Александр Владимиров - Призрак Белой страны
«Издевается?!».
— Москва — четырехмиллионный город, — терпеливо разъясняла Валентина.
— А у нас только пятьдесят тысяч, — вздохнула секретарша. — И то половина приехала недавно. Вроде бы запасы руды нашли, завод собираются строить. — И безо всякого перехода вдруг добавила. — А ты чего не в красном?
— С какой стати я должна быть в красном? — изумилась Репринцева.
— Но у вас все так ходят. Потому и называют: Красная Россия.
— «Красная Россия» — по другой причине. Идеология в СССР марксистско-ленинская.
— Не вижу связи.
— Эту идеологию еще называют идеологией красных… Как бы тебе объяснить? Красное знамя, красная звезда.
— Индейцы тоже были красными. Я в книжке прочитала, — важно сообщила Любочка.
— Индейцы — это цвет кожи. А у нас он белый, — ответила Валентина и вздохнула, вспомнив, как усиленно Москву разбавляют отнюдь не белые приезжие.
Неизвестно, чем бы закончился нелепый разговор с секретаршей, но в комнату заглянула Ольга Филимонова — крепкая девица лет двадцати семи, с копной вороных волос. Любочка тут же представила ей гостью:
— Познакомься, журналистка из Красной России Валентина Репринцева. А это наша «скандальная хроникерша» Ольга Филимонова.
Ольга не проявила к посланнице СССР никакого интереса, лишь слегка кивнула и спросила секретаршу:
— Шефиня у себя?
— Да. Нас почтил вниманием сам Горчаков.
— Ух, ты! И чего он откопал?
— Вот эту девушку. Хочет взять у нее интервью.
— Интервью? — не на шутку перепугалась Валя. Она не может позволить такое без согласия соответствующих органов.
— Он парень не промах, — усмехнулась Ольга.
— Нет, нет, я не готова дать.
— Дашь, никуда не денешься. Такой любую уговорит.
— Она, между прочим, из самой Москвы, — вставила Любочка.
— И что?
— Говорит, это четырехмиллионный город.
— И что? — лениво повторила Ольга. — Я туда на экскурсию не собираюсь.
Валентина было возмутилась, однако увидела, что Филимонова потеряла к ней даже каплю интереса. Повернувшись к гостье спиной, журналистка повела разговор с секретаршей:
— Слышала, княгиня Волконская родила ребенка? А ее муж известный гомосексуалист, возлюбленный актера Лапина. Любопытно, кто настоящий отец наследника родовитой фамилии?
— А мне на эту Волконскую наплевать. Работала кассиршей в книжном магазине на нашей улице. Чего мне интересоваться детьми кассирш?
— Она же княгиня! — возмущенно бросила Ольга. — Ах, Любочка, как можно не интересоваться жизнью знаменитостей?
— Это вы обо мне? — раздался мужской голос и на пороге возник конопатый вихрастый парень.
— Кому ты нужен? — скучно зевнула Ольга.
— Еще понадоблюсь! И вам и нашей Империи! Слышали новость: убили господина Дрекслера?
— Того, что вчера приходил к нам? — спросила Любочка.
— Его самого.
— Забавный мужичок, — вздохнула секретарша.
— Что в нем забавного? — возмутился конопатый парень. — Он был настоящим героем. А какое дело редакции предлагал!
— Мне он сказал, что я — настоящая карейка, — заявила Любочка.
— Кто?
— В его устах это прозвучало как знак чего-то хорошего.
— Арийка, недотепа ты эдакая! — продолжал кричать парень. — Но он ошибся. Тебе до арийки, как мне до Килиманджаро.
— Ты, наверное, выпил с горя по своему дружку?
— С чего взяла?
— Мы тут о делах, а ты о каком-то жаре?
— Сколько классов закончила, неуч?
— Сколько ни есть — все мои. Пока молодая — гуляю. Стану старухой — пойду доучиваться!
— Слышь, Альберт, — обратилась к нему Ольга. — У княгини Волконской родился ребенок.
— И что?
— Может от Дрекслера?
— Рехнулась?!
— А чего? Напишем? Дрекслер уже не опровергнет, а я рубрику в газете закрою.
Альберт затряс в ярости кулаками. Любочка призвала его к порядку:
— Прекрати хулиганить, козлище! Лучше познакомься с нашей гостьей Валентиной Репринцевой.
Стогов только теперь обратил внимание на Валентину, галантно подошел к ней, поцеловал руку:
— Вы обворожительны, фрау.
— …Она из Москвы, там живет.
— Что?! — разинул рот обескураженный Альберт. — Я поцеловал руку коммунистке?!
