Александр Изотчин - День учителя
Сколько Мирошкин себя помнил, его всегда интересовал противоположный пол. В детском саду он никогда не засыпал в тихий час, зная, что хохотушка Оля, укладывавшаяся спать на соседней раскладушке (большая игровая комната в саду служила и спальней), дождавшись, когда воспитатели выйдут куда-нибудь, будет, приподнимая одеяло, демонстрировать мальчикам то «писю», то «попу». Тогда же Андрей начал заниматься онанизмом — поскольку не знал, чем занять себя во время часового бессонного вылеживания в постели. Но он благоразумно сумел утаить свои игры и от родителей, и от воспитателей, в отличие от нескольких мальчиков в группе и той же Оли, которая настолько пристрастилась к этому занятию, что уже не могла сдерживаться, и даже на детской площадке отсаживалась в сторонку от прочих детишек и начинала трогать себя. Разразившийся в связи с этим скандал, сопровождавшийся тем, что Олю и других маленьких онанистов начали таскать к появившемуся в садике психологу, заставил Андрюшу постараться проявить силу воли и отказаться от постыдного занятия. Взять себя в руки (в переносном смысле) ему так и не удалось, он продолжал мастурбировать, хотя и считал это чем-то ужасным, вплоть до того момента, когда, уже в пионерском лагере, ему в руки не попала привезенная кем-то из ребят замусоленная брошюрка, изданная обществом «Знание» и посвященная проблемам секса. Главу о мастурбации Андрей прочел несколько раз, уяснив, что ничего вредного в этом нет, если, конечно, не предаваться онанизму постоянно, забросив прочие дела.
В пионерском лагере он провел всего две смены — в 12 и 13 лет. И здесь его тяга к девочкам смогла проявиться в более осязаемых формах. Он аккуратно посещал дискотеки, никогда не променивая их, подобно некоторым мальчикам, на занятия выжиганием по дереву или изготовление моделей самолетиков. Разве дымок, поднимавшийся при прикосновении выжигательного аппарата к фанере, мог сравниться с тем ароматом, который Андрей ощущал, танцуя с девочкой из отряда, с каждым танцем все более и более прижимаясь к ней?! Хотя, надо отметить, все девочки пахли одинаково — ведь душились они обычно одними и теми же духами, которыми родители снабдили какую-нибудь одну из них, позажиточнее. А застежка лифчика! Какие эмоции переживал пионер Андрей Мирошкин, как бы случайно проводя рукой по спине партнерши по медленному танцу! Ах как не вовремя родители получили участок земли под Заболотском и приступили к строительству дачи! Еще год и Андрей, отправившись на лето в более старший отряд, мог встретиться с ребятами, пережившими первый сексуальный опыт (или по крайней мере с гордостью рассказывавшими об этом), тем удалось бы создать в отряде «взрослую» атмосферу, от танцев Мирошкин, возможно, перешел бы к прогулкам по вечернему лагерю, сначала несколькими парами сообща, а затем разделившись…
Собирая ягоды в лесу за забором пионерского лагеря, Андрей несколько раз натыкался на землянку, выкопанную более старшими пионерами, утащившими для этого лопаты с лагерных пожарных щитов. Судя по лежавшим в землянке матрасам, каким-то образом также украденным, забиравшиеся под землю юные ленинцы играли здесь вовсе не в партизанский штаб. Еще год — и кто знает… Такие примерно мысли занимали Андрюшу Мирошкина, когда он первый раз ступил на голое поле близ деревни Федоткино, на котором семьям офицеров военного училища выделили по шесть соток.
С мечтами о занятиях любовью на лагерном матрасе пришлось расстаться. Впрочем, и в школе жизнь начала бить ключом! В седьмом классе мальчики уже не могли сдерживать накопившуюся сексуальную энергию и начали выбрасывать ее вовне. Просмотра мутных порнографических фотографий им уже не хватало. Жертвой темперамента одноклассников стали несколько крупных девочек, но особенно от их внимания страдала Наташа Кукушкина — рослая девица с уже не по-детски развитой грудью. Она так и ходила по школе, скрестив руки на своих достоинствах, как будто ей было холодно, и все время с опаской оглядывалась по сторонам. Опасаться было чего — стоило только Наташе уклониться в сторону от прогуливавшихся по коридору учителей, к туалету или на лестницу, как ее неминуемо настигало возмездие за это легкомыслие в лице одноклассников под предводительством Мишки Вахрамеева, выросшего и превратившегося в весьма испорченного подростка. Они хватали Кукушкину за руки, прижимали к стене и начинали лапать. Девочка поднимала отчаянный крик, пыталась отбиваться ногами, но ей мешала длинная юбка. Крик отпугивал озабоченных мальчишек, а Наташа продолжала свой путь как ни в чем не бывало. Она никогда не жаловалась ни родителям, ни учителям. Иногда Андрею казалось, что ей такая игра даже нравится. Сам он принимал в этой дикой забаве участие лишь один раз. В отличие от Вахрамеева, родители которого были простыми рабочими на «Башмачке», а сам он с трудом тянул учебу на тройки, Мирошкин был всегда твердым хорошистом, возглавлял совет отряда класса, собирался вступать в комсомол, и его семья принадлежала к заболотской интеллигенции. Но в тот весенний день видно и у него совсем ослабли морально-нравственные ограничения. Они стояли с Вахрамеевым около дома и обсуждали перспективы написания городской контрольной работы по алгебре. Для Мишки