Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии
— Вы не можете говорить? — крикнул тот. — Привстаньте...
Симион слегка приподнялся, глуповато улыбнулся, пожевал губами, но не произнес ни слова.
— Вероятно, афазия, — сказал как бы про себя доктор.
— Это что такое? — спросила Аглае.
Доктор с презрением посмотрел на нее и ответил:
— Он потерял дар речи. Надеюсь, что только на время.
— Как так? Это опасно? — с досадой спрашивала Аглае.
— Все зависит от случая. Сейчас этого еще нельзя знать. Надо, чтобы он спокойно лежал в постели и, главное, чтобы кто-нибудь дежурил около него, — это всего важнее. — Через некоторое время вызовите меня.
Доктор попросил воды, чтобы вымыть руки, и хладнокровно совершил омовение, искоса поглядывая по сторонам в ожидании гонорара. Стэникэ взял Аглае под руку и вывел в соседнюю комнату.
Надо заплатить доктору за ночной визит. Дайте двадцать лей, я ему заплачу. Монетами в пять лей, чтобы казалось больше.
— Ско-о-олько? — возмутилась Аглае.
— Солидный врач меньше не возьмет, — объяснил Стэникэ.
Аглае, ворча, достала деньги.
— Нашел время хворать — как раз когда у меня всякие огорчения с детьми.
Стэникэ, не слушая ее, взял деньги и пошел навстречу доктору, который собрался уходить. Стэникэ вежливо подхватил его под руку и повел к двери. Со стороны это
выглядело довольно смешно: подчеркнутая жестикуляция Стэникэ составляла резкий контраст со столь же подчеркнуто суровой манерой доктора. Выйдя за дверь, Стэникэ сунул в руку доктора деньги и счел необходимым получить информацию.
— Домнул доктор, мы очень хорошо сознаем, что он в опасности, но надо быть стойкими. Больной немолод, теперь мы готовы ко всему. Говорите мне прямо, режьте по живому телу, что уж там, ведь я мужчина.
Доктор попытался отделаться от всяких объяснений и, торопливо шагая к воротам, что оскорбило Стэникэ, сказал:
— Это удар, сопровождающийся приступом афазии, так я полагаю. Внешне он кажется очень легким, но именно такие бывают опасны. До более подробного освидетельствования больного нельзя поставить определенный диагноз. Возможно, это и что-нибудь другое. Не могу предсказать заранее. Надо следить за ним, посмотреть, сколько будет продолжаться приступ.
— В таком случае его положение тяжелое, домнул доктор?
Доктор пожал плечами, поднял воротник, так как дул слабый ветерок, и ушел, не отвечая.
«Жулики эти врачи! Только даром деньги берут...»
В глубине души Стэникэ разволновался, по его телу пробежала дрожь. Значит, Симион может умереть... Он ощутил невообразимую нежность к больному и возгордился этим.
«Вот канальи! — думал он. — Аглае, тещенька моя,— ведьма, сердца у нее нет. Муж умирает, а она торгуется с доктором. А у самой карманы набиты деньгами. Моя Олимпия — равнодушное животное, ничего не просит, ни о чем не думает, пусть хоть все умрут и не оставят ей ни гроша. Я связал свою жизнь с бесчувственным существом. А Тити, наверное, качается сейчас, когда его отец умирает. Что за кретин!»
Идя к дому, Стэникэ сделал еще немало подобных сравнений, хотя уже позабыл, чем они были вызваны. Олимпия собралась уходить. Феликс тоже. Симион заснул, и Аглае заявила, что надо оставить его в покое, потому что, черт побери, у него ничего нет. Просто несварение желудка!
— Куда ты идешь? — спросил Стэникэ Олимпию.
— Домой, куда же мне еще идти? Сколько можно сидеть в гостях?
— Но ведь твой отец болен! Ты разве не слышала, что за ним нужно смотреть?
— Найдется кому за ним присмотреть, не беспокойся. Есть Аурика, есть Тити. Мне надоело все время бродяжничать. Вообще хорошо бы и тебе побольше сидеть дома. Замужняя женщина я или нет?
Стэникэ пытался умилостивить жену, которая, воинственно выдвинув челюсть, смотрела поверх его головы.
— Дорогая Олимпия, ты же знаешь, что я как адвокат должен бегать, должен бывать повсюду. Раз у нас нет состояния, как у других... Не правда ли, домнул Феликс?
— При чем здесь домнул Феликс? Я с тобой говорю. Я буду просить домнула Феликса, с которым ты часто встречаешься, понаблюдать за тобой и сказать мне, с какими это женщинами ты постоянно бываешь, кто эта Джорджета, о которой я со всех сторон слышу.
— Вот, извольте! — изумился Стэникэ, взглянув на Феликса. — Эта женщина знать ничего не желает. Я вроде доктора, понимаешь? У меня контакт со всеми классами общества. Если артистка просит меня о помощи, не повернуться же к ней спиной?
