Освальд Тооминг - Зеленое золото
Реммельгас поднялся и подошел к окну. По стеклу барабанил мелкий дождь. Листья сирени блестели, словно отполированные. Леса не было видно — его окутала серая мгла.
— Да, — произнес подошедший неслышно Койтъярв. — Не очень-то у вас тут красиво… Слишком голо. — И, помолчав, добавил: — Но люди у вас чудесные, просто золотые.
— Из всех наших богатств главное — люди, — тихо, как бы про себя, откликнулся Реммельгас.
— Многое мне еще неясно. Есть у меня немало предположений, но, чтобы доказать их справедливость, нужны факты. Могу, впрочем, сказать вам уже сейчас: вы благотворно повлияли как на людей, так и на природу Туликсааре.
— Благодарю вас, — ответил Реммельгас. В последние дни было немало огорчений, и потому слова Койтъярва глубоко его расстрогали, он не смог этого скрыть.
— Когда коммунисту говорят, что он воспитал новых людей, советских людей, — это самая большая похвала, — продолжал Койтъярв. И, глубоко вздохнув, добавил: — Все же с вас еще не сняты серьезные обвинения. Я думаю не о расположении лесосек: после того как будут выслушаны доводы лесопункта, разрешение этой проблемы не вызовет больших затруднений. Гораздо сложнее обстоит дело с убийством лося…
Реммельгас резко обернулся.
— Вы верите?..
— Дело не в том, верю я или нет. Я спрашивал и Нугиса, он отрицал. Горячо, даже рассердился. Он не единственный, кто уверен в том, что лесничий Реммельгас не стал бы целиться в лося, даже если б имел на это право. Но пусть против вас нет улик, пусть все обвинения против вас будут признаны неосновательными: все же, пока не обнаружат браконьера, на вас будет лежать тень подозрения.
Прощаясь — бригада направлялась в Куллиаруский лесопункт, — Койтъярв повторил:
— В Куллиару мы проведем не больше одного дня… Может быть, нам удастся установить за это время и личность неизвестного убийцы лося.
«Может быть, нам удастся»! Какой великодушный, говорит «нам»! А сам небось думает: «Докажи-ка, лесничий Реммельгас, что ты не браконьер».
Реммельгас распахнул окно. Ветер стих, но небо было сплошь затянуто серыми тучами и капал дождь, капал тихо, беззвучно…
Глава двенадцатая
Рудольф Осмус объяснял Койтъярву, почему он так решительно возражает против переноса центра тяжести лесных работ в самые дальние районы Сурру.
— Реммельгас обвиняет меня в консерватизме, в косности, в том, что я цепляюсь за старое, — развел он руками. — Разве я заслужил такие упреки? Думаю, что нет. Я ведь вправе — думаю, что я даже обязан — защищать интересы своего предприятия. Ведь речь идет не о ста тридцати процентах Куллиаруского лесопункта, речь идет о стройматериалах, о крепежном лесе для шахт, о сырье для фанерных и спичечных фабрик. Насколько всего этого будет меньше, если мы углубимся в непроходимые трущобы! Я против плана лесничего, против не принципиально, а практически, не навсегда, а на год. Я бы говорил совсем иначе, если бы все было так, как обещали Реммельгас и Тамм, если бы приехали экскаваторы и углубили реку и мы могли бы организовать сплав. Но о машинах пока ни слуху ни духу. А если они прибудут, их придется сначала монтировать и устанавливать, так что в нынешнем году от них все равно мало проку…
Койтъярв не перебивал Осмуса, он только тихо постукивал карандашом по папке. Когда заведующий лесопунктом кончил, он взглянул на него и спросил:
— Значит, будь здесь экскаваторы, вы заговорили бы совсем иначе?
— Ну конечно же! Я еще раз повторяю: в принципе я не против…
— Хорошо, — прервал его Койтъярв. — Экскаваторы прибывают сегодня.
На дороге загремела телега, сердито залаял Нестор. Со станции доносился стук бревен, там загружали новые вагоны. Прошло несколько секунд, прежде чем Осмус сказал:
— Что-то я об этом не слышал…
Действительно, об этом знали лишь немногие в Туликсааре. Койтъярву хотелось порадовать местных жителей приятной неожиданностью: он никому не говорил о том, что экскаваторы уже прибыли на мелиоративную станцию, что он поторопил тамошнего директора и что машины вскоре ожидались в Туликсааре. Чтобы рассчитаться за опоздание, станция обещала прислать два экскаватора вместо одного и в придачу к ним кусторез.
Получилось так, что когда на туликсаареской дороге загремели какие-то таинственные машины, то на шум первыми выбежали собаки, которые уселись около дороги, подняли уши и принялись лаять на неведомые им страшилища. Потом железный лязг услыхали мальчишки, и среди них начался спор.
