Гылман Илькин - Восстание в крепости
На крепостной равнине батальон остановился в ожидании командира, который задержался внизу, беседуя с приставом Кукиевым. Солдаты, прошагавшие всю ночь, еле держались на ногах. Тяжелое снаряжение тянуло к земле. Подгибались колени, глаза слипались. Последний переход длился двенадцать часов. Многие в открытую, не страшась ротных командиров, ругали подполковника Добровольского, заставлявшего себя ждать. Над крепостной равниной стоял гул солдатских голосов. Офицеры тоже устали и почти не обращали внимания на ворчание солдат, делая вид, будто ничего не слышат.
Солнце поднималось все выше.
Домишки городка под замшелыми черепичными крышами казались сверху картонными, игрушечными. Во дворах дымились темные навозные кучи. Из труб к весеннему голубому небу поднимались серые струйки дыма. Сквозь зеленоватую пелену тумана проглянули снежные вершины Кавказского хребта.
Наконец на дороге, поднимающейся от церковной площади, показался Добровольский на коне. Стоящие кучкой офицеры бросились к своим ротам. Равнина огласилась выкриками:
— Сми-и-ирно!
— Сми-и-ирно!
"И-и-ирно…" — эхом откликнулись горы.
Добровольский галопом промчался вдоль фронта выстроившихся рот, затем повернул назад и круто осадил коня.
Воцарившуюся тишину прорезал его жесткий, металлический голос:
— Батальон прибыл на место назначения. Пятая и шестая роты останутся здесь, в крепости. Седьмая и восьмая расквартируются в городе. Капитан Смирнов и капитан Гассэ, можете вести свои роты.
Командир батальона спрыгнул с коня, бросил поводья адъютанту, снял перчатки.
Капитан Смирнов вышел вперед и скомандовал:
— Рота, на-пра-во! Шагом марш!
Седьмая рота двинулась с крепостной равнины в город.
Вслед за ней пошла и восьмая рота капитана Гассэ.
Подполковник Добровольский с командирами пятой и шестой рот направился осматривать казармы в крепости, расположенной у самого края пропасти.
Закатальская крепость была построена царским правительством в 1830 году и считалась в то время одним из основных опорных пунктов русской армии в борьбе с горцами. В стратегическом отношении местоположение крепости было очень выгодным. Следы пуль на стенах, разрушенные бойницы, сломанные зубцы башен свидетельствовали о том, что здесь произошло немало жестоких боевых схваток. Однако после того, как горцев окончательно усмирили и движение шейха Шамиля было подавлено, крепость утратила свое былое значение.
Тем не менее царское правительство не забыло про эту крепость, расположенную почти в трех тысячах верст от столицы, ка южной окраине русской империи. Когда в 1905 году Россию захлестнула волна революционного подъема, Николай II опять вспомнил про старую закатальскую крепость. Подавить выступления революционных матросов черноморского, балтийского и тихоокеанского флотов, сломить их мятежный, свободолюбивый дух — было для самодержавия вопросом жизни и смерти. Приходилось принимать срочные меры, чтобы спасти центральные города от революционного пожара, не допустить его распространения на промышленные районы страны. Россия стояла перед опасностью взрыва в самом ее сердце…
Летом 1905 года на броненосце "Потемкин" был поднят красный флаг, и корабль перешел в руки восставших матросов. Самодержавие получило жестокий удар. С Черного моря волнение перекинулось в другие флоты России. Дело потемкиицев продолжало жить! Царь спустил с цепи всех своих ищеек. Возвращенный России румынскими властями броненосец "Потемкин" немедленно был переименован в "Святого Пантелеймона". Однако название корабля сменили, но революционный дух на нем оставался прежним. Матросы "Святого Пантелеймона" пошли по стопам своих братьев потемкинцев.
В начале 1907 года харьковские тюрьмы были заполнены "подозрительными", "неблагонадежными" моряками, среди которых было много матросов из команды "Святого Пантелеймона" — представителей нового поколения потемкинцев. Сломить их революционный дух, заставить стать на колени было поручено капитану Добровольскому, "прославившемуся" среди крестьян Харьковской губернии своей жестокостью. Император Николай II лично вызвал к себе Добровольского, пожаловал ему чин подполковника, щедро наградил деньгами и предоставил широкие полномочия.
