Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера
— Наверно, мне нужно перед тобой извиниться, Майк.
Полноватый раздавил в пепельнице окурок и мягко пробормотал:
— Не обязательно.
— Я очень свински напилась?
— Ты порядочно перебрала.
— Джек, конечно, был плохой помощник?
— Ты лучше меня знаешь Джека. Как он сейчас?
— Еще спит. Ты молодец, что отвез нас домой.
— А для чего еще иметь машину? Как голова?
— Сейчас лучше. Я проснулась чуть свет, и меня вывернуло прямо на стул у постели. — Она хихикнула. — Сразу полегчало.
Приезжий опустил глаза в записную книжку, стесняясь услышать продолжение. Там, откуда он приехал, напивались невоспитанные и отпетые девицы. А по этой не скажешь, что она отпетая. Сейчас она говорила:
— Кстати, не ты меня раздел?
— Боюсь, что нет.
— Слава богу. Значит, сама.
Полноватый взглянул на часы:
— Джек, во всяком случае, на это был неспособен. Ну, мне пора. Ты не забыла про завтрашний вечер?
— Если ты не раздумал нас звать, — сказала она.
Стоя, полноватый сказал:
— Я вас не разлюблю даже насквозь проспиртованных. Значит, около девяти.
— Выпивку приносить, Майк?
— Не надо, если вы на мели.
— Отлично, потому что мы почти на ней.
Полноватый сунул руку за пазуху:
— Взаймы не надо?
— Нет пока. Попрошу, когда дойду до ручки, ладно?
— Обязательно. Ну, не скучай, — сказал он и ушел.
Девушка пригубила кофе и стала со вкусом посасывать большой палец. На приезжего накатила решимость. Он встал, сунул в карманы газету и записную книжку, шагнул к опустевшему стулу Майка, осторожно положил шляпу на стол и сел. Девушка никак не реагировала на это. Он поставил локти на стол, переплел пальцы, прокашлялся и выпалил:
— Вы не возражаете, если я займу вас беседой?
Она улыбнулась и сказала:
— Ради бога. Мы, кажется, вчера вместе поддавали?
Он сурово замотал головой.
— Ну, значит, еще когда-нибудь.
— Нет-нет.
Чуть помолчав, она холодно сказала:
— Понятно. Не имеет значения. Занимайте меня беседой.
Этого позволения он только и ждал. Разом сбросив напряженность, он напористо заговорил как по писаному.
— Спасибо. Позвольте с самого начала быть с вами откровенным. Я тут новый человек. Сегодня в восемь утра я в первый раз приехал в Лондон, у меня никого нет в городе, и, если говорить совсем начистоту…
— У вас нет денег, — сказала она.
Он опешил:
— Почему вы так считаете?
— Обычно приезжие, заговорив откровенно и начистоту, просят потом взаймы.
Он поразился.
— Правда? Очень хорошо, что сказали. Очень ценное сведение. Только, — он просветлел лицом, — на самом деле у меня очень много денег. — Он вынул из внутреннего кармана бумажник, положил его между ними и постучал по нему пальцем. — Вы бы удивились, сколько у меня денег в этом бумажнике.
Она дважды кивнула и сказала:
— Понятно. И вы решили, что подвернулась девушка, с которой можно весело провести время.
Он помолчал озадаченно и вдруг залился краской. Схватив бумажник, он встал и заговорил бурно, чуть не со слезами в голосе:
— Я… Видимо, я насильно навязываю свое общество и этот разговор. Надеюсь, вы все же поверите, что я… что ничего оскорбительного для вас я не имел в виду. Я самым искренним образом прошу извинить мою грубость.
На свой лад огорчилась и девушка. Она сказала:
— Фу ты, черт! Да сядьте же. Сядьте, пожалуйста.
— Но…
— Сядьте, я вас прошу. Я только сейчас поняла, до какой степени вы новый человек. Я не прощу себе, если вы сейчас уйдете.
— Вы правду говорите?
— Правду. Я вас не поняла.
Совершенно успокоенный, он сел и с прежним дотошливым напором продолжал:
— На чем мы остановились?
— Вы что-то хотели сказать начистоту.
— Ага. Так вот, после автовокзала я совершил долгую прогулку по центру города, чтобы получить понятие о нем, и набрел на это кафе. Я отметил, что те люди, у двери, пусть не красавцы, но определенно артистичны. Тогда я вошел и нечаянно услышал ваш разговор с мужчиной, он ушел несколько минут назад, и из вашего разговора мне стало ясно, что вы тот человек, ради которого я приехал в Лондон. Сам я из Глейка. Слышали о таком?
— Нет. Расскажите о нем. Это маленький городок?