И в панике выскочил!
А тем временем Горчаков оказался в кабинете своей начальницы. Черкасова смотрела на него и молчала. Она ждала объяснений.
— Утром ко мне заезжал Корхов. Рассказал об убийстве Дрекслера.
— Знаю, что убили. Дальше?
— Встретил Еремина, того самого…
И он подробно пересказал свою встречу с банкиром. Алевтина усмехнулась:
— Отказался от денег? Зря.
— Ты же мне платишь сносно.
— Заработка можешь лишиться, если не услышу разумного объяснения: что делал дальше? Почему являешься в редакцию, когда рабочий день давно пересек экватор?
— Я встретил интересную девушку.
— Это не новость. Ты постоянно встречаешь интересных девушек.
— Она интересна для редакции. Журналистка из СССР.
Он ожидал, что Черкасова если не запрыгает от радости, то хотя бы скупо похвалит. Но шефиня лишь поморщилась:
— Чем она интересна? Критикует советскую систему?
— Нет. Она комсомолка.
— Ты хочешь, чтобы мы предоставили газетную полосу нашим скучным недругам с Севера?
Горчаков сидел, как в воду опущенный. Он так надеялся… Что если Алевтина его приревновала? Это она только говорит, что не из ревнивых.
— Нам нужно дать первые данные по расследованию смерти Федоровской. Статья должна быть готова завтра, или послезавтра.
— Лучше послезавтра.
— Хорошо. Какова твоя версия?
Александр подумал и сказал:
— Ограбление — вряд ли. Ревность — не верю! Думаю, политика. Не случайно вслед за ней убивают некоторых политических персон. Либер точно был связан с убитой.
— Но, по словам знакомых, Федоровская не интересовалась политикой?
— Слова… Зинаида Петровна была человеком скрытным. Это подтвердили все.
— А со Степановым, который знал Либера, ты встретился?
— Он тогда в театре сбежал от меня.
— Тогда! А после?
— Времени не хватило.
— Зато тебя хватило на прогулки с юной красавицей. Я вас видела, проезжала мимо. Ты был так увлечен милой подругой, что даже не заметил своего главного редактора.
— Думал, она любопытна редакции, — решил настаивать на своем Горчаков. — Не каждый день посещает Старый Оскол комсомолка из Москвы.
— Брось, не считай меня за идиотку! — вконец рассердилась Черкасова. — У нас сейчас слишком много гостей. Мир вновь обезумел и готовится к войне. Посмотри на события в Испании; Гитлер и Муссолини перешли к открытому вмешательству в дела этой страны. Скоро германо-итальянский блок напрямую столкнется с англо-французским. В конфликт втянутся США, СССР, Япония, потому он станет затяжным и разрушительным. Это будет самая страшная война, которую когда-либо знавал мир. И наша задача выжить! А выживем, если останемся нейтралами. В военном отношении нас не так-то просто «лишить нейтралитета», даже в нынешних границах Российская Империя — не какая-то там Бельгия или Голландия. Поэтому «гости» и атакуют нас со всех сторон. А разумный молодой человек, сам в детстве переживший ужасы войны, разгуливает неизвестно с кем, веселится, не думая ни о чем.
— Слишком много гостей, — задумчиво повторил Горчаков. — Следуя такой логике, мы должны сказать спасибо убийце Либера и Дрекслера.
— Не передергивай. Именно у нас в Империи создана уникальная система управления по типу русских земств, и впервые введен закон, когда решение о праве наследования на средства производства переходит в ведение регионов или государства в целом. Мы ударили по власти ростовщического капитала, упразднив процент по кредитам, и национализировали землю. (О необходимости этого писал Сильвио Геззель, известный экономист первой трети XX века. Он считал, что владельцы денег должны передавать государству некоторую небольшую сумму, как плату за право пользоваться деньгами государственной эмиссии. При таком положении дел скорость оборота денег увеличивается в 10 и более раз. Эксперимент с идеями Гезелля провели в небольшом австрийском городе Вергль, где он показал неплохие результаты, но, благодаря действиям мирового финансового капитала был свернут, а имя выдающегося финансиста забыто. — прим. авт.). Скоро мы станем райским местом, как тут не позавидовать!
— Старый Оскол точно станет! Особенно когда в нем появилось казино.
— Пусть иностранцы играют в казино, таким образом, обогащая нас. Но шпионить, втягивать горожан в авантюры. О, нет!
— Ты права во всем, кроме одного: убиты люди. Даже если они и вели против нас преступную игру… преступлением справедливость не восстановишь. Сколько еще смертей случится? Утром, проснувшись, первым делом задам себе вопрос: сегодня никого не убили?
