Тесса Доун - Кровавая судьба (ЛП)
Как будто сражения с ликанами было для него недостаточно, руки Маркуса начали подрагивать, и его глаза загорелись... становясь из красных желтыми, а затем снова красными. Он тронул кинжал внутри рукава своего пальто, позволяя серебряному лезвию бесшумно скользнуть в руку.
— Готовы сыграть тогда же, когда и вы, — прошипел он, его губы растянулись в улыбке.
Высокий вампир повернулся к Маркусу, но неожиданно из-за его спины появилась сильная рука и легла на грудь лидера... останавливая его.
Непонимание было ощутимо. Напряжение невероятно. В то время как все стояли... ожидая... что же мужчина собирается делать.
Джослин отпрянула, немедленно привлекая к себе нежелательное внимание, но ничего не могла поделать. Она узнает эти глаза где угодно.
До самой смерти разъяренный взгляд этих глаз, безумное выражение лица, ощущение его волос под подушечками пальцев будут выжжены в ее памяти. Находясь между жизнью и смертью, она смотрела в это лицо... и видела все его черты. Запомнила все детали. Она была в ужасе от его ошеломляющего желания убивать. И ее притягивало его отчаянное стремление выжить...
Это был тот самый вампир — ранее прикованный к гильотине в сарае. Встав рядом с лидером, он задумчиво оглядел ее с непередаваемым отвращением, настолько характерным для его рода. Тем не менее, было что-то еще в его глазах: узнавание, далеко выходящее за рамки инстинктов.
Натаниэль посмотрел на Темного, затем на Джослин... а потом снова на Темного... сразу чувствуя негласную связь между ними.
Он видел это. И ему это не нравилось.
Низко зарычав, предупреждая, он незаметно выпрямился, его мышцы напряглись перед атакой. Прожигающий взгляд обещал Темному быструю смерть.
Темный зашипел в ответ, но его глаза не отрывались от Джослин. А потом он выдохнул и еле заметно кивнул.
— А ты?
Темный ждал, не отводя взгляда от нее.
Джослин прочистила горло, пытаясь обрести голос:
— Джослин.
Этот звук был едва ли шепотом.
Натаниэль повернулся и посмотрел на нее с неподдельным презрением. Она почувствовала, как горло сжалось, словно парализованное, и поняла, что Натаниэль взял под контроль ее голос: она больше не могла говорить.
Не сможет произнести ни звука, даже если захочет.
Темный, казалось, полностью проигнорировал показательное проявление власти Натаниэля.
— Я Сайбер... Алексиарес, — представился он… Джослин.
Маркус, Накари и Кейген затаили дыхание, и в то же время были ошеломлены дерзостью Темного — его откровенной провокацией к бою.
— Ты хочешь подписать собственный смертный приговор, Темный? — спросил Натаниэль, его голос был твердым как камень. — Не будь дураком! Такое высокомерие не останется безнаказанным.
Темный быстро отвел взгляд, чтобы посмотреть на Натаниэля, и кивнул ему с уважением... четким пониманием, что Джослин принадлежит ему.
— Женщина твоя. Я не хотел проявить неуважение.
Высокий вампир, стоящий впереди, резко повернул голову и зашипел на Сайбера, явно возмущенный, но мужчина продолжал:
— У нас один раненый в лесу, и мертвый ребенок, которого схватили вчера за сараем, — он махнул рукой в сторону хижины. — У вас тоже есть раненый ребенок.
В этот раз его взгляд, изучающий Джослин, был не прямой связью с ней, а скорее обращением к Натаниэлю.
— Только этой ночью предлагаю нам собрать наших убитых и раненых и вернуться в свои дома; мы можем убить друг друга и завтра.
Маркус фыркнул, затем зарычал:
— Ты уже мертв, глупец.
Сайбер зашипел, напрягая мышцы в попытке сохранить контроль. Он, очевидно, хотел сражаться так же, как и Маркус, и явно не терпел оскорблений. Но он еще раз взглянул на Джослин... и сделал глубокий вдох.
— Возможно, — его глаза оставались сосредоточены на Натаниэле.
Сыновья Джегера, стоящие рядом с ним, были в недоумении. Они выглядели совершенно потрясенными, как будто его слова напрямую задевали их гордость, и не были уверены, что справятся с данной ситуацией.
— Нам не нужно разрешение от таких, как они, чтобы собрать наших убитых и раненых, Сайбер. Что, черт возьми, ты делаешь? — сказал высокий Темный.
Сайбер покачал головой.
— Будь уверен, я не спрашиваю разрешения у кого-либо, — он повернулся к говорившему и обнажил клыки.
Затем махнул рукой в сторону сарая и леса и начал уходить. Когда другие неохотно последовали за ним, стало очевидно, кто их лидер на самом деле.
