Александр Кулешов - Ночное солнце
О Москве не обмолвилась ни словом.
Они успели и нацеловаться, и наговориться, и наглядеться друг на друга.
За лето оба изменились. Нина расцвела, она стала уже не по-девчоночьи, по-девичьи красива, волнующей красотой. Она выросла, прибавила в весе, загорела. У нее была великолепная фигура, выгоревшие льняные волосы разметались по спине до талии. Густые темные ресницы, казалось, стали еще темнее, голубые глаза еще голубее… Словом, Нина превратилась в красавицу, что Петр констатировал с двойственным чувством восторга и некоторой тревоги.
Каким стал он сам, Петр, естественно, не замечал. Зато это заметила Нина. Петр выглядел старше своих лет, рост его почти достигал ста восьмидесяти сантиметров, плечи еще больше раздались, темный пушок царил над верхней губой, жгуче-черные волосы причесаны аккуратно на пробор.
Он был вылитой копией отца.
— Вот ты какой стал! — неожиданно в самом разгаре одного из его рассказов вдруг тихо сказала Нина.
— Какой? — не понял Петр.
— Красивый, ты стал очень красивый, Петр.
— И ты, — сказал он, не зная, что говорить.
— Я боюсь, — прошептала Нина и взяла его руки в свои.
— Чего?
— А вдруг ты меня бросишь? И вообще, как ты себя тут вел без меня? Ты мне не изменял? Письма писал формальные, лишь бы отделаться.
— Я — формальные? — возмутился Петр. — Да я тут, да я…
Но она не дала ему говорить, бросилась на шею, повисла на нем. Он легко поднял ее на руки, поносил по комнате, деловито констатировал:
— Ты прибавила. Можешь прыгать с парашютом. Небось кило пять набрала?
— Ты с ума сошел! — запротестовала Нина. — Какой кошмар! Я и так себе там во всем отказывала. Но ты прав, — сокрушенно согласилась она, — у меня теперь пятьдесят восемь.
— Ничего. Можно еще два, — Петр критически оглядел ее стройную фигуру.
В это время раздался звонок. Ленка вернулась с тренировки. Бросилась к Нине, поцеловала ее, стала оживленно рассказывать о своих «важных делах»: о Рудике, о пионерлагере, о тренировках, все путая и перемешивая.
Потом приехал домой Илья Сергеевич.
Нина притихла. Она словно впервые встретилась с отцом Петра. Вдруг застеснялась. Собственно, кто она здесь? Подружка Петра? Поздно. Невеста? Рано. Его девушка. Так будет точнее. Но такая роль ее смущала.
Илья Сергеевич уловил Нинино настроение, начал сам рассказывать о летних лагерях, о всяких смешных случаях. Постепенно все вошло в колею и закончилось чаем с пирожными, которые Ленка предусмотрительно хранила в холодильнике, мужественно воздерживаясь от соблазна съесть их все разом.
И снова Петр начал заходить к Нине вечерами приготовить уроки, послушать музыку. Снова бабушка выносила к столу кулинарные чудеса и скрывалась в свое кухонное убежище. Снова Нина порой наносила визиты Петру, вела с Ильей Сергеевичем серьезные беседы, выслушивала Ленкины сенсационные новости.
Только времени у Петра теперь совсем не было. Три раза в неделю шли занятия в аэроклубе, три раза — тренировки по дзюдо. Оставались выходные. Городской парк, в который они с Ниной по-прежнему забредали порой, горел желто-красным пламенем поздней осени. Полыхали клены, каштаны, золотистой мелочью дрожали березовые листки. Потом листья стали опадать. Они лежали неубранные сплошными валиками вдоль тронутых первым ледком аллей.
Деревья темнели, оголялись. Только ели по-прежнему не снимали свои вечнозеленые тоги.
Одним из вечеров, когда, еще разгоряченный после тренировки и ду́ша-кипятка, Петр заскочил к Нине, у них произошла серьезная ссора. Необычная. Заставившая его взглянуть на Нину с новой стороны. И на их отношения. Вернее, по-новому раскрывшая для него Нину. Ее характер, ее чувства, ее темперамент.
Он позвонил. Оживленно рассказывая о пережитом дне, раздевался в передней, скидывая ботинки и искал «свои» традиционные тапочки, не замечая странного взгляда, которым смотрела на него Нина, ее непривычной молчаливости.
Они, как всегда, прошли в ее комнату, просторную, но уютную, по существу, единственную обжитую комнату в этой большой квартире. В комнате царила полутьма, лишь настольная лампа светила над раскрытыми тетрадями.
— …Я ему раз подсечку, — увлеченно продолжал Петр свой рассказ. — Не падает! Я — через бедро. Опять ничего. Тогда я ка-ак рвану…
— Скажи, Петр, почему ты обманул меня? — неожиданно спросила Нина.
Петр замолчал на полуслове. Он давно привык к ее неожиданным вопросам, которые она задавала в самые неподходящие моменты. И все равно каждый раз она заставала его врасплох.
