Исмаил Гезалов - Простор
На пути Захарову встретился Имангулов. Пряча усмешку, ом спросил:
— Куда так рано, товарищ Захаров? На охоту?
— В Павлодар.
— За покупками?
— Нет. Совсем уезжаю. К счастью! — зло ответил Захаров.
Имангулов вздохнул и грустно сказал:
— Нет… Не наладится…
К вечеру эти слова облетели весь совхоз.
7
На одной из остановок, где шофёр автобуса пошёл за водой для радиатора, Захаров вышел покурить.
К нему тотчас обратилась молодая женщина, миловидная и хорошо одетая. Чувствовалось, что она устала с дороги и чем-то обеспокоена.
— Вы не из совхоза имени Абая? — спросила она.
— А что вас интересует?
— Вы Гребенюка Тараса Григорьевича знаете?.
— О да! Имею честь! — язвительно ответил Захаров. — Приметная фигура!
Женщина не заметила иронии.
— Понимаете, это мой муж. Сюда меня довезли, а теперь надо ждать попутной машины, автобус будет не скоро. Скажите, куда ему можно позвонить?
Захаров загорелся от злорадства. У этого пентюха, оказывается, есть жена. Ну, она ему пропишет! Сразу видно — баба с характером. Теперь Ларисе не на что рассчитывать! И Захаров вкрадчиво посоветовал:
— А вы не звоните. Сделайте вашему супругу сюрприз. Сегодня, правда, воскресенье, но машины всё равно ходят. Потерпите часок. Зато какой эффект! Ведь Тарас… Григорьевич и не подозревает, какое счастье его ждёт!
— А почему вы так считаете? — с некоторым кокетством спросила жена Гребенюка.
Оценивающе разглядывая её, Захаров ответил:
— Да, одиночество — скверная вещь… Я не знал, что он женат, а чувствовал, тоскует он по ком-то, мучается. В наших трудных условиях женщина, то есть жена, это всё! Я ему завидую!
Женщина слегка улыбнулась.
Шофёр уже влезал в кабину. Захаров торопливо вырвал листок из блокнота:
— Вот мой павлодарский адрес. Возможно, вам что-нибудь понадобится. Какие-нибудь разъяснения, советы… Всё может случиться. Напишите, я тотчас отвечу… А может, и встретимся…
Автобус уехал. Женщина осталась стоять, с тревожным недоумением разглядывая записку.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
СЧАСТЬЕ ТАК ПРОСТО НЕ ПРИХОДИТ
Сквозь сон Тарас слышал, как его кто-то будит, тормошит, уговаривает встать.
Солнечные лучи косо били в глаза, свежий ветер ходил по комнате, и детским кулачок настойчиво толкал Тараса в плечо.
— Папа, папа! Вставай! Уже поздно! Мы опоздаем!
Тарас помотал головой, стряхивая ночной дурман, и уставился на сына. Витя, уже одетый и умытый, с тревогой смотрел на отца:
— Папа, ведь мы должны идти на озеро. Ты обещал. А то будет жарко.
— Вирно, обещал. Давай завтракать…
Было раннее летнее утро. Совхоз ещё спал. Отец с сыном прошли мимо гаража, мастерской, жилых домов, из которых доносились первые звуки воскресного дня: тихая музыка радио, звон посуды, сонные голоса.
Голубовато-серебристое озеро чуть колыхалось, и на берег набегала вода, с еле слышимым шорохом исчезавшая в песке.
Витя побежал к воде С радостным воплем. Тарас ошеломлённо остановился: на берегу, обхватив колени руками, сидела Лариса. Ветер шевелил её косынку, спущенную на плечи, а её глаза блестели озорством и нежностью.
Тарас подошёл, когда она уже о чём-то спрашивала Витю. Протянув руку, Лариса сказала:
— Рано вы сегодня встали!
— Та и вы, Лариса Владимировна, не поспалы в своё удовольствие.
— О, у меня сегодня были на то причины… и, кроме того, я просто люблю озеро на рассвете: оно сперва как ртуть, а потом становится зеленоватым и голубым. Мне нравится смотреть, как меняются тона.
Тарас смущённо спросил:
— А хлопчика моего вы откуда знаете? Бегает до вас?
— Мы давно знакомы. — Она обратилась к мальчику — Что ж ты к нам не приходишь? Джамал соскучилась.
— А я приходил. Вас не было. Вы в степь ходили. Джамал говорит, что вы ночью в степь ходить не боитесь. Правда?
Тарас не заметил смущения Ларисы. Он с радостным удивлением смотрел, как его сын и Лариса запросто, словно старые друзья, обсуждают ребячьи дела.
Говорят, что ребёнок никогда не ошибается в своих привязанностях и любит только тех, кто идёт к нему с открытой душой.
— Джамал говорит, — тараторил Витя, — что на вас надо обидеться.
— За что же?!
— А за то, что я к вам прихожу, а вы ко мне не приходите.
— Значит, если приду, ты не станешь обижаться?
