Джордже Кэлинеску - Загадка Отилии
Тити никогда не мог толком рассказать, как складывались отношения между ним и Аной. Несомненно было только то, что после нескольких визитов, во время которых все остальные, как по волшебству, исчезали из дома, Ана так ободрила Тити, что он сумел наконец с ее помощью познать причинявшую ему столько тревог физиологическую тайну. Он очень гордился своими подвигами и по наивности не считал, что несет какую-либо ответственность. Во время одного из свиданий тяжелые шаги и сильные удары в дверь заставили его оледенеть. Улыбаясь, но с торжественным видом появились Сохацкий и еще три офицера, в которых Тити узнал двух его братьев (капитана и лейтенанта) и господина с закрученными усами, на сей раз облаченного в полковничий мундир.
— Дорогой домнул Тити, — взял слово капитан, — мы счастливы, что наша сестра понравилась вам. Насколько нам известно, дело зашло слишком далеко. Что сделано — то сделано. Но вы понимаете, что наша семья пользуется уважением и не может позволить выставить сестру на посмешище. Вам надо пожениться.
Тити остолбенел.
— Но я... — заикался он. — Нужно спросить маму, хочет ли мама.
Лейтенант от души расхохотался.
— Ну, дружок, а почему вы не спрашивали маму, когда преуспевали тут?
Ваша мама не имеет оснований не разрешить вам жениться, — с некоторым пафосом, но примирительно сказал полковник, разглаживая усы тыльной стороной руки. — Ведь домнишоара Ана — красивая девушка, с приданым, из хорошей семьи.
— Сомневаюсь, что ему позволят, — не глядя на Тити доложил, как на военном совете, свое мнение Сохацкий. — Судя по сведениям, которые я собрал, они не разрешат. У них есть дочь, которая бежала из дома и только позднее обвенчалась.
— Мама не позволит, — простодушно подтвердил Тити, как будто в этом увидел спасительный выход.
— Ах чтоб вас, — усмехнулся капитан, — что же тогда будет с моей сестрой, если доамна Туля не даст вам разрешения? Шутник вы, однако! Вы совершеннолетний, свободны, никому не обязаны отдавать отчет. Сколько вам лет?
— Двадцать три, — смущенно ответил Тити.
— Ну вот видите!
— Вот что, ребята, — предложил полковник, — будем считать, что домнул Тити — мой сын. Я беру его под свою защиту. Знаете что? Я вас женю, я все устрою. Дома ничего не говорите до самой свадьбы, которая, разумеется, состоится в семейном кругу, а затем я побеседую с доамной Туля. Ничего, все наладится. Домнишоара Ана имеет кое-какое приданое, домик, в котором вы будете жить. А я потом пристрою вас куда-нибудь на службу.
Сказано — сделано, Аглае верила в рассудительность Тити, и ее не беспокоило, что сын под разными предлогами отлучается из дому. Тити объявили женихом и всем семейством весело проводили до самых ворот его дома, а Сохацкий даже заглянул со двора в окно. Так как Тити немножко подвыпил, он сказал, будто развлекался с приятелями, и проспал сном праведника свою первую брачную ночь. Невеста и гости пировали без жениха и отпускали такие шутки, о которых Тити не узнал до конца своих дней. Истинную цель этого фарса так и не удалось вполне выяснить. Возможно, что Ана еще раньше совершила неосторожный поступок и теперь хотела искупить его в глазах людей, возможно, что она просто-напросто желала выйти замуж, хотя бы ненадолго, чтобы избежать прозвища старой девы (ей было тогда лет двадцать пять). Однако до Стэникэ дошли слухи, которые делали более правдоподобным другое предположение. Старики Сохацкие, поляки по национальности, прежде содержали трактир и имели некоторое состояние в наличных деньгах и в недвижимости. Но дома были старые и ценились очень низко. Сыновья-офицеры нуждались в деньгах и требовали раздела, старики же откладывали это до устройства судьбы дочери. На семейном совете братья пришли к выводу, что если бы Ана вышла за человека без особых претензий, который удовольствовался бы частью дома, то старики сохранили бы за собой другую часть, а им остались бы деньги. Сохацкий взялся осуществить этот замысел. В результате в приданое Ане дали квартиру из двух комнат с подсобными помещениями. Деньги же старики разделили между сыновьями, и те на глазах у всех кутили напропалую.
