Ульмас Умарбеков - Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)
— Да, вот еще что. Взгляни-ка на это уравнение… Профессор вынул из кармана карандаш и быстро написал что-то на бумажной салфетке. — Только ты не подумай, что это собеседование, мне просто интересно, что ты скажешь по этому поводу.
Абдулла положил салфетку перед собой. Лицо его словно окаменело. Потом он машинально протянул правую руку, и профессор вложил, в нее карандаш. Саяра прыснула в кулачок.
— Это, по-моему, решается вот так, — произнес Абдулла слегка изменившимся голосом. — Вот. — И он вернул салфетку профессору.
Турсунали-ака удовлетворенно кивнул.
— Ну что ж, верно… Тем лучше, — прибавил он. — Ну а вот такую задачку ты раскусишь?
И опять словно окаменело лицо Абдуллы. Наконец он поднял глаза на профессора:
— Я знаю, как решать эту задачу. Но мне потребуется минут двадцать…
— Молодец, Абдулла. Правильно. Но ее можно решить и в два счета. Этому тебя научат в первом же семестре.
— Папа, ты ему настоящий экзамен устроил… А мне кажется, он не хочет ехать в Ленинград, — вдруг сказала Саяра.
Абдулла молчал. Турсунали-ака мельком глянул на него и произнес:
— Подумай, Абдулладжан. Посоветуйся с домашними. Вообще-то документы уже надо отправлять. Все же, думаю, через два дня не поздно будет. — Он поднялся с места, давая этим понять, что разговор окончен.
У ворот Саяра, улыбаясь протянула Абдулле руку:
— До свидания.
— До свидания, — Абдулла крепко пожал узкую девичью ладонь.
Когда ворота закрылись за ним, Абдулла облегченно вздохнул, провел рукой по лицу. Кажется, он выдержал испытание. Надо же, какие хорошие люди! Какие интересные люди! С ними не то что в Ленинград… «До свидания». Почему она так с ним попрощалась? Почему это слово она произнесла по-узбекски — «хаир»? Однако у нее это получилось очень мило: «Хайр»…
— Сынок, — обратился Гафурджан-ака к сыну, когда тот пришел домой, — когда же ты навестишь Турсунали-ака? Ведь он приглашал тебя зайти.
— Я уже встретился с ним, — сказал Абдулла.
— Встретился? Когда?
— Только сейчас оттуда.
— Ну и как?
— Он, по-моему, хочет, чтобы я поехал в Ленинград.
— Вот видишь, а я тебе что говорил? Этот человек ничего, кроме добра, нам не желает. Что ты ему ответил?
— Пока ничего. Да он и не настаивал. Сказал, чтобы я подумал, посоветовался с домашними.
— Ну, наше мнение ты уже знаешь. А сам-то ты как? Сам-то что решил?
Гафурджан-ака с нетерпением ожидал ответа.
— Может, и поехать мне?.. — тихо спросил Абдулла.
Внезапно с террасы послышался какой-то шум.
Это Шаходат-хола, услышавшая слова сына, нечаянно уронила на пол блюдце, которое она держала в руках.
13
Абдулла не знал, что профессор Курбанов по договоренности должен был читать лекции в новом институте только три года. Два года он уже проработал. Следовательно, опекать свою дочь в Ленинграде он мог только на первом курсе. Через год Турсунали-ака должен был вернуться на старую работу в Ташкент.
— Неужели только из-за меня ты хочешь заставить его поехать? — спросила у своего отца Саяра после ухода Абдуллы.
Профессор внимательно посмотрел на свою дочь и ответил:
— Нет, не только из-за тебя. Не только. Так что успокойся. Ты ведь уже не маленькая, за год успеешь привыкнуть к новой жизни. Я просто желаю добра этому парню. Отец у него из настоящих, честных людей.
— А если он не поедет?
— Это другой разговор. Не поедет так не поедет, дело его. Но я считал себя обязанным сделать ему это предложение, зная все про этот институт, понимая его значение. Что ты скажешь мне на это?
Саяра пожала плечами. Ей было все равно, поедет Абдулла или нет. Она впервые с ним виделась, впервые с ним разговаривала… Если не поедет, она не станет переживать. А коли поедет, тоже плохо не будет. Она попыталась вспомнить его лицо. Странно, ничего не получалось. А вроде симпатичный парень, высокий, широкоплечий. Да и задачки так здорово решает… Вот только он по-русски говорит неважно. Как она по-узбекски. Это, конечно, объяснимо. Он окончил узбекскую школу. Ну что ж, если ему будет трудно, Саяра ему поможет. Поможет не только правильно говорить. Она научит его танцам. Удивительно, почему это многие узбекские парни и девушки не умеют танцевать? Ведь это такое удовольствие, такая радость!
