KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Любовные романы » Роман » Анатолий Знаменский - Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая

Анатолий Знаменский - Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Анатолий Знаменский, "Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Илларион переменил позу, изображавшую недоумение и несогласие, и громко вздохнул.

— Ох уж эти благородные порывы, Филипп Кузьмич! Думаешь, он вернется, передумает, порвет со старым?

— Это его дело. И в Новочеркасске в таком случае с ним будет другой разговор, — сказал Миронов, злясь, что его не понимают.

— А все же, Кузьмич, всякая душа корыстна, даже и такая, как твоя! — усмехнулся Сдобнов. — Сам-то хоть знаешь, зачем ты его отпустил?

— Еще что? — вдруг насторожился Миронов. — Какая корысть?

— А такая! Хотел кинуть генералу Краснову перчатку, а тут вот он, случай! Крюков в плену, как по заказу! Может, и в мыслях не имел, а в глубине-то, в костях, не ворохнулось?

— Пошел ты к черту! — вдруг загремел Миронов и сам выскочил из штабной комнаты, хлопнув дверью. Был в чем-то прав Илларион Сдобнов: иной поступок вовремя осознать почти невозможно...

16

8 февраля 1919 года газета «Правда» сообщила о занятии красными частями окружной станицы Усть-Медведицкой без боя. Попутно на сторону красных добровольно перешли семь белых полков. Захвачен бронепоезд, аэроплан, несколько паровозов, вагоны, 5800 снарядов и большой обоз... Этот 31-й номер газеты привез в Усть-Медведицкую Сокольников, и с ним в машине вернулся из Лисок комиссар Ковалев.

Черный, открытый автомобиль-ландо стоял на площади, у собора, в машине поместились, кроме приезжих, командгруппы Миронов, начштаба Сдобнов и Николай Степанятов. Бригада Блинова выстроилась полудужьем по краю площади в конном строю. Сам Миша Блинов стоял под знаменем бригады, бледный от волнения, с шашкой на караул.

Оттепельные снежинки, словно ленивые мухи, медленно опускались на плечи, черный лак машины, выпущенные казачьи чубы, жесткие гривы лошадей.

Гудел крепковатым баском высокий, затянутый в черную кожу, член Реввоенсовета Сокольников:

— Товарищи бойцы 23-й мироновской дивизии, наши красные орлы! Товарищи конники легендарной блиновской бригады! Крылатая слава о ваших подвигах летит не только над вашими родными придонскими холмами и вольной степью, она повергает в жалкий трепет последних прислужников мировой буржуазии, генералов Краснова и Деникина вместе с их прихвостнями, она вселяет гордость в сердца рабочих и крестьян, о вас знают рабочие Москвы, се славной Красной Пресни, и рабочий Питер, и Север, и Восток, ваша слава летит и за Урал, куда мы посылаем теперь на борьбу с Колчаком казачьи полки с Дона... Слава революционному казачеству!

Грохнуло троекратное ура, стая сизых галок поднялась с криком над церковной колокольней, закружилась с тихим снижением, как после пожара… Сокольников еще выше вскинул руку:

— Как вам, должно быть, известно, товарищи. Советское правительство высоко оценило заслуги вашего геройского командира товарища Миронова Филиппа Кузьмича! По ходатайству Высшего военного совета он награжден главным нашим военным знаком доблести и геройства — орденом Красного Знамени! Он — третий человек в Республике, удостоенный такой высокой награды... — Сокольников сделал паузу, задохнувшись сырым ветром, а еще и от некоторой неловкости — орден этот Миронов не получил и вряд ли скоро получит из-за канцелярской путаницы. Но суть дела была не в том, и потому он вел речь свою дальше: — Кроме того, товарищи, на днях Реввоенсовет вашей 9-й армии наградил товарища Миронова за храбрость в решающих боях декабря и января именной шашкой в серебряном окладе, а также золотыми часами и выносит товарищу Миронову благодарность! Вручаю вам, Филипп Кузьмич, эту боевую награду, серебряную шашку революции... чтобы вы и дальше!..

Миронов отцепил с портупеи прежнюю свою серебряную шашку с красным темляком, передал вестовому, и на те же кольца Сокольников не спеша прихватил зажимами новый наградной клинок.

Рев на площади достиг такой силы, что галки сизой тучей обошли круг и, кренясь в полете, направились через Дон, а затем с новым поворотом к куполам монастырских церквей. Зимние папахи, легкие кубанки и фуражки с красными околышами взлетали над конным строем, кони беспокойно сучили передними ногами, поджимали крупы, как перед атакой. Да нет, и в атаках не ревели так дружно и с таким ожесточением мироновские конники, называемые теперь, после лихого рейда под Филоново, еще и блиновцами.

