Евгений Аллард - Призраки прошлого
— Ты слышишь меня? — дёрнул меня за рукав Лифшиц. — Значит так, говоришь: «Белла, это лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной».
Я остановился, как вкопанный и одарил безумным взглядом второго режиссёра.
— Милана будет сейчас сниматься?! Её не отвезли в больницу?
— Нет, конечно. Олег, ты, что с луны свалился? — затараторил Лифшиц. — Жаль, она пока не может с декольте сниматься, царапин и синяков много.
— Царапин? — схватив его за грудки, воскликнул я. — Она чуть не погибла! Ублюдки, как вы можете заставлять её сейчас работать?!
Оторвав мои руки от своего воротника, Лифшиц хмуро пробурчал:
— Никто её не заставляет. Она сама знает, что делать. Олег, веди себя прилично. Если трахаешь жену главрежа, хотя бы делай вид, что скрываешь свои чувства. От широкой общественности.
Конечно, он употребил нецензурное слово, я давно привык, что работники искусства не церемонятся. Я резко развернулся, со всей силы вмазав ему в нижнюю челюсть. Он отлетел в сторону, смешно взмахнув длинными ногами. Наклонившись над ним, я отчеканил:
— Никогда так не говори. Понял? Или убью тебя, сволочь!
Лифшиц растерянно пощупал челюсть, и, повертев пальцем у виска, пробормотал:
— Сумасшедший.
Я подал ему руку, помог подняться. Мы в полной тишине дошли до студии, Лифшиц бросал на меня исподтишка осторожные взгляды, словно боялся, что я опять его ударю. Но моя ярость испарилась, душу заполнила бессильная тоска. Около двери, Лифшиц остановился и деловито проговорил, будто между нами ничего не произошло:
— Переодевайся и гримируйся. Будем снимать сразу. Там все просто.
Я вернулся к двери студии, одетый в чёрный фрак с белой плиссированной рубашкой и белой бабочкой. Съёмочная площадка представляла собой роскошную гостиную, заставленную старинной мебелью из ценных пород дерева — стульями, креслами. К стене примыкал огромный камин, декорированный природным камнем, с высокого потолка свисала большая хрустальная люстра. На «дворцовом» паркете возвышался большой концертный рояль. Суетились техники, бродил Кирилл, раздавая указания. Я поискал глазами Милану. И вдруг ощутил, что кто-то сжал мне локоть.
— Ну что, Верстовский, какой орден хочешь получить? — услышал я голос Верхоланцева.
Я резко обернулся, вглядевшись в его лицо, пытаясь определить, набрался он уже или нет.
— Чего смотришь? Говори, какой тебе орден выбить, — продолжил он весело. — Не стесняйся. Для меня это просто. Я ногою дверь открываю в любой кабинет. Даже президентский, — делая вид, что сообщает мне государственную тайну, шепнул он мне громко на ухо. — Ты молодец. Спас мою жену. Увы, вот жену подарить не могу. Она мне сама пока нравится, — расхохотался он. — Ладно, сейчас снимать будем. Дорогая! — театрально воскликнул он, увидев Милану, и протянул ей руки.
Милана выглядела немного бледной, с шеи до ног, как змеиная кожа её обтягивало платье из серебристой парчи, шрам на виске прикрывали жёстко завитые иссиня-чёрные локоны. Она подошла к нам, протянув мне ручку в белой перчатке.
— Олег, все в порядке?
Я кивнул, напряжённо оглядывая её. Верхоланцев, смерил нас обоих взглядом и громогласно спросил:
— Все готово? Отлично.
В студию важно прошествовал Мельгунов, сильно утянутый в белый фрак. У на банкетку, поёрзал. Верхоланцев скомандовал:
— Милана, Олег, встали здесь.
Я взял Милану под руку, сзади нас сгрудилась массовка — женщины в вечерних нарядах, мужчины во фраках. Все выглядело очень натурально.
— Начали! — воскликнул Верхоланцев.
Мельгунов сделал вид, что закончил исполнять пьесу, снял руки с клавиатуры рояля, все громко зааплодировали. Красуясь собой, он приблизился к нам, я торжественно изрёк, стараясь, чтобы голос не звучал насмешливо:
— Белла, прошу любить и жаловать. Винченто Бертинелли. Лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной.
Мельгунов осклабился, манерно поклонился, и горделиво выпрямился. И вдруг замер, его круглые глаза расширились до такой степени, что стали похожи на блюдца, он гортанно взвизгнул, глядя куда-то через моё плечо:
— Не смотри на меня так! Не трогай меня!
