Оксана Обухова - Рефлекс убийцы
— Мы продолжим «водить» Махлакову по всей Москве. День, другой, третий, неделю, месяц… Может быть, нам повезет, она не обнаружит слежку и выведет нас на свою лабораторию. — Сергей Михайлович положил руки на край стола, навис над ним; его лицо приблизилось к лицу Надежды Прохоровны. — А если нет? Если она уже уничтожила все препараты, оборудование и собирается залечь на дно на несколько месяцев? Если она собирается ждать — всплывет ли в вашей памяти связка «Шакира-шкура»?.. Сможете ли вы обвинить ее в причастности к убийству в «Мельниково»? Девочка умная, возможно — терпеливая… Смерть в «Мельниково» единственный случай, где она появляется в полный рост, под своим именем. Махлакова, скорее всего, рассчитывала, что отравление в отеле спишут на несчастный случай, на передозировку и невнимательность Разольской… Но все получилось как получилось. Она, Надежда Прохоровна, будет ждать. Или постарается убрать вас побыстрее. Вы — единственный человек, способный вывести на нее следственные органы. В бумагах впервые появится имя Ани Махлаковой.
Надежда Прохоровна снова опустила голову, нашла внизу, с изнанки кофточки, какую-то нитку… пощипывать ее начала…
Прав Суворин. Во всем безоговорочно прав. Сколько милиционеры могут старую бабку от убийцы охранять? Неделю, месяц, год?.. Что, если попадутся Ане на глаза, та следочки до последней крошечки подберет и за границу смоется…
Предъявить-то ей и в самом деле нечего. Отбрешут адвокаты.
И неизвестно, чем еще в этот момент Саша Баранкин занимается… Может, бродит по своей старой «земле», прежние связи с криминалом восстанавливает, снайпера хорошего ищет…
Нет выбора. Как ни крути нитку — нет.
Идти придется. Встречаться с Аней и идти на ту квартиру.
Подполковник — опытный чертяка! — видать, почувствовал решимость, промелькнувшую на бабы-Надином лице, сказал тихонько:
— Если вы дадите согласие, Надежда Прохоровна, мои ребята установят на съемной квартире видео- и аудионаблюдение — ни Махлакова, ни Баранкин там не ночуют, — тогда мы будем наблюдать за каждым вашим шагом. Вероятно, Махлакова попытается вас чем-то угостить. И как только она добавит в чай или воду какое-то вещество, произойдет захват. Нам надо поймать ее с поличным, Надежда Прохоровна. Обязательно — на «горячем» взять, с готовым препаратом.
Пенсионерка выслушала уверенный монолог подполковника, усмехнулась грустно… К окну отвернулась…
— Там, в той квартире, Сережа, дверь железная? — спросила тихо.
— Да, — немного опешил от неожиданного вопроса муровец.
— И щеколда на ней толстая, поди, есть? — уже в лицо подполковника печально усмехалась баба Надя.
— Ну… есть, наверное.
— Так о чем же ты мне сейчас говоришь? — подняла брови пенсионерка Губкина. — Какой «захват с поличным», а?.. Пока твои ребята будут дверь железную ломать, она всю отраву успеет в унитаз выплеснуть!
Надежда Прохоровна так и не поняла — разыгрывал ли маститый оперативник перед ней спектакль «мы браные ребята, мы все продумали, мы все успеем, только соглашайтесь» или на самом деле твердо уверен был… Что вряд ли — парень тертый, опытный, небось не один захват в свой жизни проводил…
Подполковник тяжело опустился на стул, сел к бабе Наде полубоком — лицо чуть-чуть виноватое спрятал, — ответил:
— На захвате будет работать группа спецназа. Опытные ребята. Они за несколько минут неслышно поставит на дверь заряд, выжгут замок… Лукреция ничего не успеет выплеснуть.
— Да? — снова задрала брови вверх Надежда Прохоровна. — А если Саша Баранкин в этот момент будет где-то возле дома в машине сидеть? Если он твоих спецназовцев увидит и сигнал подаст? Как думаешь — успеет Аня за это время отраву выплеснуть и чашечки помыть?.. Я бабушка старая, мне с ней драться несподручно… Отмахнется, как от комара.
Относительно «комара» Надежда Прохоровна преувеличивала. Скромничала. Ее кулак загривок старлея Бубенцова еще как помнит — лет в четырнадцать с батькиной папиросой поймала у беседки, так шваркнула, чуть шея пополам не треснула!
Но в остальном, по сути, права Надежда Прохоровна. Если Махлакова почувствует опасность, миндальничать не станет, в тигрицу превратится — отшвырнет старушку в угол, кости бы потом обратно собрать, под гипс.
Убивать не будет. Это вряд ли. За дверью готовый к штурму спецназ, и оставаться с трупом в запертой квартире не рискнет.
