Аркадий Крупняков - Вольные города
— Ну, хорошо, хорошо, мой мальчик. Я даю тебе слово, что ничего не сделаю такого, что запятнало бы нашу честь!
Якобо промолчал. Впервые он заговорил, как взрослый, и впервые не поверил отцу.
А утром консула уже не было в замке. Тяжело было на сердце Якобо, он непрестанно думал о словах отца, сказанных неизвестному человеку. Даже приход Эминэ не так обрадовал его, как раньше.
— Мой господин бледен! — воскликнула Эминэ.— Он, верно, плохо спал сегодня? Пойдем скорее на солнце. Буря утихла, и на пюре тепло-тепло, пойдем!
Они вышли из замка и направились к стене, которая шла до Георгиевской башни. Узкая площадка, ограниченная с одной стороны стеной, а с другой — отвесным обрывом, была самым любимым местом их отдыха.
У стены росла жесткая трава, цвел бессмертник. Эминэ села на траву, прислонилась спиной к стене. Якобо лег рядом с ней, положив голову на колени девушке. Эминэ молча перебирала кудри на его голове и глядела на спокойное море.
— Ты о чем задумалась, Эминэ? — спросил Якобо.
— О своей судьбе, мой господин. Я очень много думаю теперь об этом, — ответила девушка и тяжело вздохнула.— Я давно хочу попросить тебя, только боюсь...
— Проси. Я слушаю тебя.
— Дай мне слово, что не оттолкнешь меня, если даже и женишься. Позволишь ли и тогда быть около тебя служанкой в твоем доме? Я ничем не выдам свою любовь...
— Глупенькая ты, Эминэ. Я еще молод, чтобы жениться. Вот пройдет полгода, у отца окончится срок консульства, и мы уедем н Геную. Там я возьму тебя в жены, в этом ты можешь быть уверена. Только сейчас не надо говорить об этом отцу, он может помешать нам. А там... там я буду взрослым.
— Вот этого я боюсь больше всего. Сейчас мы забыли все на свете, а потом ты вспомнишь, что я раба...
— Я люблю тебя, Эминэ!
— И ты пойдешь против отца? Для него я — вещь, которую можно купить и продать. И он заставит тебя...
— Ради бога — верь мне! — Якобо вскочил, заговорил отрывисто: — Я клянусь... силами неба... огнем и водой...
— Клятвы так легко забываются...
— Вот смотри! — Якобо расстегнул тонкую серебряную цепочку, снял с шеи золотой крестик, приложил его к губам трижды и тихо, но твердо сказал: — Пусть меня покарает господь, пусть мне не жить на свете, если я забуду тебя, если откажусь от нашей любви! Ну теперь ты веришь мне?! — Якобо расправил цепочку и повесил крестик на шею девушки.
Я и раньше знала, что ты любишь меня, а теперь... — Эминэ нежно провела ладонью по щеке Якобо и, опустив густые ресницы, закрыла глаза.
...Через день Батисто появился в крепости снова. Консула он не застал — Христофоро ди Негро собирал ополченцев. Якобо с неприязнью встретил трактирщика, попытался следить за ним. Батисто долго слонялся по двору, заглядывал в башни, совал свой нос во все углы. Потом он встретил Гондольфо, и они вышли из крепости, скрылись в кабачке у Главных ворот. Возвратились поздно ночью. Трактирщик был пьян, куражился над Гебой, требовал, чтобы постель ему застилала не она, а Эминэ. Геба боялась Батисто, она знала, что он из Кафы, и принимала его за большого начальника. И все же, прежде чем посылать Эминэ в комнату консула, она предупредила Якобо. Юноша возмутился и вместе с Гебой поднялся в цитадель.
— А где же эта смазливая девчонка? — спросил Батисто, прищурив глаз.
— Слушай ты, трактирщик! — в гневе воскликнул Якобо.— Если тебя впустили в жилище консула Солдайи, то будь порядочен— веди себя достойно! Здесь не кабак!
— Утри, малыш, сопли! — рявкнул Батисто,— не то я надеру тебе уши. И скорее пошли сюда девчонку. Не то я разнесу ваше гнездо по камню. Иди!
— Я уйду. И пошлю сюда аргузиев, а они вышвырнут тебя отсюда вон. Не будь я Якобо ди Негро.
— Вот оно как? — сказал сам себе Батисто, когда Якобо вышел.— Выходит, это сынок консула. А я думал...
Христофоро ди Негро возвратился в цитадель лишь на рассвете. Усталый, он, едва успев раздеться, упал в постель и уснул. Утром его не будили. Гондольфо и Якобо тихо занимались математикой, Геба готовила еду. Эминэ подметала двор. Консул спал неспокойно, метался, порой выкрикивал непонятные слова. Наконец, проснулся, сел на край постели и увидел Батисто. Тот уже не спал — он ждал, когда консул проснется.