— Нет, большой. Мы производим рыбий клей, свитера и много плавленого сыра. Некоторые считают, что первыми стали делать плавленый сыр американцы. В известном смысле это так, но он был уроженцем Глейка, Мёрдок Стэрз, который придумал технологию. Еще один наш уроженец — Гектор Маккеллар, он готовит телепередачи, так что, как видите, в географическом смысле Глейк будет побольше, чем просто точка на карте. Зато в культурном смысле масштаб совсем не тот. Из-за этого я и уехал. Вы читали Ницше?
— Кого?
— Фридриха Ницше. Немецкий мыслитель.
— Не читала.
— Но хоть слышали о нем?
— Может быть. Не уверена.
Он покачал головой, не в силах поверить в это. Он сказал:
— Странно. По вашему разговору я мог бы поклясться, что вы читали Ницше. В вашем разговоре сквозил ницшеанский дух — я бы так сказал. С вами, во всяком случае, мне легко говорить о нем. А в Глейке — без преувеличения — мне было буквально не с кем потолковать о Ницше. Не с кем.
Она из сочувствия спросила:
— А что вообще обсуждают в Глейке?
— Спорт. Спорт и религию. Собственно, даже не обсуждают: дерутся за них. Мыслителей в Глейке нет, художников тоже. Вы сами не художница?
— Боюсь, что нет.
— Забавно. А похожи на художницу. Знакомых художников у вас нет?
— Есть, мой приятель художник.
Он пришел в восторг:
— Я так и знал, что вы связаны с искусством! Он — хороший художник?
— Не могу судить. Я не очень разбираюсь в живописи. Его друзья считают, что никудышный. А что, вы сами художник?
Его глубоко задел этот вопрос.
— Я?! Ни в коем случае! У меня, слава богу, совсем нет художественного таланта. Но в художественной среде люди обычно восприимчивы к новым идеям, особенно — к ницшеанским, а через них я и намерен преуспеть.
— В чем преуспеть?
— Не важно в чем. Мне все равно, с чего начать. — Он постучал указательным пальцем себе в висок и со значением объявил: — Я тут все вычислил.
— Что вы вычислили? — озадаченно спросила она.
Неожиданно он во весь рот улыбнулся.
— Наш разговор, — сказал он повеселевшим голосом, — увлекает нас на опасную глубину. Вы позволите узнать ваше имя?
— Конечно. Джил.
— А фамилия?
— Не надо об этом. Противно.
— Как может быть фамилия противной?
Вздохнув, Джил безразличной скороговоркой сообщила, как мать после развода вернула себе девичью фамилию и велела Джил взять ее же, потому что не хотела даже слышать фамилию отца. Потом мать снова вышла замуж и теперь заставила Джил взять фамилию отчима, чтобы у девочки была семья. Но Джил невзлюбила отчима, и поэтому друзья продолжали звать ее просто Джил. От этих сведений незнакомец только шире раскрыл глаза и рот. Казалось, он снова зальется краской смущения, но вместо этого, потрясенный открытием, он сказал:
— Как это грустно!
— Да ничего особенного, — сказала она. — Теперь уже ничего особенного. А вас как зовут?
Он постучал пальцем по ее запястью и важно объявил:
— Келвин Уокер. Вы не откажетесь, Джил, сделать мне громадное и исключительное одолжение? Которое только вам по силам оказать?
Она улыбнулась и сказала:
— Если смогу.
— Не откажите отвести меня в самую дорогую ресторацию в Лондоне и заказать нам обоим самый дорогой обед. За мой счет.
Растрогавшись, она ответственно сказала:
— Очень мило с вашей стороны, но вы в самом деле можете себе позволить?..
— Сегодня я всё могу себе позволить.
Она сказала:
— В самый дорогой ресторан я не могу вас отвести, а в довольно дорогой — поведу, если вам так хочется.
Он расплатился с официанткой, и они вышли на улицу. Он сказал:
— Вы скажите, если я что-нибудь делаю неправильно. Манеры у меня приличные, но лоска еще маловато.
Она велела ему просто держаться естественно.
Ужин с местной уроженкой
Они ужинали во вращающемся ресторане на самом верху высочайшего здания во всей Британии. За широкими зеркальными окнами уползала вбок панорама городских крыш и простертого над ними неба — ясного, усеянного редкими облаками, раскроенного темными громадами деловых кварталов на полосы кричаще красивого заката: желто-оранжевый запад, сине-зеленый, с парой звездных точек восток. Мало-помалу небо погасло, и засверкал город. Среди крыш, подсвеченные прожекторами, обозначились собор св. Павла, Вестминстерское аббатство, Бекингемский дворец. Теплый воздух был приправлен венской музыкой. Келвин и Джил сидели лицом к лицу за столом, покрытым камчатой скатертью. Официант убрал остатки трапезы, и сейчас они покуривали, не очень затягиваясь, сигары, заказанные Джил, и время от времени пригубливали вино.
