказ лезет на копье.
— Так ведь они нас грабят!
— Кто нас грабит? Татары? — Атлаш соскочил с пенька.—- Они законно просят ясак, который не добрали в прошлом году. Неужели мы пожалеем шкурок, хлеба и мяса, а крови нашей не пожалеем? Смириться надо, люди!
На пенек поднялся грузный Мырзанай. Он почти такой же богатый, как Туга,— он с казанцами давно торговлю ведет, и все знают, что он тоже Аказа ругать будет. Мырзанай смотрит на Тугу и сердито говорит:
— Ты наш лужавуй, однако порядка на земле не держишь, сыну своему большую волю дал. Давайте соберем старейшин и Аказа всем миром накажем. Давно пора! Пойдемте на холм совета!
В это время со стороны дороги раздался голос Аказа:
— За что же хотят наказывать меня старейшины?
— Это ты, сын мой? — спросил Туга, поворачиваясь к Аказу.— Прошел слух, что ты в схватке с казанцами погубил много людей? Правда это?
— Не совсем, отец. Пятеро моих товарищей погибли. Но зато мы прогнали насильников. Пусть они боятся нас!
К Аказу подскочил Мырзанай и, тряся бородой, крикнул:
— «Прогнали»! А если они завтра приведут в десять раз больше джигитов, нас утопят в крови!
— Разве нас мало?! — воскликнул Аказ, махнув рукой в сторону людей, — Мы соберем тогда во сто раз больше!
— И будет война, неразумный! — Мырзанай вышел на середину и добавил: — С татарами надо жить мирно. А ты их ненавидишь.
— Это неправда! Мамлей, подойди сюда.
Все повернулись в сторону дороги и увидели человека, вышедшего из-за кустов. Он подошел к Аказу и поправил черную тюбетейку на бритой голове. Одет был он не так богато, какими привыкли видеть людей мурзы.
— Вот, смотрите, он татарин,— Аказ положил руку на его плечо, - но он наш сосед, и мы вместе с ним прогоняли грабителей. Скажи, Мамлей, почему ты встал рядом со мной?
— Мой народ, как и ваш, живет трудом, охотой,— сказал Мамлей, обращаясь к присутствующим,—Мне с вами нечего делить, разве только бедность. А насильник, будь он татарин или кто другой,— мне враг. И потому я и мои родичи помогали Аказу.
— А теперь ты, Топейка, иди сюда,— позвал Аказ, и тогда по другую сторону рядом с ним встал высокий юноша в сером кафтане, с русыми и густыми, как мохнатая шапка, кудрями.
— Этот человек с чувашской стороны, и зовут его Топейка. Он тоже дрался вместе с нами.
— Чуваши еще больше, чем вы, от беев и мурз горя терпят,— поправляя кушак, сказал Топейка,— только там нет такого смелого патыра, как ваш Аказ. Я узнал про него и пришел сюда. Я рядом с ним жить хочу.
Туга подошел к Аказу, внимательно оглядел Мамлея и Топей- ку, тихо, но строго сказал:
— Ты волен выбирать себе друзей, но запомни, сын мой: воля старейшин священна на нашей земле. Без совета отцов поднимать людей на казанцев мы тебе не велим. Если еще раз ослушаешься — отдам тебя в руки стариков, и пусть они тебя накажут.
— Шкуру спустим, однако! — выкрикнул Мырзанай.— Ты сын лужавуя — тебе достойных друзей иметь надо, а не всяких бродяг!
— Я всегда был и буду послушен вам. Но простите меня, от- цы-старейшины, если враг набежит на нашу землю, я не буду удирать от него через тайную дверь изи кудо[22], как мы делали это до сих пор. Мы будем встречать их ударом. Так я говорю, друзья мои? Или не так?
— Так говоришь! — сказал Топейка.
— Верно сказал,— добавил Мамлей.
— А друзьями у меня будут все, кто смел и честен. Твой сын, Мырзанай, тоже мой друг. Ну, мы пошли. Простите нас, старики.