— Послушай-ка, никак танки едут!
— Какие теперь танки!
Пока они спорили, грохот все нарастал и нарастал, и в конце концов орава ребят, одолеваемых любопытством, кинулась к большаку.
Новость об экскаваторах быстро, как степной пожар, распространилась по всему колхозу. Народ побросал на лугу косы с граблями и побежал к дороге.
— Ну и громадины! — удивлялись люди.
— Ишь, словно танки гремят гусеницами.
Две грузные и широкие машины с длинными тросами не вызвали недоумения, это были экскаваторы. Но когда из-за поворота выползла третья, познания истощились.
— К чему нам летом снеговой плуг?.. Да нет, это вроде не он. Уж больно неуклюжий.
Грохот «Сталинца» с мотором в восемьдесят лошадиных сил заглушил возгласы колхозников, но водитель, заметив, что ему машут, остановил трактор. Люди обступили его плотным кольцом.
— Что это за машина?
— Неужто на полюс собрался снег счищать?
Водитель, сдвинув на затылок замасленную фуражку, снисходительно улыбнулся.
— Так-то вы разбираетесь в советской технике? Это же кусторез! Приходите посмотреть на мою работу — скошу ваши кусты раньше, чем вы с травой управитесь.
— Иди ты!
— Брось над стариками смеяться!
Но какой-то немолодой колхозник потер подбородок и пробормотал:
— Черт его знает… В пустынях хлеб сеют, новые реки выкапывают, атом раскусили, — долго ли им кусты скосить.
Машины, гремя, поехали дальше, а колхозники вернулись к своей прерванной работе. Некоторые даже позавидовали сорванцам-мальчишкам и непоседам-девчонкам, которые побежали за этими диковинными махинами, чтобы разглядеть получше их гусеницы и рычаги да послушать, как тарахтит мотор. Но косьба шла уже не так споро. Время от времени люди прислушивались к далекому грохоту и, улыбаясь, говорили:
— Что ты скажешь, приехали!
— Приехали! Теперь пойдет!..
Около лесничества машины остановились, и на одну из них сел Реммельгас. У Мяннисалу путь раздваивался: техник мелиоративной станции поехал на одном экскаваторе к Люмату, а Реммельгас на другом — к дальнему концу излучины.
У плотины собиралось все больше и больше народу, в обеденный перерыв здесь был в сборе весь колхоз. Экскаватор к тому времени уже взобрался на настил из балок и выбрал первый ковш земли, перемешанной с травой и корнями. Загудел мотор, весь с корпус повернулся и вдруг замер с вытянутой стрелой.
— Ой, уже сломался! — воскликнула на бегу какая-то женщина, подхватившая рукой подол платья, из-под которого виднелась синяя юбка в красную полоску.
— Что же это?.. — говорили в замешательстве люди и замедляли шаг.
Экскаваторщик Лепп подмигнул своему помощнику. Он был человеком небольшого роста, в острых чертах его лица было что-то решительное. Наполнив нефтебак, завинтив пробку и вытерев тряпкой перепачканные руки, он крикнул круглолицему помощнику:
— Покажем им, как она поломана?
Помощник, молодой парень, видно, совсем недавно выросший из своего кургузого пиджачка, стукнул кулаком по экскаватору.
— Покажем!
Водитель вскочил на вычищенное до блеска гусеничное полотно и влез в кабину.
— Эй, посторонись! — закричал помощник и, сорвав со своей светловолосой головы кепку, завертел ею в воздухе. — Отойдите, отойдите! А то ковшом глины угостим.
Лепп потянул за рычаг. Мотор зарычал сильнее, длинная стрела опустилась, тросы раскрутились, и ковш острыми зубами вгрызся в им же выкопанную яму.
— Вот это да!.. — Какой-то старик даже рот раскрыл от удивления.
Машина взвыла и вздрогнула на своем бревенчатом настиле. Зубы ковша впились в землю, вгрызлись глубже и замерли перед пнем… Мотор ускорил обороты, запел тоном выше, энергичнее, корни пня затрещали и вот тросы уже начали наматываться на толстый вал, поднимая ковш. Корпус машины повернулся, и ковш со свистом пронесся в воздухе, описывая размашистую дугу…
— Ай! — воскликнул старик, смотревший на все это с раскрытым ртом, и отпихнул женщину, наступившую ему на ногу.
— Сюда высыпает, уходите! — крикнула какая-то женщина.
— Отойдите, отойдите!..
Люди рассыпались. Лепп сверкнул зубами и открыл ковш. Он нарочно поднял его повыше, чтобы грязь разлетелась подальше.
— У, сатана! — выругался кто-то, кому забрызгало грязью нос.