Айрис Мердок - Время ангелов
— Неплохо выглядишь, — сказала Мюриэль.
— И меня за это ждет подарок?
— С какой стати? Вообще, я вижу, ты жить не можешь без подарков и наказаний.
— Ты же мне что-то обещала.
— Что?
— Себя, допустим.
— Тут какое-то недоразумение.
— Ну хорошо, тогда… дай мне приз за красоту. У меня в жизни так мало радостей.
— Мне нечего подарить.
— Одинокая девушка способна одарить многим. Роза, тайком брошенная из окна, надушенный платочек, слетающий вниз как бы случайно… Да, вот это были времена!
Мюриэль подумала опять, что Лео, очевидно, еще не знает о существовании Элизабет.
— Так о каком же подарке ты мечтаешь?
— Ну, я скромен. Больше всего, конечно, я мечтаю о девственнице. Но если у тебя никого на примете нет, то подари мне… свою туфлю. Лучше не придумаешь. Ведь я когда-то был фетишистом.
Странная мысль посетила Мюриэль. А что если познакомить это прекрасное животное с Элизабет? Идея, даже прежде чем окончательно сформировалась, показалась ей значительной и волнующей. Элизабет спит, заколдованная. Почему бы не разбудить ее? Разбудить именно таким образом.
Но через секунду Мюриэль возразила сама себе: это невозможно, неразумно, опасно. Карл ни за что не согласится. Лео слишком, тут она нашла подходящее слово, живой, грубо, диссонирующе живой. Карл если и одобрял знакомства, то лишь с очень вялыми, очень тихими мальчиками. А в своем нынешнем расположении духа он ни какие визиты не согласится. Кроме того, самой Элизабет по силам ли такое потрясение? Она так привыкла к рутине, к плавной церемонии медленных движений, приглушенных голосов.
Но не здесь ли и таится беда? Элизабет пребывает в замкнутой системе, словно посреди какого-то медленного танца, усыпляющего ее своей монотонностью. Именно от этого она погружается в сон, именно от этого и Мюриэль в последнее время стала чувствовать себя пленницей. Они слишком долго замирали в благоговении перед Элизабет. Пришло время чего-то громкого и неожиданного, чего-то непредсказуемого и абсолютно нового. Лео именно такой — громкий, неожиданный, непредсказуемый и новый. Мюриэль мысленно поставила его рядом с Элизабет. Что ж, мило.
— Свежий воздух, — произнесла Мюриэль.
— Что?
— Извини. Это так, мысли вслух.
Отец может сильно разгневаться. Но следует ли этого бояться? Пусть наконец произойдет в доме хоть что-то, ускользающее от ежесекундного, пристального, властного контроля Карла, доведенного до того, что они все постепенно превращаются в какие-то тени его мыслей. Элизабет повзрослела, но так и не видела ни одного привлекательного молодого человека. О, прекрасный новый мир!
Несомненно, Элизабет испытает потрясение. Может, даже обидится, что все так неожиданно. Но разве потрясение не пойдет ей на пользу? В конце концов она стряхнет с себя этот убивающий сон. Потрясение — вот, что им всем необходимо. Что-то волнующее, бодрящее. Лео — восхитительное оружие! С ним она, Мюриэль, бросится в бой. Так это война? Ну да, сладостная война! Предстоит задать взбучку кузине. И хотя у Лео в голове ветер, но для цели, которую она поставила, лучше и быть не может. Лео сыграет в ее игру, в которой, опять же, не должно быть ничего сложного, болезненного, запутанного. Ничего плохого не случится. Лео всего лишь даст возможность Элизабет кое-что пережить. Да и ей тоже.
— Ты говорил, что расстался со своей подружкой?
— Напрочь. Я снова в продаже.
— Допустим, — осторожно начала Мюриэль, — я расскажу тебе о прекрасной девственнице, скрывающейся в темноте дома…
— Говори, да не заговаривайся.
— Ты знаешь мою кузину Элизабет?
— Кого?
— Я не единственная девушка в доме. Есть еще одна, моложе и красивей. Моя кузина.
— То есть здесь, внутри, теперь?
— Да.
Лео вскочил. Вид у него был изумленный, почти испуганный.
— Другая девушка? Правда?
— Да, Лео, правда.
— Нет, ты шутишь.
— Не шучу.
— Но почему же я ее не видел?
— Она была немного нездорова. Так, ничего серьезного, просто побаливала спина. Сейчас она предпочитает не выходить из комнаты.
Корсет. Сказать ли о нем Лео? Что-то странно волнующее было в этой мысли.
— Но почему она прячется? Зачем ей нужна эта тайна?
— Нет никакой тайны. Это чистая случайность, что ты до сих пор не слышал о ней.
— Какой-то странный звук колокольчика иногда слышится. Это она?
— Она.
— Девушка с колокольчиком. Сколько ей лет?
