Владимир Карпов - За годом год
Он чувствовал в себе хмельную силу. Она просилась в работу. Ему захотелось развернуться, подать голос, крикнуть что-нибудь вроде молодецкого "гоп-ля".
Так он проработал около получаса, пока кто-то не положил на плечо руку. Почувствовав ее, Алексей огляделся. Возле него стоял Кухта, за ним, усмехаясь, Кравец, немного дальше — Рыбаков с часами в руке, Алешка, Сычков.
— Шабаш, — сказал Кухта, сжимая плечо Алексея. — Теперь подсчитаем. Устал?
От работы горели ладони и гулко билось сердце.
— Нет, — нарочно похвалился он, — наоборот, Павел Игнатович. Устаю, коли медленно работать приходится.
— Точно, чертушка! — согласился Кравец. — Ты заставь человека ходить, как в кино я видел, когда что-то испортилось. Ногу одну поднял, поставил, потом другую поднял. Он так и километра не пройдет. Я, между прочим, тоже не могу.
— Нет еврейской семьи без бабушки! — ввернул Алешка. — Ха-ха-ха!
Поддержка Кравца, собственный успех и даже хохот Алешки настроили Алексея на щедрость. Появилось желание чем-то отблагодарить всех. Да коль показывать себя, так показывать по-настоящему! И он торжественно произнес:
— Если можно, товарищи сталинградцы, буду просить вас к себе. Встретимся, поговорим, опытом обменяемся… — И, отведя Кухту в сторону, стал торопливо и горячо что-то шептать ему, прикрывая рот ладонью.
4Когда Алексей приглашал сталинградцев, он был в ударе. Это получилось у него само собой, как делаются все великодушные жесты. Идея понравилась Кухте, и тот, чтобы придать банкету "фундаментальность", предложил помощь. Алексей принял ее, и это окончательно рассеяло сомнения, которые начали было точить его. Но когда он вернулся домой и перечислил Зосе приглашенных, то сам удивился тому, что сделал. В его доме будет Кравец! Кравец окажется рядом с Зосей. Они поздороваются за руку, станут разговаривать, Кравец будет смотреть на Зосю. Подвыпив, начнет шутить, может, даже вспоминать прошлое, а ему, как хозяину, придется мириться со всем этим и только усмехаться. Алексей заметил, как замешкалась, смутилась и Зося.
— Разве Кравец тоже здесь? — нагнулась она над Светланкой.
— Этот будет всюду, где ему лучше, — отрезал Алексей, наливаясь мстительным чувством и злым любопытством. И, уже готовый на страдания, только бы что-нибудь узнать еще, в чем-нибудь убедиться, что-то разоблачить, он добавил: — Коли демобилизовался, к себе на Кубань поехал. Говорил, месяц у родных прожил — как в карты проиграл. Но колхозного хлеба не захотел. Стал патриотом и Сталинград восстанавливать поехал. Так что встретитесь.
— Мне с ним нечего встречаться, — обиделась Зося, но не отошла от Светланки и не взглянула на мужа.
Он ждал, что жена обязательно начнет возмущаться, и то, что она не возмутилась, еще крепче разбередило душу.
— Ты, может, скажешь, и не было ничего вовсе?
Зося не ответила, взяла Светланку за руку и направилась к двери, но от порога повернулась.
— Было да сплыло. Не надо про это. И не вспоминай больше!..
Удачи приносят в семью согласие. Да и Алексей не давал последнее время поводов для ссор. Окруженный вниманием других, он не мог оставаться прежним.
С того времени, как Урбановичи переехали в собственный дом, в семье стали укореняться свои привычки, свой обиход. Вставали, как и во всякой рабочей семье, рано. Зося бралась готовить завтрак. Алексей выходил во двор и возился у дома: он умел находить работу. Да и заботы, которых хватало в любую пору года, казались срочными, неотложными. Дом стоял как игрушка, но нужно было оштукатурить сени снаружи, поставить частокольчик от улицы, построить возле сарайчика душ, вскопать землю под яблонями… И Алексей, встав утром, сразу же принимался за дело и работал, пока Зося не звала завтракать.
Из дому уходили вместе. Алексей — на строительство, Зося — со Светланкою в ясли, а оттуда в школу. Когда снова собирались вместе, Зося заставляла мужа подробно рассказывать о прожитом дне. И если он начинал сразу с того, что его занимало, просила: "Ты по порядку, ничего не пропускай… Ну, ты пришел, а дальше что?" Выслушав его скупой рассказ, она начинала рассказывать сама, — чаще всего о дочке, ученицах, но зато основательно, ничего не пропуская, уверенная, что мелочей в таком деле нет и все одинаково важно. По вечерам принимались каждый за свое: Зося — за планы и тетради, Алексей — за какую-нибудь прореху в хозяйстве.