— Не стану, — подумав, смилостивился Витька.
Они пошли вдоль воды. У самых ног, чуть серебрясь, плескалась мелкая волна. Тарас украдкой посматривал на Ларису — её голубые глаза сияли спокойствием, щёки алели, на пухлых, чуть приоткрытых губах бродила довольная улыбка.
Витя, набрав камешков, бросал их в воду, то убегая вперёд, то возвращаясь к взрослым.
— Витя, сынок, осторожней! — крикнула Лариса, когда мальчик взобрался на кручу, собираясь спрыгнуть вниз.
«Сынок!» — взволнованно отметил Тарас. Она не заметила, с какой признательностью он посмотрел на неё. Но, следя за ребёнком, Лариса вдруг погрустнела.
— Тарас Григорьевич, как вы думаете, — вдруг спросила она, — есть ли на свете человек, у которого нет горя? Человек, у которого исполнились все его мечты и желания… Наверное, нет такого. Все мы разные, непохожие. Один спокойный, другой горячий.
Один вялый, другой непоседа. Поэтому н близкие люди бывают такими… далёкими.
— Бувае, — нехотя согласился Тарас, — только дило тут, як я разумию, не в том, який чоловик сам по себе… Вот, скажем, муж и жена, а разуминня у них разные, каждый своего хочет от жизни. А раз желания врозь, то и судьбой не зийдутся, одни свары останутся.
— Выходит, разным людям и сблизиться нельзя? — спросила Лариса.
Тарас с горячностью ответил:
— Нехай будут разными, тилько б хотилы одного. Тоди и натуру свою зможут переробить, звыкнуться и друг другу навстречу пойдут. Нет, не в характере дило, Лариса Владимировна, а в помыслах, в цели.
— В устремлениях, — добавила Лариса и, словно отвечая на какую-то свою мысль, сказала: — Вот про меня говорили: «Жена главного инженера!» И считали, что я особенная, не чета простому человеку. А ведь я обычная девчонка. Что у меня? Семь классов, завод, вечерняя школа, которую я не кончила из-за Ивана… А стала инженершей и словно высшее образование получила. За что такой почёт? Из-за мужа? А человеком я себя почувствовала только тогда, когда к вам пошла работать. Про меня уже не скажут теперь: жена главного инженера. Про меня говорят: Лариса, которая шоферша. Ей-богу, это хорошо!
Тараса обрадовали эти слова. Когда он видел Ларису в гараже, то думал, что она просто снизошла до них: «Что ж, давайте поработаю у вас, тёмных шофёров». Ему всё время казалось, что его с Ларисой что-то разделяет. И вдруг выяснилось, что она совсем простая, своя и от этого ещё дороже и милее.
В это время Витька, бежавший к ним, споткнулся и упал. Тарас и Лариса одновременно бросились к мальчику и подняли его.
— Молодец, что не плачешь! — сказала Лариса.
— А чего тут плакать? — всхлипывал Витька. — И совсем не больно.
— Герой! Иды промый руку, — усмехнулся Тарас.
Лариса перевязала царапину своим платком. И на обратном пути Витька уже снова бежал впереди.
— Хорошо ребятам, — вздохнула Лариса, — и боль, и обида, и беда — всё забывается быстро.
— Не всегда так… Бувае, долго помнят…
Лариса взглянула на Тараса, поняв, что он имел в виду.
— У вас бинт дома есть? — спросила она, когда они подходили к совхозу.
— Есть… Ни, здается нема.
— Тогда, Витя, пошли ко мне — я тебе руку перевяжу. А вечером опять на озеро. Идёт?
— А папку возьмём? — серьёзно спросил малыш.
— Если он захочет, — смутилась Лариса.
2
У дверей своей комнаты Тарас увидел два чемодана, на кухне у раскрытого окна кто-то сидел — против света не было видно кто. Отперев дверь и распахнув её, он услышал, как его просительно окликнули:
— Тарас! Неужто не признаёшь?
Он резко обернулся на этот голос, так долго ещё звучавший в ушах после разлуки. Располневшая и всё ещё ладная, даже похорошевшая, но с усталыми, виноватыми глазами, перед ним стояла Ганна, его жена.
Со смешанным чувством изумления и страха Тарас разглядывал её, плохо ещё понимая, что случилось.
«За Витькой приехала, — решил он. — Витьку ей всё равно не отдам!»
— Что ж… Здоровеньки булы, — горько усмехнулся Тарас. — С чем пришла, с какими новостями?
Он спросил это так, точно они недавно расстались и он хорошо знает, что ничего путного от Ганны ожидать нечего.
— Вот… приехала, — она жалко улыбнулась. — Не выгонишь?
— Не знаю, — буркнул Тарас и внёс её чемоданы в комнату. — Садись, поговорим.
— Говорить-то нечего, Тарас. Думаю, тебе вое ясно… А коли на колени встать, так встану. Я свою вину понимаю. Словами прощенья не вымолишь… Жизнью надо доказать…