— Девятнадцать.
— И она действительно прекрасна?
— Сказочно прекрасна.
— И девственница?
— Да. Она почти не видела мужчин.
— А она знает обо мне?
— Знает, — уклончиво ответила Мюриэль.
Лео как будто успокоился.
— Веди меня к ней!
— Не так быстро, — остановила его Мюриэль. — Сначала ты должен кое-что мне пообещать.
— Проси что угодно.
— Обещай не самовольничать и во всем меня слушаться. Элизабет ведет замкнутый образ жизни. С ней следует вести себя очень мягко и учтиво.
— Что значит — учтиво? Я что, даже не смогу ее поцеловать?
— Мы решим, что тебе можно. Ты поймешь, что она вовсе не похожа на девчонок из твоего колледжа.
— Но ты же не собираешься все время торчать рядом?
Об этом Мюриэль не подумала. И теперь мысль, что она будет все время рядом, показалась ей даже привлекательной. Но ведь ничего серьезного и не должно случиться.
— Нет, конечно. Если ты будешь себя хорошо вести.
— Надеюсь вести себя не слишком хорошо.
— Но ты обещаешь меня слушаться?
— А, хорошо. Обещаю.
— Теперь вот что. Ты не должен быть увлечен никем другим. Элизабет заслуживает полного внимания, иначе это все бессмысленно. Помнишь, ты просил у меня денег на одно дело? Ну, как там? Кстати, правда ли все это?
— Ах, это. Все в порядке, девица свободна. И уже развлекается с другим.
— Откуда же ты взял деньги?
Лео взглянул на нее и тут же резко отвернулся. Он пошел в угол и прижался лбом к стене.
— Ну, Лео.
— Можно признаться?
— Да. Я все пойму.
— Никому не расскажешь?
— Посмотрим.
— Ты видела эту старую религиозную картину, о которой папа так печется? Я ее украл и продал.
— Боже! — воскликнула Мюриэль и стремительно поднялась с пола.
— Мерзко, правда?
— Да что ты за существо такое!
— Я думал, тебе все равно, — покосился на нее Лео. — Ты ведь мне сама подсказала, чтобы я украл что-нибудь.
— Да не о такой краже шла речь. Украсть такое, украсть у собственного отца, украсть то, что он больше всего любил…
— А римско-католическая церковь утверждает, что если дети что-то берут у родителей, то это нельзя считать кражей. Смотря как подойти.
— Ты прекрасно знаешь, что это кража.
— Ну значит, у отцов воровать не грех.
— А он знает, что ты взял?
— Конечно, не знает. Какой смысл ему об этом говорить? Он бы только раскричался.
— Впервые встречаюсь с такой низостью и испорченностью.
— А я думал, что ты выше всех этих отживших условностей. И вообще, не такая уж паинька. Правда?
— Не мели ерунды. И за сколько же ты ее продал?
— За сколько надо. Семьдесят пять фунтов.
— И тебе сразу заплатили? Она, возможно, стоит намного дороже.
— Я уже говорил — мне много не надо.
— Ты должен вернуть икону. Вернуть, даже если придется опять украсть.
Лео метнулся из угла и сел на кровать.
— Вот теперь у меня точно шарики за ролики заехали.
— Ты продал ее в магазин?
— Да, роскошный антикварный на Шепард Маркет.
— Молю Бога, чтобы они ее не продали. Ты должен ее вернуть. Лео, как ты мог?
— Очень просто… Я тебе говорил, что мне нужен был широкий освобождающий поступок. Именно такой. К черту отцов.
— Нет, так нельзя. Ты понимаешь, что поступил плохо? Тебе должно быть известно, что из норм морали не так-то просто выпрыгнуть.
— Неужто, Мюриэль? Ты когда-нибудь слышала о квазарах?
— О квазарах?
— Да. Такая разновидность звезд. Ну, не важно. Ты бросаешь взгляд на вселенную, а потом говоришь мне о морали? А вдруг нами управляют откуда-то издалека? А вдруг мы просто головастики в чьем-то пруду?
— Никакие мы не головастики. И у тебя не может не быть совести. Тебе не может не быть стыдно. Не может!
— Ладно, согласен сгореть от стыда, — Лео смотрел на Мюриэль пустыми глазами. — Что я должен сделать?
— Пойди к отцу и все расскажи.
— Как блудный сын?
— Скажешь, что тебе жаль. Тебе должно быть жаль. И ты должен вернуть икону. Каким угодно способом, но вернуть.
— Я и еще кое-что должен сделать. Отправлюсь-ка я к твоей кузине-девственнице.
— О нет, нет, туда не надо.
— Ты же обещала.
— Я не обещала. Это так, сгоряча. Господи, как мне быть. — Мюриэль закрыла лицо руками в надежде отыскать те слезы, которые она расслышала в своем дрогнувшем голосе.