Но все же… Все же… Умыла МУР Надежда Прохоровна. Показала наглядно, как стыдно будет, если задумали старой бабушке голову морочить.
— Ты, Сергей Михалыч, со мной по правде говори, — без укоризны, без рисовки, попросту выложила бывшая крановщица. — Если есть чем пугать — пугай, выдержу. Если есть какие идеи по существу — выкладывай. А эти свои разговоры… «мы все продумали, мы все успеем» заканчивай. Не дурочка шестнадцатилетняя перед тобой.
— Я не лукавлю с вами, Надежда Прохоровна, — на тяжком вздохе проговорил Суворин. — Спецназ можно провести в подъезд скрытно. Договориться с жильцами соседней квартиры, назначить время операции… Это, как мне кажется, возможно. Махлакова не будет дожидаться, пока вы повторно на улице не покажетесь — сразу подойдет… — Сел прямо и также прямо посмотрел в глаза отважной бабушки. — Не думайте, Надежда Прохоровна, что мы не пытались обмозговать каждый поворот операции. Провести ее скрытно в наших же интересах. Нам важно еще и Баранкина найти. Если мы обнаружим его достаточно быстро, у Махлаковой счет на минуты пойдет — кто первый показания давать начнет, кто кого «паровозом» пустит. Понимаете?
— Понимаю, Сережа, — серьезно кивнула бабушка. — До завтра в ту квартиру наведаться успеете?.. Успеете микрофоны и камеры в ней наладить?
— Должны успеть. Обязаны.
Когда Сергей Михайлович прощался с бабой Надей у двери кабинета, то неожиданно взял ее руку и крепко приложился к ней губами.
К морщинистой руке в старческой гречке, крепко, как, наверное, материну руку поцеловал бы.
Часть четвертая
ЖИЗНЬ ПРОЖИТА…
Во дворе, возле мусорных бачков, мальчишки подожгли большую, почти не полысевшую новогоднюю елку. Дворник Талгат махал на них снятыми рукавицами, мальчишки смеялись, бухали хлопушками и осыпали дворника разноцветными конфетти.
Талгат грозил им уже веником.
Поземка тащила по сугробам длинную блестящую ленту «дождя». Серебряные нити сверкали под солнцем совсем живым потоком…
Мороз.
К замершей у кухонного окна Надежде Прохоровне сзади подошел Алеша, шепнул: «Пора». И начал налаживать под воротник ее жакета крошечную горошину микрофона.
Надежда Прохоровна поежилась. Уже привычно поискала глазами мобильный телефон, не нашла — в комнате остался, шепнула:
— Она здесь?
— Да, — почти беззвучно подтвердил Алеша. — Пора, Надежда Прохоровна, все готово.
После разговора в кабинете главврача во взгляде старшего лейтенанта на хорошо знакомую бабушку появилось нечто новое. Немного даже не родное, не привычное. Из кабинета Алеша вышел странно молчаливый, уважительно косился на бабу Надю, а дома, вечером, без просьбы перемыл посуду. Даже Настеньку с работы дожидаться не стал, надел смешной фартук с матрешкой на пузе и тщательно оттер все, включая кастрюли и сковородки.
— …Вы только по сторонам, когда пойдете, не оглядывайтесь, пожалуйста, ладно? Ребята вас «плотно поведут», неожиданностей никаких не будет.
Надежда Прохоровна кивнула. Судя по тону обожаемого воспитанника, она должна была чувствовать себя героиней. Разведчицей, отправившейся в тыл врага, оставившей награды, документы и личное оружие в полковом сейфе…
Но не чувствовала.
Что-то почудилось из военной поры, когда Алеша стоял в дверях квартиры, смотрел, как медленно, придерживаясь за перила, спускается бабушка по полутемной лестнице подъезда… Одна, не поворачивая головы, как и вправду на фронт собралась, боялась прощальным взглядом за порог зацепиться…
Алеша стыдливо оглянулся — не видит никто — и быстро перекрестил бабы-Надину спину.
В булочную по соседству Надежда Прохоровна не пошла. Так было оговорено. Потопала к универсаму на проспекте.
Вокруг носились шумные, все еще «новогодние» дети — воскресный день, в снежки играют. Мамаши тащат за собой санки с детишками, старушки, домохозяйки по делам спешат…
Все как обычно. Привычная московская суета, машины по проспекту как очумелые несутся… Гаишник в перепоясанном ярком тулупе на перекрестке стоит, полосатая палка к рукавице примерзла… На шапке-ушанке, на бровях и воротнике — кучерявые сугробцы инея.
Надежда Прохоровна покосилась на дорожного инспектора и на «зеленый» пошла по «зебре».
В универсаме тепло. Длиннющие очереди к кассам. Надежда Прохоровна остановилась возле «шлагбаума» у торгового зала, сняла варежки, достала из сумки кошелек — всегда его в руках крепко держала, ворон в магазинах не считала на радость карманникам.