Преклонив перед царем колени, новоиспеченный подполковник поклялся приложить все силы к тому, чтобы сделать из матросов покорных рабов империи, любыми средствами вытравить из их сердец бунтарский дух.
Батальон Добровольского состоял наполовину из солдат, наполовину — из матросов черноморского флота, одетых в серые солдатские шинели. Таких было около четырехсот человек. Огнестрельное оружие им не доверяли, хотя на время нуги, чтобы не привлекать внимание населения, каждый солдат получил ружье без штыка и затвора.
Подполковник смотрел на толстые каменные стены древней крепости, и сердце его наполнялось еще большей верой в то, что здесь, вдали от русской столицы, он непременно выполнит клятву, данную императору. Кавказ был для него только испытательным полигоном. Тут, на южных землях, он или оправдает доверие государя, или сложит голову, чтобы никогда больше не показываться ему на глаза. Впрочем, он твердо верил, что Кавказ, встретивший его удачей, удачей и проводит. Этот непреклонный оптимизм согревал сердце Добровольского, наполнял его сознание горделивым чувством превосходства над всеми, особенно сейчас, когда он осматривал старую закатальскую крепость, где ему предстояло жить долгое время.
Бараки внутри крепости подполковник счел вполне пригодными для солдатских казарм. Несколько дней назад по приказу городского пристава некоторые из них, разрушенные временем, были капитально отремонтированы. Внутренняя крепостная стена, идущая параллельно внешней, более высокой, также была оштукатурена и приведена в порядок, чтобы по ней мог расхаживать часовой.
Закончив осмотр казарм, Добровольский направился к низенькому домику возле главных ворот крепости. Вынув из кармана ключ, полученный от пристава полчаса назад, он открыл дверь, миновал чистенький коридорчик и очутился в просторной светлой комнате. Из окна хорошо был виден крепостной двор. Подполковник остался доволен своим жильем.
К полудню в крепость прибыли обоз и кухня.
Таким образом, батальон был расквартирован.
Поздно вечером подполковник Добровольский возвращался в сопровождении адъютанта от пристава Кукиева в крепость.
На безлюдных улицах царили мрак и тишина. Перекрестки освещались тусклыми фонарями на низеньких деревянных столбах. Заметив в темноте яму или выбоину, услужливый адъютант кидался к своему командиру и поддерживал за локоть. К счастью, прохожих почти не было и никто не мог увидеть, что подполковник пьян. А он и в самом деле слишком часто останавливался и что-то бормотал себе под нос. Адъютант же подскакивал к нему с неизменным: "Что изволите, господин подполковник?" Добровольский некоторое время всматривался в лицо адъютанта, затем, махнув рукой, продолжал путь.
Перед духаном грузинки Агвы подполковник остановился. Сквозь расписные стекла двери на тротуар падал яркий свет большой керосиновой лампы.
Адъютант повернул голову и неожиданно увидел за дверями знакомые лица. Он подошел, прильнул к стеклу. Сизый табачный дым окутывал столики. За одним из них в самом центре духана сидел капитан Смирнов и капитан Гассэ. Перед ними стояла целая батарея бутылок. Ворот мундира у Гассэ был расстегнут. Размахивая рукой, он что-то говорил Смирнову. По-видимому, Гассэ был пьян. Люди за соседними столиками не спускали глаз с офицеров, в первый же вечер воспользовавшихся преимуществом, которого не имели их товарищи, расквартированные в крепости.
Адъютант так и застыл перед дверью, соображая, как ему ответить Добровольскому, если тот спросит, что он увидел в духане. Он знал, что подполковник обходился круто с офицерами, уличенными в пьянстве. Встретив как-то в одном из харьковских трактиров своего офицера, он в гневе залепил ему оплеуху и сорвал с плеч погоны. Но сейчас подполковник сам был пьян и едва держался на ногах.
— Эй, адъютант!
Офицер подбежал к нему.
— Слушаю вас, господин подполковник…
— Что это там?
— Духан, господин подполковник.
— Э, негодник… — Добровольский возвысил голос. — Чего ж ты суешься?!
Адъютант вздрогнул.
— Никак нет, господин подполковник! Я смотрел, нет ли наших.
Добровольский нахмурился, помотал головой и сделал шаг в сторону духана.
— Есть, говоришь?.. Кто такие?
От страха, что Добровольский сейчас войдет в духан, у адъютанта пересохло в горле. Офицерам могло не поздоровиться.