Джослин выдохнула от нахлынувшего облегчения. Натаниэлю не придется сражаться сегодня; она может на самом деле дожить до завтра, и, возможно, он не станет злиться сильнее, чем сейчас. На этот раз ей удалось избежать последствий собственной глупости…
Наблюдая за тем, как уходили Темные вампиры, она не могла не бросить еще один взгляд на Сайбера Алексиареса. Имели ли ее действия в сарае какое-то отношение к его решению?
Как будто прочитав ее мысли, он повернулся, чтобы посмотреть на нее через плечо, и уголок его жестокого рта приподнялся на самую малость.
— Если только этой ночью, — прорычал он. — Враг моего врага... — его голос затих.
Джослин посмотрела вниз на землю, не желая вызывать еще больше гнева Натаниэля.
— Что это значит? — прошипел он.
Джослин приложила руку к горлу, этим жестом прося его освободить ее голос. Почувствовав, что голосовые связки расслабились, она прочистила горло.
— Враг моего врага — мой друг. В сарае... раньше... я спасла ему жизнь. А он спас мою.
Натаниэль посмотрел в сторону леса, недоверчиво глядя на сына Джегера.
— Темный, это правда? — он выглядел таким же ошеломленными, как и другие вампиры.
Сайбер пожал плечами и остановился, повернувшись лицом к братьям.
— Не волнуйтесь, сыновья Джейдона, я бы ее убил, если бы вы не появились, — он провел рукой по своим густым черно-красным волосам. — Ликан был просто более... первостепенной проблемой, — вампир склонил голову. — Но она разумно предугадала результат... и имела смелость, чтобы рискнуть. Это единственная причина, по которой мы не сражаемся здесь сегодня вечером, — и подмигнул Маркусу. — Завтра, воин. Всегда есть завтра, — а потом исчез за плотной стеной леса.
Джослин прикрыла горло руками, понимая, насколько близка была к смерти этой ночью.
— У меня не было другого выбора, — прошептала она. — Я была уже мертва, — и сразу же повернулась, чтобы пойти к хижине.
Она была в шоке, когда ударилась головой о твердую преграду, похожую на цементную стену, и сразу же поняла, что никогда не была в опасности: Натаниэль поместил ее в невидимую крепость так же, как Маркус Брейдена ранее. Он построил барьер, в который было невозможно проникнуть при сражении. Она смутилась. Униженная. Тем не менее, ждала без единого слова.
— Никогда... ни при каких обстоятельствах, — прогремел Натаниэль, — не считай одного из Темных своим другом! Он вернется, чтобы убить тебя... даже несмотря на то, что отпустил сегодня ночью. И я думал, что сказал тебе оставаться в доме!
Натаниэль был слишком зол, чтобы говорить. Слишком разъярен, чтобы освободить ее. Он долго смотрел на нее, с ощутимым неодобрение во взгляде, а потом просто отвернулся и пошел прочь.
Кейген посмотрел на импровизированную тюрьму и пожал плечами, извиняясь. Он был достаточно умен, чтобы не тянуть тигра за хвост, и последовал за Натаниэлем в хижину.
Тогда Маркус подошел к барьеру, и Джослин начал медленно отступать, пока не врезалась в другую сторону. Он был нехарактерно спокойным. На самом деле, слишком спокойным. Слишком сдержанным.
— Каждый раз, когда ты подвергаешь себя опасности, ты ставишь под угрозу жизнь Натаниэля. Знай, маленькая сестра, если ты снова рискнешь жизнью моего брата, ты потеряешь больше, чем голосовые связки. Я возьму контроль над твоими действиями и твоими мыслями, пока Кровавая Луна полностью не пройдет, и Натаниэль больше не будет в опасности. Ты будешь моей марионеткой, и никто не заметит разницы... даже Натаниэль. Ты все поняла?
Джослин сглотнула и посмотрела вниз. Она не смела ответить.
— Еще одного предупреждения у тебя не будет.
Как и Натаниэль, Маркус просто повернулся спиной и пошел прочь.
Накари вздохнул и подошел к барьеру.
— Я думаю, остался только я, да? — он сверкнул успокаивающей улыбкой, как и всегда потрясающе красивой. — Это была долгая ночь.
Джослин смотрела вниз, ненавидя свои слезы, не желая, чтобы Накари увидел, насколько ей больно от выговоров Натаниэля и Маркуса... какой потерянной и ошеломленной она себя чувствовала. Так унизительно — быть взрослой женщиной, с которой обращались как с ребенком; еще более унизительно — быть взрослой женщиной, ведущей себя, как ребенок, и подвергающей опасности чужие жизни.
Натаниэль отвернулся от нее. Она никогда не будет принадлежать этой жизни.
