Оксана Обухова - Рефлекс убийцы
Раскрытая автомобильная дверца будто обнаружила разверстый могильный зев. Жадный, но терпеливый. Пугающий и черный.
Сзади невозмутимо топтался Архипов. Видать, подумал — скрутило у бабки спину…
И объяснения лому испугу не было.
Как будто накатила одномоментно тревожная полна и схлынула.
Но ноги к месту приросли.
— Баба Надя?.. — показалась из салона голова Алеши, нагнувшегося над пассажирским сиденьем. — Вы что-то забыли?..
— Нет, Алеша, все в порядке, — соврала Надежда Прохоровна. Неловко переставила ставшую вдруг ватной ногу внутрь салона и нешуточным усилием воли заставила себя не выдернуть ее обратно.
За спиной согнулся Пал Палыч.
— Вы хорошо себя чувствуете, Надежда Прохоровна? — спросил заботливо.
Бабушка Губкина молча забралась на переднее сиденье — в горле першило, спина заледенела, — положила на колени сумочку, подняла глаза на ветровое стекло: перед носом болталась на шнурочке свисающая с зеркала зеленая елочка.
Автомобильный ароматизатор.
Болтался и, наверное, распространял повсюду лесной дух. Смолистый запах сосен и еловых лап.
Как на могиле Васи.
Надежда Прохоровна незаметно перекрестила живот, выдохнула облегченно: спаси, Господи, испуг навеял запах. Автомобильный ароматизатор — зеленая елочка — провонял машину лесом и нагнал на пассажирку ночной жути. Напомнил Васину могилу, саму чуть вслед за мужем не отправил…
Надежда Прохоровна незаметно сплюнула через плечо, сказала:
— Трогай, Леша. Бог даст, доедем.
От пережитого испуга отходила долго. Километров десять. Казалось бы, объяснение могильной жути найдено: хвойный запах. Сиди и радуйся — домой живая-здоровая едешь!
Но страх не отпускал.
Сгустился за спиной. Скреб по нервам шуршащим пугающим шепотком — напоминал: я тут, я никуда не делся… Не скроешься, не удерешь!
У Надежды Прохоровны от этого вызывающего воспоминания шороха даже лопатки взмокли. Давненько не испытывала она подряд такого ужаса: вчера любимый мертвец с ромашкой приходил, сегодня…
Сегодня тоже как будто вдогонку отправился…
Машина подпрыгнула па кочке, за спиной что-то отчетливо зашебуршело, зашептало, шлепнуло…
— Что там у тебя, Алеша?! — не выдержав, притиснув сумочку к груди, нервно вскрикнула Надежда Прохоровна.
И получила неожиданно вразумительный ответ:
— Так веники. Купил на дороге.
— Какие веники? — оторопело проговорила баба Надя, развернулась на сиденье всем корпусом к Алеше — грудь жестко ремень безопасности перетянул.
— Простые, — недоуменно отозвался воспитанник. — Березовые и можжевеловые. Завтра с Настасьей в баньку сходим… Попаримся, давно собирались.
Веники… За спиной шептались и распространяли обморочный запах простые веники?!
Господи, Твоя воля!
Разве можно быть такой бестолковой?! Придумала тоже лапы еловые, старые могилы…
Надежда Прохоровна суматошно закопошилась в сумке. Выдернула сотовый телефон, быстро нашла в нем номер Архипова…
Дисплей мигнул синим светом, и телефон издох от голода.
Ах незадача, ах невезение! Совсем, балда стоеросовая, из виду упустила — мобильник полчаса назад начал писком напоминать: накорми меня, Надежда Прохоровна, накорми!
(У Надежды Прохоровны вообще с электронными приборами своеобразные отношения сложились. Она даже с утюгом порой беседовала: «Что, миленький, опять перегрелся? опять шнуром запутался?» Могла пылесос обругать: «Эх, дуралей, снова какую-то дрянь сожрал, да?»
Разумный же мобильный телефон одушевлялся бабой Надей безоговорочно. Она его в чехольчик как спать укладывала.)
Бабушка Губкина решительно схватила за рукав водителя:
— Вернуться надо, Алеша.
— Зачем? — опешил старший лейтенант. — Забыли что-то?
— Да. Сказать.
— Кому?
— Пал Палычу.
— Возьмите мой сотовый и позвоните, — упрямился Алеша.
— Так телефон записан у меня! — плаксиво взвыла баба Надя. — А мой мобильник издох!
Машина плавно съехала к обочине, сгущающаяся метель гут же облепила снежными плюхами боковые окна…
— Надежда Прохоровна, — Алеша глядел с укором, — Москву скоро заметет. Встанем в пробки. Может быть, поедем? Недалеко осталось… Позвоните Пал Палычу с домашнего телефона или зарядку вставите… Я бы дал свой «прикуриватель», но у вас зарядка толстая…
Надежда Прохоровна повернулась вперед, сложила руки под грудью, помолчала намного.