И как заяц побежал зигзагами по гостиной, поскользнулся, растянувшись на полу, резво вскочил. Распахнув дверь, он пулей выбежал в коридор, словно за ним гнались черти. Я непонимающе взглянул на Милану, потом на Верхоланцева. Главреж матерно выругался, устало шлёпнулся в антикварное кресло, заставив жалобно скрипнуть дерево весьма почтенного возраста. Мрачно вытащил массивный, потускневший от времени золотой портсигар с выгравированным на крышке двуглавым орлом с царскими регалиями в окружении изящного растительного орнамента. Охранники Мельгунова, чуть не столкнувшись лбами в проёме двери, бросились вслед за подопечным.
— Белая горячка? — весело поинтересовался я.
Милана брезгливо пожала плечами. Мне стало любопытно, я вышел в коридор, прислушался. Где-то вдалеке слышались крики, я направился туда, распахнул дверь и оказался в фойе театра, но не того, где мы снимали сцену с Мельгуновым, а совершенно другого, полуразрушенного, залитого водой, заросшего тиной, со стенами, покрытыми многолетним известковыми отложениями. Я поднялся по раздолбленным ступенькам — крики стали громче, вышел на балкон с рядами сломанных, вывороченных кресел. Мельгунов стоял на четвереньках в проходе и умолял: «Я все сделаю! Пожалуйста, не трогай меня! Пожалуйста! Клянусь, все сделаю!», протягивая вперёд руки. Перед ним возвышалась молчаливая фигура в чёрном плаще, она тянула Мельгунова, будто маленькую собачонку цепью, к которой были прикованы металлически браслеты на его запястьях. Я сделал шаг, призрак резко обернулся — вместо лица в капюшоне белел череп с ярко сверкающими огнём пустыми глазницами. Неистовый шквал ветра ударил в меня, словно включили на полную мощность ветродуй, и подбросил вверх. Как в страшном сне, я увидел где-то далеко внизу, перед сценой два неподвижно лежащих тела — охранники Мельгунова.
10
— Что вас привело ко мне, господин Верстовский? Я вижу, вы чем-то обеспокоены.
— Это очень важно.
Кастильский, бросив на меня обеспокоенный взгляд, провёл в кабинет.
— Рассказывайте. Вы встречались с духом Северцева?
— Нет. Вчера я стал свидетелем явления необычного призрака в чёрном плаще, внутри капюшона был череп с пустыми глазницами, в которых сверкали красные огоньки.
Кастильский, как мне показалось, с осуждением посмотрел на меня и проронил:
— Если вы убедили меня встретиться с вами, чтобы я выслушивал подобные байки, то совершенно напрасно теряете время.
— Байки?! — возмутился я. — Эта хреновина чуть не укокошила меня. Она подбросила меня к потолку, убила двух человек!
— Этого не может быть, — спокойно ответил Кастильский. — Не стоит меня обманывать. Если бы вы действительно встретились с этим существом, мы бы с вами не разговаривали. Они не оставляют свидетелей.
Я насупился, обдумывая, что дополнительно рассказать колдуну, чтобы он поверил.
— Этот призрак явился не ко мне, а к другому человеку, у которого на запястьях я заметил браслеты, скованные между собой, — пробурчал я. — От них шла светящаяся цепь, которую держала фигура в чёрном.
Кастильский нахмурился, со скрипом открыл ящик стола, достал толстый фолиант в кожаном переплёте, скреплённый медным замком. Открыв на нужной странице, он показал мне рисунок на пожелтевшей от времени бумаге.
— Я не видел их вблизи. Только заметил, что на них выгравированы какие-то значки, — объяснил я.
— Ясно. Скажите, вы крещённый?
— Да, меня крестил дед. Ну, то есть по его настоянию меня крестили, мои родители — атеисты.
— И вы носите крест?
— Да, дедов крест, который я получил после его смерти.
Кастильский вышел из-за стола, и спросил:
— Вы можете показать?
— Конечно, — ответил я, расстегнув рубашку, вытащив цепочку.
— Не снимайте! — быстро остановил меня Кастильский. — Никогда не снимайте этот крест, — повторил он. — И никому не отдавайте! Чтобы никто, понимаете, никто не мог его даже коснуться!
Он взял лупу и склонился надо мной. Внимательно осмотрев крестик, Кастильский вернулся за стол, и сложил руки домиком перед собой.
— Господин Верстовский, я могу дать вам только один совет. Держитесь подальше от человека, который носит эти браслеты. На самом деле это кандалы, которые свидетельствуют, что он заключил сделку с Тёмной стороной. Вам очень повезло, заговорённый крест сохранил вас от гнева посланника Ада.
— Ну, если он продал душу дьяволу, какие проблемы? Это его дело, — с иронией сказал я.
— Это не смешно, — сурово оборвал меня Кастильский. — Этот человек мог отдать не только свою душу, но и заключить договор с Тёмной силой о передаче других душ.
