Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии
— Он мне рассказал и кое-что другое! — засмеялась Джорджета, усаживаясь на другой конец софы, на которой сидел Феликс. — Он мне сказал, что вы — покоритель женских сердец, что у вас есть прекрасная возлюбленная, Отилия, но вы ее прогнали, потому что не хотите портить себе карьеру. Зачем вы это сделали?
Феликс побледнел.
— Какой негодяй! Но это ложь. У меня нет никакой возлюбленной! Она моя кузина и уехала в имение к... к дяде.
— К Паскалополу, да? Я как-то познакомилась с ним. Он очень элегантный и симпатичный мужчина.
Феликс потупился, не понимая, смеется ли над ним Джорджета или в самом деле верит, что Паскалопол их дядя, и в глубине души яростно выругал Стэникэ.
— Я не хотела вас огорчить, — сказала Джорджета, видя, что он насупился. — Я только повторила то, что говорил Стэникэ. Мне хорошо известно, какой он болтун.
Джорджета снова попыталась завоевать доверие Феликса. Она взяла его за лацканы пиджака, точно ее беспокоило, хорошо ли они отглажены, и ее волосы оказались у самого лица юноши. Потом спросила, желая вызвать его на откровенность:
— Скажите мне правду, домнишоара Отилия красива? Вы ее очень любите?
Не привыкший делать такие признания, Феликс ответил только на первый вопрос:
— Очень красива!
— Я слышала о ней в консерватории, — сказала Джорджета. — Знаете, я тоже училась там почти два года. Впрочем, я пою, когда собирается общество, большей часто по ночам. Что поделаешь!
И она с извиняющимся видом пожала плечами. Она явно хотела сблизиться с Феликсом, заставить его немножко оттаять, не сомневаясь, что он пришел с определенными намерениями.
— Как вы молоды! — удивилась она и слегка погладила его по щеке, приоткрыв в улыбке ряд блестящих, как перламутр, зубов.
Феликс вспомнил об Отилии и вдруг почувствовал себя очень виноватым. Он инстинктивно поднес руку к щеке, словно для того, чтобы отстранить прикосновение девушки, и это слегка задело ее самолюбие. Она пожалела, что приписала Феликсу фривольные мысли, а сам Феликс все не мог решить, как ему следует себя вести. Девушка нравилась ему. Хотя манеры у нее были несколько вольные, держалась она как настоящая дама из общества, и в его сознании не укладывалось, что она куртизанка. Ему хотелось завоевать ее сердце и в то же время он боялся попасть в смешное положение, так как знал, что Джорджета, по выражению Стэникэ, «первоклассная девушка» — и ничто иное. Оба, чувствуя себя неуверенно, сконфузились. Джорджета спросила:
— Вы всегда так робки с женщинами? Но вы мне нравитесь, в вас есть что-то внушающее уважение. Когда вы станете доктором, с вами будут считаться.
Джорджета смеялась и в то же время робела. Она запахнула пеньюар, наскоро поправила волосы, безуспешно стараясь найти достойную тему для беседы. В конце концов она вышла, чтобы принести Феликсу варенья. Ей вовсе не было свойственно принимать гостей по-мещански, но она желала доказать юноше, что она более порядочная девушка, чем он мог подумать. С непривычки она разбила стакан, закапала в столовой стол вареньем и перерыла весь ящик в буфете, прежде чем нашла подходящую салфетку. Она торопливо надела платье и тонкие, ажурные чулки.
И когда она вернулась к Феликсу, он был поражен изысканной простотой ее туалета. Бархатное платье, собранное у ворота наподобие блузы национального женского костюма, плотно облегало бюст. Джорджета показалась Феликсу вполне порядочной девушкой и писаной красавицей. Это была Отилия — только более мягкая, более кроткая. Цвет ее лица, лишенного всякой косметики, был удивительно нежный. Феликса охватило глубокое волнение. Его больше привлекала дружба с девушками, чем с мужчинами, и, встретив красивую девушку, он испытывал необходимость в доверительных признаниях, в простых и задушевных отношениях. У него не было сестер, и в каждой девушке он видел сестру, в которую потом влюблялся, — так произошло и с Отилией.
— Вы очень элегантны, если позволите мне это сказать! — серьезно проговорил он.
— Позволяю и даже с большим удовольствием, хотя вы и преувеличиваете. Ведь когда имеешь дело со всякими ничтожествами, которые воображают, что покоряют тебя, отпуская комплименты, приличествующие лишь фотографу, то от похвалы такого умного человека, как вы, приходишь в восторг. Ах, если бы вы знали, как мне иногда все надоедает, в какое уныние я впадаю!
Феликсу почудилось, что он слушает другую Отилию, хотя он и находил такое сравнение несколько оскорбительным для Отилии. Он спросил тоном брата:
— Почему вы впадаете в уныние? Может быть, вы все принимаете слишком близко к сердцу?