— Какая там артистка, какая артистка? — оборвала его Олимпия. — Она...
Стэникэ принял целомудренно-негодующий вид.
— Дорогая, ты никогда не была такой нервной. В присутствии домнула Феликса, теперь, когда у нас в семье несчастье, ты устраиваешь мне сцены! Ты права, мы поговорим дома.
Все трое вышли во двор Костаке, так как Стэникэ настаивал, что надо проводить Феликса. Неожиданно они услышали отчаянный скрип, хриплый шепот заставил их вздрогнуть:
— Ну? Что случилось?
Это спрашивал, приоткрыв готическую дверь, дядя Костаке. Стэникэ немедленно нырнул в дом, обрадовавшись случаю избавиться от попреков Олимпии.
— Что случилось? Ему стало немного нехорошо, но в чем дело — одному богу известно! А что сказал доктор?
— Доктор! — вскинулся Стэникэ. — Жулик! Приходит, ощупывает тебя и говорит, что ничего точно не знает. Вы избрали хорошее ремесло, дружок! Он сказал, что будет видно позднее. Катар, удар — что-то в этом роде.
— Удар, — подтвердил Феликс.
— Вот-вот. И берет за это двадцать лей. Дают же дураки. А я дал только десять.
Стэникэ вытащил из кармана две серебряные монеты, подбросил их на ладони и сунул в карман.
— Дай сюда! — жадно сказала Олимпия.
— Погоди, дома! — возразил Стэникэ.
Наконец они ушли. Феликс вернулся в свою комнату и взял принадлежавший еще его отцу учебник общей патологии. Он перелистывал его, стараясь отыскать случай Симиона. Приступ афазии мог быть простым кровоизлиянием в мозг, но мог быть вызван и какой-то другой болезнью. Феликс отвергал даже самую мысль об этом другом заболевании. Это невозможно! Такой рохля, как Симион! Он опять взял тетрадку старика и перелистал ее. Между написанными в ней словами не было никакой логической связи, хотя какая-то нить ассоциаций как будто скрепляла их. Возможно, Симион упражнялся в каллиграфии — ведь он любил ручной труд. Но он дал ему, Феликсу, эту тетрадь как нечто такое, что может осчастливить человечество. Значит, он молол вздор? А может быть, просто перепутал тетради? Отилия говорила, что у Симиона в молодости бывали приключения. По правде сказать, если бы все окружающие не уверяли, будто Симион всегда вел себя подобным образом, Феликс мог бы клятвенно подтвердить, что старик помешан. Эта мысль увлекла Феликса. Он быстро соскочил с постели и, стоя босиком, вытащил из шкафа груду тетрадок по курсу психиатрии, прочитанному профессором, который его отличал. Он не был обязан посещать этот курс, но все-таки ходил на лекции и купил эти литографированные тетради. Он стал просматривать те лекции, которые слушал совсем недавно, весной, — они как раз касались данного вопроса. В его уме начала складываться определенная гипотеза. Феликс испытывал удовлетворение сыщика, напавшего на верный след. Он лег спать далеко за полночь, утомленный волнениями пережитого дня, и проснулся лишь около полудня, когда солнце уже стояло высоко.
Ночью ему приснилось, что вместо Джорджеты с ним Отилия. Он глубоко опечалился, ему казалось, что он осквернил ее святой образ. Феликс с ожесточением вымылся холодной водой, словно хотел смыть всякое воспоминание об этом сне. Идти в город уже было поздно, и он спустился вниз, чтобы прогуляться по саду. Вспомнив о Симионе, он спросил Марину:
— Как старик?
— Э, старик! Вы когда-нибудь слыхали, чтобы черт умер? — презрительно ответила она. — Поглядите, старик расхаживает по двору.
Феликс остолбенел. Взглянув поверх забора, он увидел крайне возбужденного Симиона, который в самом деле ходил по саду, заложив руки за спину и глядя в землю. Феликс решил подойти к нему и спросить, как его здоровье. Заметив юношу, Симион с кошачьей ловкостью подскочил к нему.
— Ты видел? — спросил он. — Свершилось великое чудо! Я был мертв — и я воскрес.
— Это правда, вы совершенно здоровы! — подтвердил Феликс.
У изможденного, почти совсем седого старика был неприятный пристальный взгляд фанатика. Все же слова его показались юноше разумными. Симион пророческим тоном продолжал:
— Я снова воскрес. Этого не случалось тысячу девятьсот десять лет. Я скажу тебе великую тайну! Тс-сс! А то еще кто-нибудь убьет нас. Я доверю тебе большую тайну, скажу, кто я такой...
Феликс сделал вид, что ему некогда, и поспешил домой.
— Приходи, я дам тебе таланты! — крикнул ему вдогонку Симион.
![Брайен Фрил - Праздник урожая [=Танцы на праздник урожая]](/uploads/posts/books/271489/271489.jpg)