Филипп Кузьмич привычным движением прихватил тяжеловатые, на совесть отделанные серебряной чеканкой ножны, нашел правой кистью незнакомый еще, непривычный до времени эфес, попробовал на вынос клинка. Сталь прошла в мягкой внутренней оклейке легко, плавно, захотелось даже выхватить клинок на всю длину. Но сдержал руку и сердце, потому что главное в нынешнем торжестве было еще впереди.

— Товарищ Ковалев! — Сокольников пригласил комиссара ближе, известил бригаду: — Товарищи бойцы! Реввоенсовет фронта доверяет вашему геройскому комиссару, большевику-политкаторжанину товарищу Ковалеву... зачитать новое постановление ВЦИК о награждении...

Ковалев дрожащими руками взял большой форменный лист, начал читать знакомый текст — основания к нему он сам и составлял, тогда еще, после взятия крупной станции Филоново, — и по мере того как смысл бумаги приближался к концу, к имени награждаемого, костенела тишина, восторг распирал некую общую грудь бригады.

За отчаянную храбрость!

В состоянии тяжелого пулевого ранения! Умелое проведение операции на решающем участке боя!

Беззаветную преданность рабочим и крестьянам, партии большевиков-коммунистов и ее вождям... награждается орденом боевого Красного Знамени командир бригады 23-й мироновской дивизии Блинов Михаил Федосеевич!

«Но ослышались ли? Нашего Мишу? Мишатку? Урядника из Кепинской? Правда, что ль? На Павлину бы глянуть, она-то где? Жива ли баба или уж водой отливают? — бормотали в толпе жителей, собравшейся на площади» — Так это же все Ковалев сработал, он же его любит, как младшего брата! Вместе с Кузьмичом, ясное дело... Планты-то вместе разработали, этот тугодум Сдобнов, поди, заранее все расчертил красным карандашом, а Блинову, ему того и дай ввязаться в рубку, он тут как тут! Погляди-ка, сидит как мертвый на споем буланом! Ну, черти бы их взяли, кругом работают чисто! Скоро, видать, и вправду Новочеркасск возьмем ради круглого счету...»

— Товарищ Блинов! Подойдите к получению награды! — голос Сокольникова.

Чертом подлетел к лошади комбрига вестовой Яшка Буравлев, взял под уздцы, вроде она дикая или уж сам Блинов в такую минуту и поводья не в состоянии держать. Михаил Федосеевич свою шашку, что держал на караул, кинул в ножны, начал слезать с седла... Люди смотрели со всех сторон. О-хо-хошеньки, до чего же долго ногу-то переносил через заднюю луку, через лошадиный круп, все думали, что прямо упадет, вроде как пьяный. Нет, ничего, повод кинул на луку, прифасонился, дернул к автомобилю строевым, четким, на каблук...

Дверца распахнулась, длинный Сокольников, весь в коже, вышел с орденом в руке... Блинов в заломленной серой папахе взял под козырек. Полушубка на нем не было, ему и в тощем староказачьем суконном чекмене жарко. Прокололи старое сукно на уровне сердца, приложил товарищ Сокольников к тому месту красную розетку из кумачной ленты и сверху припечатал штампованным на веки вечные серебряным знаком, а с изнанки закрепил винтом — по заслуге и честь!

— Поздравляю, товарищ Блинов, от лица правительства и Реввоенсовета Республики! Больших успехов вам!

Вот тут-то и грохнул ружейный салют, и раскинулось «ура» над станицей, и кони заржали на левом фланге, прося повода, переплясывая перед большой дорогой.

Вручали еще именные часы бойцам-конникам, двадцать серебряных и сто обычных.

Блинов сказал с автомобиля свое слово, потом Миронов выдернул-таки над головой сухое литье клинка, зажег бригаду известными только ему, жгущими правдой и верой, калеными словами о вере и правде человеческой. И весь конный строй, вся бригада, осиянная переливчатым блеском клинков у своего знамени, молча повторяла его долгожданный призыв:

— На Новочеркасск!..


После обеда в штабе, который располагался по старой памяти в бывшем доме окружного атамана, Миронов доложил Сокольникову, что штаб 9-й армии странным образом игнорирует группу войск, иной раз по семь-восемь дней не шлет никаких директив, на донесения отвечать не спешит. Сокольников успокоил тем, что в нынешнем положении и при полном перевесе наших сил единственно уместной директивой может быть директива — наступать.

— Между прочим, должно быть подтверждение следующего: вам передается в оперативное подчинение и 14-я стрелковая, товарища Степиня. Был разговор у Княгницкого. Так что штаб вашей группы становится полевым штабом армии. Уяснили? Как скоро можете выйти к Дону?

— Надо поспеть до оттепелей, чтобы пробежать по льду, товарищ Сокольников, — сказал Миронов. — Форсировать Донец в полую воду трудно. Надо ведь прикончить Южный фронт к началу сева. Чтоб и войну выиграть, и Республику накормить.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*