— О нет, вовсе нет, поверьте. Я не очень благоразумна — вероятно, вы понимаете... Я «первоклассная девушка», как говорит Стэникэ, но не думайте обо мне бог знает что. Быть может, я менее испорчена, чем многие так называемые честные девушки. Стэникэ, конечно, наговорил вам всяких глупостей.
— О нет, ничего, кроме того, что вы «первоклассная девушка».
— В некотором смысле я действительно такая. Зачем мне лицемерить и разыгрывать комедию? Меня содержит один старик генерал, он, в сущности, порядочный человек. Это не единственный мой грех! Я грешила и, возможно, еще буду грешить, как и все женщины. Иногда милый генерал сам заставляет меня изменять ему, чтобы друзья убедились в моих прекрасных качествах. Но я не... как бы вам сказать... не девушка легкого поведения... Официально я артистка. Поверьте, я держу себя строго, это льстит самолюбию генерала, и он относится ко мне скорее как дядя, чем как пламенный любовник.
Феликса очаровала шутливая, грациозная искренность, с какой Джорджета, порой краснея под пытливым взглядом юноши, обрисовала свое положение. Он счел своим долгом ободрить ее.
— Почему вы не откажетесь от такой жизни? Вы имеете право любить...
— О, все это романтические идеи, которые иногда приходят и мне в голову, но действительность их отвергает. Я считаю, что лучше быть практичной. Генерал безобиден, предан мне безгранично, скромен, деликатен. Пока я с ним, свет меня уважает, так как генерал обещал жениться на мне (вам не смешно?). Не будь его, меня бы все осаждали, добивались бы моей благосклонности за деньги или бесплатно. У меня был бы только один выход — стать настоящей артисткой. Знаете, артистке позволительно быть чуть-чуть кокоткой. Но увы, у меня нет таланта. То есть, может быть, у меня его и побольше, чем у некоторых моих подруг по сцене, но для меня этого мало, потому что я во всем стремлюсь к совершенству. Признаюсь вам откровенно, что люблю богатство и поэтому предпочитаю иметь покровителя. Вот причина моих заблуждений. Ах, и у меня есть своя маленькая драма. Но, может быть, это вам неинтересно?
— Нет, нет, — сказал Феликс, — ваша искренность заставляет меня уважать и любить вас.
Эти неловкие слова весьма польстили Джорджете, она сжала щеки Феликса ладонями, мягкость которых привела юношу в трепет.
— Вы очень милы! J'en suis йmue! [13]
Феликс опустил голову, его одолевали противоречивые чувства. Близость Джорджеты волновала его. Это было совсем не похоже на задушевную дружбу с Отилией. Он сознавал себя взрослым мужчиной, но его мучила совесть, что он предает Отилию.
— Моя история проста, — начала свой рассказ Джорджета.— После смерти матери папа женился вторично. У нас имелось кое-какое состояние. Мачеха была большая щеголиха и довольно откровенная кокетка. Думаю, именно это обворожило папу, который был восхищен, что его видят рядом с такой изящной женщиной. Она сразу привлекала внимание мужчин и заводила блестящие знакомства. Эта женщина испортила меня. Она с детства приучала меня к роскоши, одевала в шелка, обходилась со мной как с куклой, без которой не может появиться в свете. Я узнала, что она раньше была актрисой. Она была ко мне внимательна не как мать, а как искусная портниха. В лицее мое богатство приводило в ужас учительниц. Белье шуршало под моим платьем, и комната наполнялась ароматом дорогих духов. Особенно терзалась любопытством одна преподавательница, старая дева с закрученными на макушке в жидкий пучок волосами. Однажды, чтобы посмотреть, как я одета, она заставила меня в классе снять платье, и все девочки столпились вокруг меня. На мне была великолепная вышитая комбинация. Мачеха позволяла мне засиживаться до позднего часа, если приходили гости, и мне стало нравиться, когда за мною ухаживали. Я сама протягивала мужчинам руку для поцелуя. Я флиртовала. Дошло до того, что если в начале сезона я не получала нового платья, это являлось для меня истинным несчастьем и я была способна покончить с собой. Я люблю музыку, люблю читать, говорю по-французски (мачеха возила меня на год в Париж), мне хотелось бы учиться. Я с удовольствием стала бы, например, студенткой медицинского факультета. Но я сошла бы с ума, если бы слишком долго не выезжала, была лишена шума света, тонких кушаний. Спать ночью я не умею. Я училась пению в консерватории, но скоро бросила занятия, оттого что это было чересчур серьезно. Работа, работа и опять работа! Благодаря моей дорогой мачехе светская жизнь у меня в крови, она сделалась моим пороком. И все же как бы мне хотелось иметь мужа, ребенка, делать что-нибудь полезное! Я не легкомысленна от природы, не развратна, я только испорчена.