— Доброе утро, Христофоро! Я снова у тебя в гостях! — трактирщик еще не вполне протрезвел и говорил громко.
— Рад тебя видеть. Как поживает наш достославный капитан?
— Ты, наверное, понял — в прошлый раз он посылал меня, чтобы тебя я как следует прощупал. Ты ему нужен не ради сотни ополченцев.
— Для чего же?
— Он хочет сделать тебя консулом Кафы!
— Хитрит, как всегда. Для чего же ему свергать ди Кабелу?
— Ты пойми, Христо, капитан прекрасно знает, что метрополия никогда не утвердит его консулом — переверни он Кафу хоть трижды вверх тормашками. А ты самая подходящая фигура.
— Какая же ему корысть?
— Он будет при тебе главным масарием. Должность, сам знаешь, какая. Деньги можно грести ковшом. Он высосет из кафинской колонии все соки, будь уверен. И тебе перепадет немало, и к моим подошвам прилипнет кое-что...
Якобо и Гондольфо занимались на втором этаже замка. Крышка люка, как всегда, была не прикрыта, и весь разговор консула и Батисто был слышен. Туговатый на ухо нотариус подвинул стул к люку и с любопытством слушал разговор консула. Когда Батисто заговорил о деньгах, разговор перешел на шепот, и от люка пришлось отойти. Через полчаса снова зарокотал бас трактирщика:
— Стало быть, об этом договорились твердо. Теперь я хочу тебе сказать еще кое-что. Тут мы вчера за кружкой вина болтали с твоим нотариусом. И он сказал мне, что твой сынок задумал жениться.
— Кто, Якобо? Он еще совсем мальчишка.
— Он такой же упрямый, как и ты. И он женится на этой телке. Как ее зовут? Кажется, Эминэ. Кто она? Татарка, гречанка или турчанка?
— Я купил ее за сто золотых в Солхате.
— Вот-вот. Рабыня — подходящая жена для сына благороднейшего ди Негро. Если это дойдет до святых отцов... Они не пощадят вас обоих.
— Напрасно ты пугаешь меня, Батисто. Ты же сам сказал: сын весь в меня. Рабыня останется рабыней.
— Не скажи. Они уже обменялись крестами.
— Зачем?
— Сын дал клятву на кресте, что женится...
— Это неправда!
— Спроси нотариуса.
— Гондольфо!
— Я тут,— нотариус просунул голову в люк.
— Позови быстро Эминэ!
Девушка вошла через несколько минут и встала в дверях. Консул подошел к ней, молча сунул руку в вырез платья, вытянул за цепочку крестик, повертел его в руках, спросил грубо:
— Где взяла?
— Что... синьор Якобо, — губы девушки дрожали, и она не могла больше выговорить ни слова.
— Иди и возврати ему сейчас же,— консул повернулся к трактирщику.— Видишь, все как просто. Завтра ее не будет в крепости.
65
— Сжальтесь, синьор! — воскликнула Эминэ.— Не прогоняйте меня.
5 Вольные города
— Ты еще здесь?! — консул подошел к девушке, поднял руку, но не ударил. Над люком что-то загремело.— Знай свое место, грязная скотина. Иди во двор.
Втянув голову в плечи, девушка вышла. Трактирщик, облизнув пересохшие губы, сказал:
— Продай ее мне, Христо. Я дам тебе пятьдесят золотых.
— Ты что? Я сам уплатил за нее сто. А она тогда была совсем крошка. Я кормил, поил.
— Сколько же ты хочешь?
— Сто пятьдесят.
— С тебя? Оставлять теперь ее в крепости нельзя. Я же тебе делаю услугу...
— Ладно — бери за сто. И забирай сегодня лее.
— Только дружбы ради. Себе в убыток...
Так в одну минуту была решена судьба двух юных сердец.
* * *
Когда Якобо услышал окрик отца, он рванулся к люку, чтобы спуститься вниз и защитить Эминэ. Но Гондольфо успел схватить его за руку и задержал. После короткой борьбы он усадил юношу около себя и заговорил торопливо:
— Милый! Тебе туда нельзя особенно сейчас. Это я, старый болтун и пьяница, виноват во всем, я и помогу вам. Ты надейся на меня, мой мальчик, надейся на старого Гондольфо!
— Но ты слышишь, он ее продает! Пусти!
— Упаси тебя боже! Ты нагрубишь отцу... Разве ты не знаешь, как горд Христофоро ди Негро. Особенно при трактирщике он способен на все. Тебя он может и пощадить, но девчонку он прикажет сбросить со скалы.
— Ее уже продали, Гондольфо!
— Ну и что же. Велика сумма — сто золотых. Если я поскребу по своим карманам да выверну чулки у старой греческой квашни Гебы, то наберу втрое больше. И Батисто не устоит. Я куплю ее, и она будет моей служанкой. И мы твоему отцу покажем шиш! Я подарю ее тебе в день совершеннолетия. Понял? Иди, разыщи ее и успокой...