— Обманул? — переспросил он растерянно. — Когда?
— Вот видишь, — продолжала Нина, — сам факт обмана ты не отрицаешь. Спасибо. Ты просто не помнишь, когда это было.
— Что было? — не понял Петр.
— Обман! Вот что. И не повторяй, пожалуйста, как попугай, моих вопросов. Не старайся выиграть время. Все равно ничего у тебя не получится.
— Что ты опять придумала?
— Я ничего не придумала. Я просто спрашиваю тебя, почему ты меня обманул. А вот интересно, что ты придумаешь в свое оправдание?
— Ладно, — Петр сел на диван, откинулся на спинку, вытянул ноги и заложил руки за голову, — я слушаю тебя.
Нина присела рядом.
— Это я тебя слушаю, — сказала она. — Почему ты мне ничего не рассказал об этой драке?
— Ты имеешь в виду с хулиганами, которые напали на девчонку? — Он вздохнул с облегчением: вон оно что, а он-то молчал, думал, она оценит его скромность, когда узнает.
— Да, я имею в виду именно это.
Петр с удивлением взглянул на Нину, пораженный ее тоном, скрытым напряжением, едва сдерживаемой злостью, звучавшей в ее голосе.
Когда они замолкали, в комнате повисала тишина, и тогда откуда-то врывались неясные шумы музыки, чужих голосов, собачьего лая.
Нина сидела рядом. Петр близко видел ее лицо. Свет лампы оставлял его в тени, и все же он разглядел плотно сжатые губы, потемневшие от гнева глаза. Ему даже показалось, что руки Нины, которые она положила к себе на колени, дрожали.
— Ты что, Нинка? — Он попытался обнять ее, но она резко сбросила его руку. — Что здесь особенного? Эго уже давняя история. Поехали с ребятами в лес, ты их знаешь — Пеунов и Суслик. Только сели заправиться, слышим, кричит кто-то. Мы наверх. А там шпана на девчонку напала. Их пятеро. Мы, конечно, вступились…
И тут Нина задала вопрос, поразивший Петра:
— Зачем?
— Как зачем? Да ты что, Нинка? Ты думаешь, что говоришь? На девчонку напали пятеро бандитов, а нам что, смотреть?
— Могли не смотреть, это ваше дело, — сказала Нина, и в тоне ее прозвучала непонятная жестокость, подчеркнутое ледяное равнодушие.
— Нина, — Петр старался говорить терпеливо, хотя от Нининого тона ему было не по себе, — ты пойми, они же насиловали ее, они вообще могли их там убить.
— Ну и что? — упрямо твердила Нина. — Может быть, ей это нравилось?
Сначала Петр даже не понял.
— Кому? — растерянно спросил он.
— Той девке! — почти закричала Нина. — Да, да! Той самой девке, за которую ты, как дурак, побежал заступаться. Рыцарь нашелся! Боже мой, какой же ты все-таки дурак!
Нина вскочила и стояла перед ним, раскрасневшаяся, волосы падали ей на лицо, она раздраженно откидывала их рукой, глаза блестели, и плясал в них злой, жестокий огонек.
Петр сидел ошеломленный. Такого еще никогда не было. Чтобы воспитанная, сдержанная Нина, его Нина выкрикивала грубые несправедливые слова, чудовищные обвинения в адрес неизвестной ей несчастной девушки. Нет, Нина сошла с ума! Он так и сказал ей.
— Ты с ума сошла! Подумай, что ты говоришь.
Нина, словно зверь в клетке, метнулась в один конец комнаты, в другой, остановилась перед столом, вынула сигареты, зажигалку, закурила.
Петру казалось, что ему все это снится. Он не узнавал Нину, не понимал, не мог понять…
— Она что тебе, дороже меня? — уже тише спросила Нина, снова сев рядом с ним на диван. — Ты что, ее раньше знал?
Петр молчал.
— Я спрашиваю, кто тебе дороже? — Нина вцепилась ему в руку ногтями.
Мысль сравнить свою Нину с той несчастной, жалкой девушкой, проводить между ними странные параллели, показалась Петру настолько дикой и нелепой, что он даже не нашелся, что ответить. Как вообще Нина могла подумать такое, как могла она, никогда его не ревновавшая, приревновать к той…
Петр решительно встал:
— Нина, ты больна. С тобой что-то случилось. Я пойду домой.
— Нет! — с неожиданной силой она усадила его обратно на диван. — Отвечай. Отвечай мне. Зачем тогда ты бросился ее защищать? Мне же все рассказали! Все!
— Да как же можно было иначе! — вскричал Петр, — Ты что, не понимаешь, о чем речь? Пятеро, пя-те-ро бандитов, да еще один с ножом, правда перочинным, напали на одну девчонку. Кавалера-то считать нечего. А мы, значит, трое здоровых парней, я — разрядник по дзюдо, — что должны были делать? Спросить: «Извините, мы вам не помешали?»