Правда, он упорно, и чем дальше, тем больше, добивался, чтобы Зося бросила работу — сама воспитывала дочь. И случалось так, что Светланка, их общая радость, становилась причиной неладов. Стоило ей только прихворнуть, вернуться из яслей с поцарапанной щекой, как начинался тягостный разговор о Зосиной работе. Бывало еще хуже, когда она задерживалась на педсовете или родительском собрании. Алексей встречал ее тогда вовсе отчужденно. Им еще было невдомек: чтоб семья оставалась счастливой, мало одних удач и достатка. И, возможно, это стало яснее именно сейчас, когда у него, знатного каменщика, готовился званый ужин для делегации строителей такого города, как Сталинград. Думал ли, видел ли когда-нибудь во сне Алексей, что ему, бывшему деревенскому парню, у которого если и есть что-либо необыкновенное, то это сильные руки да жадное к работе сердце, придется от имени строителей столицы принимать у себя, приветствовать и угощать таких гостей. Нет, никогда не думалось и даже во сне не снилось! И все же он страдал в такую торжественную минуту, страдал и думал: "Нехай, может, ее и не было бы совсем".
Зося, раскрасневшаяся, но решительная, в веселеньком фартуке и платочке, бегала из кухни в комнату, где поставили столы, и носила посуду, настряпанную вкусноту. За ней по пятам важно ходила тетка Антя и показывала, куда что ставить. Чтоб поместилось больше гостей, столы разместили наискосок, оставив узкие проходы. Располневшая за последние годы Антя едва пролезала в них, подтягивая, насколько могла, живот, и сердилась.
Сымон сидел в углу на табуретке, с наслаждением курил и, добродушно посмеиваясь над женщинами, сыпал рифмами: "Что правда, то не грех, что торба, то не мех. У богатого гумна и свинья умна. Так, Антя?.." Когда же к нему подошел Алексей и, указав на радиолу, спросил, сколько она, по его мнению, стоит, Сымон засмеялся: "Не подкрепишься — за кусок хлеба отдать согласишься".
Посуды не хватало, пришлось занять у соседей, по зато теперь, накрытый белоснежными скатертями, уставленный бутылками и закусками, стол выглядел на славу, хоть при нем и стояли разные стулья.
Предоставив женщинам хозяйничать, как им заблагорассудится, терзаясь Зосиным вызовом, Алексей, может быть, впервые в жизни бродил без всякой цели из комнаты в комнату, включал и выключал радиоприемник, разглядывал себя в зеркало. Из кухни вкусно пахло жареным. Он вдыхал этот запах и, все больше волнуясь, опять начинал слоняться по комнатам. Но как только, просигналив, возле весницы остановилась первая "Победа" и Алексей вышел на крыльцо встречать приехавших, все заслонили хозяйские заботы. Он провел гостей в переднюю, позвал жену и, знакомя сталинградцев с Зосей, стал помогать им раздеваться. Даже когда очередь дошла до Кравца и тот, блеснув глазами на Зосю, озорно спросил, почему не знакомят его, Алексей нашел в себе силы ответить шуткой: такого, мол, знаменитого каменшика, как Кравец, и так все знают. Затем, словно ничего и не произошло, повел всех осматривать сад.
Яблони стояли строгими рядами. Еще не густые их кроны, будто прислушиваясь к окрестным звукам, едва очерчивались на бледном предвечернем небе.
— Молодец! — первым похвалил Кухта. — Если б каждый за свою жизнь посадил хоть одно деревце, вырос бы целый зеленый океан.
— У нас по двадцать шесть метров на душу запла-нировано такой роскоши, — бросил Кравец. — Да и растет все как скаженное. Точно. Канадский клен, чертушка, аж на два метра за год шугает.
— Тут тоже растет, — желая перечить всему, что ни скажет Кравец, сдержанно проговорил Алексей. — Только трудись. А то бывает и так: пряла, ткала, шила, да все языком. Ты вот скажи: сколько сам посадил? Свои метры, небось, другому передал?
— У нас разделение труда существует, — не смутился Кравец. — Я стены мурую, а другие в тресте зеленых насаждений работают. Так даже спорее выходит.
— У нас, у нас, будто тут не нашенское, — подражая интонации Кравца, засмеялся инженер Рыбаков.
— Вы делиться опытом не мешайте, — норовисто встряхнул чубом Кравец. — Пусть только хозяин руку из кармана вынет. Не иначе камень на всякий случай припас. И пусть не задается: у него с организацией труда не так уж распрекрасно. У нас, Лёкса, каменщик совсем не бутует.
— Этого мы не видели, — уже с открытой неприязнью проговорил Алексей.
В доме зажгли огни. В окне показалась ладная, при свете совсем девичья Зосина фигура.