Аказ подтолкнул обеими руками Мамлея и Топейку вперед и сам пошел за ними по дороге в лес.
— Верни его! — крикнул Туге Атлаш,—Такое непослушание...
— Пусть идет. Он не мальчик. Да как я могу наказывать сына, если он говорит правду. Несогласно мы живем, старики. Плохо живем.
— Ты жени его, Туга,— посоветовал старый Атлаш.— Сейчас ему силу девать некуда. А обзаведется семьей...
— Довольно грешить, старики,— произнес Аптулат, который по воле людей окрестных селений много лет был картом — служителем богов.— Жертвы до сих пор стоят в роще. Боги долго могут ждать их, но могут и разгневаться.
Аптулат открыл ворота священной рощи, и люди вошли туда, чтобы начать приношение жертв. У карта Аптулата шесть помощников. Они разошлись и развели семь костров. Около первого встал Аптулат, ему подвели жертвенного коня. У второго костра поставили корову, у третьего — барана. У остальных костров другая живность: каждому божеству — свое. Вокруг костров разостланы сукна, на них бураки с пивом, мед и пироги.
Вспыхнули жертвенные костры, Аптулат поднял на вытянутых руках широкую деревянную чашку с пивом и заговорил с духом огня:
— Тулводыж-тулмазе! У тебя ноги длинные, горячие. Сам ты тоненький, гибкий. Язык у тебя бойкий. А мы люди малые, мы, как дети, ползающие под дымом, и не знаем, как ладно обратиться к богу. Может быть, что нужно сказать раньше, а мы скажем после, дай нам ума, а лучше всего ступай сам и скажи кереметям, что мы обещали им в жертву лошадь, корову, барана и многое другое, и вот сегодня мы принесли обещанное. Пусть примут они!
— Пусть примут они! — воскликнули люди, стоявшие на коленях перед зажженными свечками.
Карт выпил пиво, налил в чашку чистой воды и подождал, пока Тулводыж добежит до божества, принялся узнавать — угодны ли жертвы. Он подошел к жеребцу, спокойно стоявшему около костра, и плеснул на спину несколько капель воды. Жеребец вздрогнул, а это значило, что дух огня уже сообщил божеству о жертве и она угодна ему.
Корова была худая и, видимо, не нравилась божеству. Семь раз плескал на нее карт воду, и семь раз она спокойно помахивала х постом, не вздрагивая. Пришлось корову увести и вместо нее по- < 1-і нить жирного быка. Тот подпрыгнул от нескольких капель студеной воды — бог с радостью принял хорошее мясо.
Кровь жертвенных животных окропила огонь священных кост- рпп. В котлах варилась пища.
Люди поставили на бураки свечки и молились всем божествам, прося у них счастливой, богатой жизни, здоровья, приплода скотины, удачи в охоте.
По священной роще разносится запах дыма, смешанный с запахом вареного мяса. Люди, глядя на карта, разрезающего горячее мясо на мелкие куски, глотают слюни. Сейчас начнется пиршество.
Миновали две недели. Как-то утром Туга снова позвал Аказа к себе и повел его в лес. И снова, шагая по тропинке, он заговорил о женитьбе сына.
— Я стар, Аку. Я хочу подержать на своих руках хотя бы одного внука. Ищи себе невесту.
— Еще год подожди, отец.
— Чего ждать? — Туга через плечо глянул на сына и, хитро прищурив глаза, заговорил о другом: — Вчера был у нас наш сосед Боранчей. Вся земля по ту сторону Юнги — его земля, и, говорят, есть у него дочь, красавица Эрви. Ты посмотрел бы на нее. Может, не напрасно зовут ее горным цветком? — Туга снова взглянул на сына, наблюдая, какое действие произвели на него эти слова.
— Да, я слышал про нее, — равнодушно ответил Аказ,— а смотреть нет охоты. Говорят, Боранчей прячет ее в лесу, боится, чтобы не украли.— На ходу сорвав ветку клена, Аказ махнул ею в сторону, как бы показывая, что разговор о девушке окончен. Спросил:
