Оксана Обухова - Рефлекс убийцы
Анна села теперь в противоположное кресло, перекинула ноги через подлокотник и, продолжая наслаждаться ароматом коньяка, продолжила рассказ:
— Приехал Федька из Лондона. Богатый, важный, женатый… Смешно. Кисель любил. Я вспомнила, как один кент говорил, что им в армии в кисель бром добавляли, чтобы по девкам не бегали… — Прыснула. Прямо в бокал с коньяком. — Вы не представляете, как было весело! Федька жену из Англии ждет, неделю грамотно питается — готов наследника делать… — Снова прыснула. — А у самого — «на полшестого». Вы не представляете, Надежда Прохоровна, какая умора была! Вайолет с зеленым лицом, Федька бледный, перед иконой клянется, что по девкам не шастал…
Анна повернулась в кресле, так потянувшись всем телом к Надежде Прохоровне, что той показалось, сейчас не удержится — на пол свалится.
Но физическая форма у девочки приличная была, висела долго, пока, хихикая, докладывала о первых экспериментах с химическими веществами:
— А тут я под боком! — мотнула бокалом. — Молодая, красивая, всегда с афродизиаком наготове. — Словно умирая от смеха, закатила глаза. — Вы не представляете, что было! Жена приезжает, у Федьки «полшестого», Анечка по дому в маечке гуляет — мужика прет, как дикого бизона! Он чуть не чокнулся — что происходит?! На Вайолет никакой реакции, на меня реакции — в полный рост! А все почему? — Анна, выпрямившись, значительно подняла вверх указательный палец. — А потому, что вся наша жизнь — это химия, биохимия и рефлексы. И большие титьки тоже вызывают сексуальное желание совершенно рефлекторно — эта женщина способна вскормить потомство.
В глазах убийцы мелькнула настоящая грусть.
Как в школе девочку-то затуркали! До сих пор на населении отыгрывается!
Но жалеть ее было не за что. Всяких женщин повидала Надежда Прохоровна: колченогих бедняжек, горбатеньких… И никто из них за глупые насмешки не мстил. Самой доброй на памяти Нади Губкиной была тетя Зина, которой еще на войне половину лица осколком мины снесло…
А эта? «Нашутившись» с бромом и африканскими снадобьями, отправилась людей убивать.
Лукреция печально оглядела когда-то могучую грудь Надежды Прохоровны, вздохнула:
— И все-таки противно. Несмотря на все рефлексы. Стоит только вымя нацепить, кобели в очередь становятся…
Понятно. Надежда Прохоровна вспомнила, как Суворин рассказывал об отравительнице — скорее всего, она использует «жировые костюмы» и накладную грудь, представила озлобленность этой фурии: на титьки клюнули, а раздеться нельзя! И поняла, почему та травила все-таки мужиков.
Она неправильно оценивала прежде всего себя и потому мстила. За собственную, как ей казалось, несостоятельность. За сальные взгляды на прилепленную грудь.
Глупость какая-то… Все дело только в нулевом размере лифчика?!
Глупость. И мужиков жалко. Не давала им Анька возможности разубедить себя в эдакой вздорности, мужа и то африканскими травами в постель заманила…
Вон у Клавдии, сводной сестры Сонечки, тоже не было причин лифчик надевать, но два раза в ЗАГС сбегала! И от мужского невнимания никогда не страдала!
Неужели так бывает? От такой-то ерунды девчонкам головы сносит?!
Чепуха какая-то. И пусть этим врачи-мозгоправы занимаются. Ведь случается — собственную порочность да гадость кто-то совершеннейшими пустяками оправдывает, если ничего существенного, настоящего за душой нет.
— …Я могла бы, конечно, «пластику» сделать… Но… — Лукреция неопределенно потрясла рукой.
Конечно «но»! Сделаешь себе вожделенную грудь, и пропадает причина весь мужской род ненавидеть! Не получится и дальше «развлекаться».
У серийных убийц, видать, мозги своеобразно устроены, им оправдание жестокости подавай. Хотя бы перед самим собой.
Ловко устроилась девочка… Совесть комплексами то услаждает, то будоражит. Испоганилась уже. Привыкла чужую жизнь в руках держать.
— Вам меня не понять.
Еще скажи — пожалейте меня, бедняжечку!
Оттаскать бы тебя, мерзавку, за космы! Стольких мужиков со свету сжила!
Надежда Прохоровна никогда не считала, что нынешняя молодежь, даже та, что по ночным дискотекам тусуется, чем-то шибко хуже прежних комсомольцев. «Ничего не изменилось в мире, Софочка, — любила говорить она. — Все так же: девки — пляшут, парни — смотрят. Только музыка другая стала да мы состарились…» И на дискотеках этих нормальные ребята собираются. Как раньше, те, что понеугомонней, что все дела днем сделать успевают. И поработать, и поучиться, и поразвлечься. Не поддерживала баба Надя тех кумушек, что нынешнюю молодежь чернят: «Одни уроды на тех дискотеках выкаблучиваются». Рты таким бабкам затыкала: «Себя вспомните, старые перечницы!»
Все в жизни неизменно — девки пляшут, парни смотрят. А если у кого сил или желания не хватает, так то, как нынче говорят, их проблемы.
А молодежь нечего винить.
Разозлившись на сумасшедшую девчонку, Надежда Прохоровна вдруг вообразила, как восстает из кресла «умирающая бабушка», тянет руки к космам ненормальной убийцы…
Чуть не прыснула. То-то, поди, дрянная страху-то натерпится! «Мертвец» ожил!
Отогнала от себя неурочные мысли, сделала лицо «умирающе постным»…
Но Лукреция метнувшийся взгляд на космы уловила. Насторожилась.
Дотянулась рукой до запястья Надежды Прохоровны, в зрачки уставилась…
— Странно, — произнесла с недоумением. — Как странно…
Подняла бабы-Надину руку вверх, резко отпустила — кисть бабушки безвольно шлепнулась на подлокотник.
Немного успокоилась. Поднялась на ноги, подошла к книжной полке и вынула из-за выдвинутой вперед стопки книг миниатюрную кинокамеру!
Посмотрела на бабушку, на камеру, пробормотала — сейчас посмотреть?..
Надежда Прохоровна забыла, что умирает не по правде! Чуть в самом деле не скончалась.
Девчонка все это время проводила съемку «последних» минут жертвы! (Наверное, готовила презент на будущее, собиралась еще раз насладиться творением рук своих!) Прямо сейчас она может увидеть, что баба Надя никакой отравы не пила!
Лукреция крутила в руках камеру, раздумчиво оглядывала «гостью»…
Что она сделает, когда увидит, что вся порция отравленного чая выплеснута в непрозрачную керамическую вазу?!
Побежит в унитаз выливать?! По голове старушку гой же вазой огреет?!
Ох, спаси и сохрани…
Надежда Прохоровна незаметно напружинила окостеневшие от неподвижности икры, приготовилась метнуться вперед, на убийцу!..
В квартире, как и двадцать минут назад, раздался громобойный звонок в дверь!
Но не однократный, как раньше, а условный — дзынь-дзынь-дзы-ы-ынь.
— Саша, — проговорила ненормальная девчонка. — Наконец-то. — Вернула видеокамеру на полку и отправилась в прихожую.
Надежда Прохоровна перевела дух. Неужели все закончилось?! Неужели сейчас в квартиру ворвется тот самый спецназ, спеленает сумасшедшую девчонку и бабушку избавит!
Спецназ ворвался.
Но девочку не спеленал.
Лукреция, опередив бронированных парней, стремительно ворвалась обратно в гостиную и тут…
Наткнулась на «ожившую» бабушку.
Судя по траектории прыжков, неслась она к кинокамере. Небось в окошко метнуть или об стенку разбить мечтала…
Но встретила в комнате спокойненько стоящую Надежду Прохоровну и словно лбом
о стекло ударилась. Выпучила глаза, разинула рот и…
В таком вот ошарашенном виде и была спелената. Жалко, что одними наручниками, но зато — мордой в ковер.
Но и оттуда, с полу, таращилась на бабу Надю и никак не могла в толк взять…
А когда взяла-а-а-а… Таким утробным, звериным воем разродилась!!
Уши в трубочку у всего спецназа свернулись!
Пока девчонка рычала и колотилась об пол, Сергей Михайлович невозмутимо ее перешагнул, подошел к бабе Наде, за руку взял…
— Как вы, Надежда Прохоровна?! — Не дождался ответа — бабушка на своих двоих стоит, и так понятно. Покрутил восторженно головой. — Ну вы даете! Когда «сантехник» с Махлаковой разговаривал, за дверью готовый к штурму спецназ стоял! Вы в последний момент сигнал подали, что контролируете ситуацию, и я успел захват отменить! Только-только успел!
Суворин раскраснелся, круглые щеки, лысина алели и блистали. Он восторженно крутил головой, тряс руку Надежды Прохоровны, оглядывался на входящего Володю Дулина…
«Отпускало» мужика. Оно и понятно: столько лет за убийцей охотился, глаза от матерей прятал… поймал.
— Надежда Прохоровна, мы Баранкина взяли, — солидно, как начальству, доложил майор. — Вы нам время дали его расколоть…
Последние слова, не исключено, были сказаны для валяющейся на полу Лукреции. Но бабе Наде тоже было важно их услышать. Не зря старалась. Не зря лицедействовала. Все правильно ребята сделали, и бабушка не подвела.