В течение нескольких недель Тити удавалось обманывать бдительность Аглае. Он почти весь день проводил у жены и возвращался домой только ночевать. Но в конце концов Ане это надоело, и она сердито объявила, что не понимает, почему они должны прятаться от людей. Сохацкий предложил открыть Аглае тайну. Но Тити перепугался и пообещал сообщить ей сам. Однако на это у него не хватило духу, и, несмотря на неприятный инцидент, который у него произошел в свое время с Отилией, он отправился к ней и Феликсу и рассказал им все приключение. Отилия не могла удержаться от смеха:
— Хорош же ты, Тити, каких дел натворил!
Но так как она не разговаривала с Аглае, то в этой комедии роль вестника выпала на долю Феликса. Когда он сказал, что Тити женился, Аглае не захотела ему верить и приняла его слова за шутку.
— Это что еще за балаган! Чему только вас в университете учат!
Для того чтобы ее убедить, пришлось сходить за Тити. Аглае не рассердилась, не накричала на сына, а заплакала и стала его ласкать. Аурика не отставала от нее.
— Да как же ты мог позволить, сынок, чтобы мошенница насмеялась над тобой? Погоди, я пойду в полицию, если понадобится — доберусь и до префекта.
Аглае считала обстоятельства женитьбы сына простым жульничеством, против которого можно применить полицейские меры. Тити не понравился такой подход, и хотя он не умел это выразить, было видно, что он чувствует себя оскорбленным подобными суждениями об Ане, короче говоря, обладает самолюбием супруга.
— Она не мошенница, мама, я должен жить там. Если вам угодно, приходите к нам сами...
— Как? Чтобы я туда пошла? Бедный мальчик совсем запутался, мошенница одурманила его. Поди, милый, ложись и поспи, пока не придешь в себя. Я поговорю со Стэникэ.
Вскоре, действительно, явился Стэникэ. Когда Аглае начала рассказывать ему о случившемся, он, сразу приняв профессиональный тон, прервал ее:
— Погодите, погодите, прошу вас. Надо действовать по определенной системе. Где Тити?
Привели Тити, и Стэникэ подверг его длительному допросу.
— Будь добр, я хочу знать, сделал ли ты какое-нибудь заявление при свидетелях или же, прежде чем вступить в сожительство, вручил ей письмо, в котором содержалось обещание жениться на ней?
Хотя Тити оторопел, услышав термин «вступить в сожительство», он все же ответил:
— Нет!
Аурика жадно впитывала в себя этот разговор, и в ее выпуклых глазах, окруженных синими орбитами, сияло странное наслаждение.
— Значит, ты ничего не обещал, не вручал никакого документа? Превосходно. Но скажи, пожалуйста, ты предложил ей сожительство сам или она тебя на это вызывала, НУ. скажем, обнимала или, наконец, ввела в заблуждение непристойными жестами?
Тити колебался. Вне всякого сомнения, допрос раздражал его. Ана вовсе не была для него шантажисткой, и, кроме того, он так давно хотел познать женщину, что честность не позволяла ему назвать то, что давало ему счастье, намеренной попыткой ввести его в заблуждение. Впрочем, он не слишком хорошо понимал, куда клонит Стэникэ, ибо сам он просто выполнял желание Аны; сообщил матери о своей женитьбе, только и всего.
— Она меня не вызывала на это, мы оба хотели,— простодушно сказал он.
Стэникэ запустил руку в свою пышную шевелюру, точно адвокат, которого затрудняют противоречия в показаниях клиента. Аглае в бешенстве вскочила:
— Стэникэ, зачем ты его слушаешь? Ты что же, не видишь, в каком он, бедняжка, состоянии? Разумеется, она и ее семья завлекли его, а там и прижали к стене.
— Пожалуйста, давайте все выясним, — настаивал Стэникэ. — Когда члены семьи вошли в комнату, они застигли вас случайно или у тебя было впечатление, что они давно подстерегали вас? Они тебе угрожали, запугивали тебя?
— Они мне сказали, что я совершеннолетний, — обошел уязвимое место Тити, — и могу делать, что хочу, даже если мама не соглашается.
— Вот как, они полагают, что если ты совершеннолетний, то я допущу, чтоб над тобой всякая развратница шутки шутила? — с упреком сказала задетая Аглае. — Нет, сынок, ты останешься дома, а я посмотрю, что следует предпринять.
Стэникэ был в достаточной мере адвокатом, чтобы отдавать себе отчет в истинном положении вещей, он и вообще-то вмешался в эту историю только из любви к пышным фразам и мелодраматическим ситуациям.
— Что ж, если бы Тити подал жалобу, что его заманили в ловушку — дали понять, будто он имеет дело с женщиной легкого поведения, а потом угрозами принудили согласиться на брак, — то это явилось бы отправным пунктом для возбуждения дела о разводе. Но это должен сделать он сам, только он сам, ибо он совершеннолетний. Ну, молодой человек, ты как, потребуешь развода?