Саяра зашла в свою комнату и включила радиолу, свои любимые «Дунайские волны». Она постояла немного, покачиваясь в такт широкой красивой мелодии, потом схватила большого плюшевого мишку, подаренного когда-то отцом, и — раз-два-три! — плавно закружилась с ним по комнате. С этим мишкой Саяра до сих пор спала вместе.
* * *— Вы танцуете? — сразу спросила Саяра, когда Абдулла пришел к ним вечером на другой день.
Абдулла такого вопроса не ожидал.
— Немного, — покраснев, ответил он. — Но я… я…
— Потом доскажете, пойдемте.
Девушка взяла его за руку и потащила к себе в комнату.
— У нас дома нет никого. В гости ушли. А мне одной скучно.
С этими словами Саяра попыталась отодвинуть в сторону стол, стоящий посреди комнаты. Но сил у нее не хватило, и она, сдвинув брови, уставилась на Абдуллу. Абдулла стоял улыбаясь. Он не сразу понял, что от него требовалось.
— Помогите же мне! — сказала Саяра.
— Простите…
Абдулла мигом отодвинул стол. Саяра завела пластинку и подошла к нему:
— Фокстрот.
Всем своим видом, непосредственностью, свободными манерами Саяра резко отличалась от девушек, которых до этого видел и встречал Абдулла. С несколько смущенным видом он взял ее за талию и повел все расширяющимися кругами.
Через минуту Саяра сказала по-узбекски:
— А я-то, дура, думала научить вас танцевать…
— Ого! — удивился Абдулла. — Оказывается, вы по-узбекски очень хорошо говорите.
— Если мне об этом не напоминают, — призналась Саяра, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. — Отец смеется над моими ошибками, поэтому мне и не хочется говорить с ним по-узбекски.
— А с матерью разговариваете?
— И с матерью, и с соседями.
— Если будете упражняться, так еще чище станете говорить…
— Это верно… А у вас как дела с русским языком?
— Не очень важно. Можно сказать — плохо.
— Если поедете в Ленинград, я вас подучу. Вы поедете?
— Да. Я и пришел для того, чтобы сказать об этом вашему отцу.
— Ну что же, будем учиться вместе.
Эти слова Саяра произнесла с таким безмятежным спокойствием, что Абдулла не мог разобрать, рада она его сообщению или нет. «Ей все равно», — подумал он. Настроение у него сразу упало. И вот, забывшись, он наступил девушке на ногу.
— Простите, — сказал он, покраснев.
— Ничего, — Саяра улыбнулась. — Это случайно. Вы очень хорошо танцуете. А в узбекских школах это дело плохо поставлено.
— Если бы я танцевал хорошо, разве наступил бы вам на ногу? Вам не больно?
— Нет, уже прошло. А вы умеете танцевать твист?
— Нет, этого я не умею.
— В Москве танцуют только твист. И в Ленинграде. У меня есть одна пластинка. Завести?
Абдулла кивнул.
Девушка подбежала к радиоле, остановила ее и стала перебирать пластинки, в беспорядке лежащие на столе.
— Куда она запропастилась?
Абдулла стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на Саяру. Да, интересная девушка. Непосредственная, милая. Но Гюльчехра еще милее. Гюльчехра как-то ближе, она ему родная. А он едет от нее в Ленинград. Как Гюльчехре все это объяснить? Да очень просто! Почему только ему это раньше в голову не приходило? Столько времени зря мучился! Он пошлет ей письмо. Да, он будет учиться в Ленинграде. Что из этого? Все дело в том, что никому не известно, приедет Гюльчехра через год в Ташкент или нет. Об этом она и сама не знает. Все зависит от того, как сложатся обстоятельства. Если она сможет вырваться из кишлака, то почему бы ей не поехать учиться вместо Ташкента в Ленинград?! А если не сможет, то не все ли равно, откуда к ней будет приезжать Абдулла на летние каникулы — из Ташкента или из Ленинграда? Гюльчехра должна это понять. Ну а Саяра — что ж, вместе с Саярой они будут учиться в этом новом институте, только и всего. Ведь между ними ничего нет. И быть не может. Во-первых, он любит Гюльчехру, во-вторых, у Саяры может быть свой парень. И даже если нет, то все равно Абдулла ей не нравится. Если бы нравился, она, конечно, обрадовалась бы, когда узнала, что он едет. А то ведь нет.
— Вот, нашла! — сказала наконец Саяра, перебрав чуть не все пластинки. — Это очень хороший твист.
Зазвучала веселая, ритмичная музыка.
— Ну как, нравится?
— Нравится.
— Ну, тогда давайте потанцуем.
— Нет, — ответил, улыбаясь, Абдулла. — Я не умею это танцевать.
— Это легче, чем фокстрот. Смотрите.