— Поехали, — сказала мрачно. Видать, сегодня день такой — запаздывают умные мысли. Не успевают за событиями.
Мимо «форда» огромными зыбкими тенями проносились большегрузные машины. Встречный ряд метель совсем скрывала, только по противотуманным фарам встречные машины и угадывались…
Алеша водитель неопытный. Машину обратно на дорогу выводил — чуть шею не свернул. Доехать бы…
Надежда Прохоровна смирилась с мыслью — обождать придется. Поправила сползающую шапку и укорила себя за старческую самонадеянность.
Во время «смешного постельного эксперимента» ведь думала что-то не так, чего-то не хватает!
Но упустила мысль. Не стала «дорабатывать» воспоминания! Уцепилась за ночную рубашку…
А ведь скользила догадка. Теребила. Не отпускала, спряталась на задворках сознания и всколыхнулась, как только еловым запахом из машины дохнуло.
Теперь понятно. На «следственном эксперименте» не хватало запаха. Елового, казалось бы, душистого… На самом деле — можжевелового, едкого. Принесенного из бани.
Тот, кто входил ночью в номер, принес на одежде и волосах банный дух. Оставил его в спальне возле кровати — как близко подходил, ну просто жуть берет! — забыл в просторной гостиной…
Надежда Прохоровна как представила стоящего над ее постелью убийцу, так чуть ог воображенной жути сердечный приступ не получила.
Ведь в номере убивец семь минут провел! Что делал? О чем думал?
Может быть, о том, что легче спящую бабушку подушкой придушить, коли стакана с водой возле кровати не нашлось?
Как долго он соображал? Как быстро стакан с зубными протезами на полочке в ванной обнаружил?
Долго, поди…
Ох, страсти Господни! Спаси и сохрани.
Не думать, не думать, не думать. Осталась и живых и слава Богу.
— Алеш, ты не знаешь, можно попеременно, за раз, париться в сухой бане и в русской парной?
— В смысле? — не понял озабоченный трудными дорожными условиями старший лейтенант.
— Ну… можно после сухой бани в «мокрую» идти? Не вредно?
— А я откуда знаю?.. Мы или-или ходим…
Понятно. Жаль. Если бы два вида бань нельзя было совмещать, совсем просто было бы. Надежда Прохоровна совершенно точно знала, что в русской парной «шлепались» вениками Сева и Аня. Кто еще там был, можно было бы выяснить, позвонив Палычу, уж тот бы догадался, как вызнать это у гостей…
Но если и в той и в другой бане парились все совладельцы холдинга… Задача усложняется невероятно. Любой из них мот принести хвойный запах на банном халате…
Надежда Прохоровна достала из сумочки карамельку, наградила себя сладеньким за догадливость… В принципе разговор с Палычем действительно ждет. Ничего существенного из него, может, и не получится: банный дух мог равномерно распределиться на всех гостей.
Хотя… хотя… Стол для чая накрывали не возле русской парной, откуда можжевеловый дух валил, а все-таки поблизости от сауны…
Перед самой Москвой встали в пробку. Алеша устало потягивался, зевал, кнопочками магнитолы баловался…
Диджеи «Русского радио» упражнялись в остроумии, пара фразочек заставила пенсионерку Губкину укоризненно фыркнуть.
— Надежда Прохоровна, посмотрите в бардачке, там новый диск лежит с Погулиным. Я для тети Сони романсы купил, послушаем.
Надежда Прохоровна послушно открыла бардачок — в нем зажглась незаметная тусклая лампочка, — нашарила под толстыми перчатками плоскую коробочку, вытащила ее наружу…
— Нет, баб Надь, это Шакира. Я ее новый диск для Насти в Интернете «нарезал»…
— Что?! — Тонкий пластмассовый футляр с диском выскользнул из рук Надежды Прохоровны, скатился по коленям, свалился на пол. — Как ты сказал?.. — прошептала бабушка Губкина помертвелыми губами. — Шаки…
— Шакира. Американская певица. Настасья ее любит, — объяснил Алеша и зевнул.
Надежда Прохоровна так и окостенела: с приоткрытым ртом, распахнутыми глазами, в съехавшей набекрень шапке.
«Шакира». Ими из последних слов Богрова. Не «шкура», не «шкира»… Шакира!
Михаил Богров сказал перед смертью — «прости, Шакира».
Его голова лежала на коленях бабы Нади, он смотрел на кого-то в гостиной. И говорил не в пустоту — кому-то. Тому, кого называл именем американской певицы.
Убийца — женщина. А Миша с ней прощался.