контрольная по любому из школьных предметов таила опасность, а Мирошкин уже начал ориентироваться на гуманитарные области знания, постепенно задвигая математику-физику на второй план. Поэтому опасения Вахрамеева и его не оставляли равнодушным. Вдалеке показалась, как всегда, «озябшая» Кукушкина. «Мирошка, за мной. Зажмем Куму!» — прошептал Вахрамеев и, не дожидаясь ответа, кинулся вслед за девушкой. Кума — было школьное прозвище Кукушкиной. Андрей, не вполне соображая, что делает, последовал за Мишкой. Все складывалось для них, если так можно выразиться, удачно. В подъезде девятиэтажки не было никого, кроме Кукушкиной, ожидавшей лифт. Вахрамеев как коршун налетел на одноклассницу и, зажав ей голову под мышкой, потащил на лестницу. Андрей последовал за ними и стал свидетелем отчаянной борьбы — большая Кукушкина с побагровевшим лицом, торчавшим из-под руки Вахрамеева, пыталась вырваться, а тот, будучи значительно меньшего роста, силился удержаться на ней, одновременно шаря по телу девушки рукой. Судя по всему, Наташкина грудь его уже интересовала меньше, а потому, задрав ей юбку, под которой показались толстые кукушкинские ноги и зад, одетый в белые трусы, Вахрамеев лез к девушке в белье. Но «прелести» одноклассницы оставались для него недоступными, поскольку ему не хватало длины рук, да и Кукушкина билась как необъезженная лошадь. Над схваткой на стене красовалась задорная надпись-стишок: «Ежик по травке бежит и хохочет/Ежику травка пиписку щекочет/Кончилась травка, гравий пошел/Ежик домой без пиписки пришел». Подошел вызванный Кукушкиной лифт. Услышав звук открывавшихся дверей, жертва домогательств совершила такой силы рывок, что не только освободилась, но и уронила на пол потерявшего равновесие Вахрамеева. «Держи ее!» — простонал тот, но Андрей даже не двинулся с места. Лифт закрылся, увозя отстоявшую свою честь Кукушкину.
Придя в тот день домой, Андрей вдруг ощутил страх. «А что, если Кукушкина пожалуется?! Что же это будет? А я в комсомол собрался». В комсомол Андрей собирался вступать, твердо зная, что, не будучи записанным в «передовой отряд советской молодежи», трудно быть зачисленным в некоторые институты. Он еще не знал тогда, куда именно он будет поступать, но не собирался упустить ни одной из возможных перспектив. Волновался он зря. Кукушкина, как всегда, никому ничего не сказала, а при встречах даже начала как-то понимающе ему улыбаться. В комсомол, кстати, они вступили вместе с Вахрамеевым, у которого тоже, оказывается, были свои амбиции, и потому его также приписали к «передовому отряду».
Наступило лето, которое Андрей провел на даче с родителями и сестрой. Правильнее было бы сказать, что это было лето, которое они всей семьей провели, кочуя между дачей и домом. Еще осенью отец пригнал откуда-то железный вагон-цистерну, которую на участке поставили на фундамент и превратили в жилище. Теперь предстояло обшить его деревом. Древесину для обшивки доставали, где только можно. В дело даже пошел старый забор, который сломали возле отцовского училища. Иван Николаевич принципиально хотел построить дачу сам. Все лето они с Андреем пилили, строгали, прибивали и красили. К осени вагон превратился-таки в домик, но только снаружи. Изнутри это была все та же цистерна. Отец даже предложил обыграть это, отделав изнутри дачу под отсеки подводной лодки и прорезав наружу круглые окна-иллюминаторы. Мама, в свою очередь, предложила еще подумать, и на этом дачный сезон был закрыт. Когда Андрей вошел в школу, он почувствовал, что климат в классе изменился. Детство ушло куда-то, и за то время, пока он на даче осваивал профессии каменщика, плотника и маляра, его одноклассники тоже развивались, но несколько в ином направлении. Девочки все как одна укоротили юбки выше колен, надели заштопанные в нескольких местах черные чулки в сетку, густо накрасили лица и превратили выкрашенные перекисью головы во «взрыв на макаронной фабрике». Юбку не подшила только Кукушкина, но вовсе не из-за стыдливости, а по причине своей полноты. Зато она компенсировала это такой яркой раскраской головы и щек, что стала напоминать даже не куклу, как все прочие девчонки, а балаганного Петрушку. Все попытки учителей «умыть» девочек встречали жесткий отпор, и неоднократно педагогам приходилось делать вид, что они не слышат те матерные выражения, которые отпускали в их адрес возмущенные восьмиклассницы. Девицы уже были готовы к «взрослым» отношениям. «Зажимать» таких барышень ребятам было не только опасно, но и глупо — детский сад какой-то. Именно это и дала понять Кукушкина Вахрамееву, по старой привычке неуверенно подступившемуся было к ней, сказав: «Какой ты еще маленький, Вахмурка». И прошла мимо, отстранив парня. Вахмурка — было прозвище, производное от фамилии Вахрамеев, данное ему в честь популярного мультяшного гнома. Носил его Мишка с первого класса, но теперь оно приобрело несколько обидный смысл — много куривший Вахрамеев совсем не вырос за лето. Вахмурка вдруг как-то сник и потерялся. Теперь он в основном смаковал сплетни о сексуальных похождениях одноклассниц. Но обсуждать какое-то время было нечего. Несмотря на боевую раскраску и вызывающее поведение, девочки, кажется, все еще были девственницами, по крайней мере в физическом смысле.
