Александр Изотчин - День учителя
Мирошкина, наверное, лишь развлекали бы нелепые попытки тестя преуспеть, однако телефонные игры с заграницей обходились ежемесячно в кругленькую сумму. И это при том, что они с Ириной и так платили квартплату из расчета всех прописанных в однушке! Но особенно Мирошкина возмутил эпизод, произошедший летом прошлого года: пока они сидели с женой в Термополе, Петрович, как потом выяснилось, вселился на Красного Маяка и прожил здесь две недели — эта дура, Ирка, отдала ему ключи, чтобы он поливал цветы. Цветы он, и правда не пожалел — намертво залил водой, превратив землю в горшках в болото. После себя тесть оставил Мирошкиным батарею бутылок и астрономические счета за телефон. Бутылкам Андрей, в общем, не удивился — узнав еще в поезде, идущем на Кавказ, о передаче Петровичу ключей, он ожидал чего-то подобного. И, вернувшись, не преминул выразить жене недоумение по поводу странного нежелания Валерия Петровича убрать за собой. Ирина, услышав это, поджала губы и целый час носилась по квартире с перекошенным от гнева лицом, то вынося на помойку пивную посуду, оставшуюся от отца, то разбирая вещи из их с мужем дорожной сумки. Андрей, наблюдая за ней, в душе веселился. Он даже высказался вслух в том смысле, что, не скажи он всего этого, их вещи так и простояли бы неразобранными недели две. И зря сказал — последняя фраза взорвала Ирину, Андрей нарвался на скандал, продолжавшийся до трех часов ночи и совершенно измотавший его. Ирина тогда расходилась не на шутку — вывалила вещи из сумки на пол, затем начала запихивать обратно мирошкинское барахло, присовокупив то, что лежало в шкафу, наконец побросала на пол книги… Она требовала, чтобы Андрей «убирался». Даже позвонила Славе и принялась просить его, чтобы он немедленно вывез Мирошкина с вещами в Заболотск. Слава, разумеется, от подобной миссии уклонился. Андрей тоже разгорячился и потребовал, чтобы Ирина не указывала ему, куда ехать, а уж тем более не распоряжалась его вещами. В конце концов он согласился уйти, но с условием: пусть Ирина объяснит причины их ссоры его родителям, а то как-то странно — год встречались, ремонт делали, полгода как поженились, и тут вдруг он является в Заболотск ни с того ни с сего. Ирина пошла и на это — позвонила в Заболотск, целый час, рыдая в трубку, кричала Ольге Михайловне, какой эгоист ее сын, как он ее, Ирину, не любит и какую она, наивная, совершила ошибку, согласившись выйти за него замуж. Заболотские Мирошкины были ошеломлены, но принять сына обратно оказались не готовы. Иван Николаевич взял трубку и долго втолковывал Андрею, что надо быть терпимее друг к другу, семейная жизнь — штука серьезная, и уж коли женился — «лепись». В общем, никуда Андрей не уехал, а истерика Ирки дошла до такой степени, что она уселась на пол у дверей ванной и туалета и начала, раскачиваясь из стороны в сторону, стонать что-то невнятное, кажется: «Ой, мамочка, мамочка». Андрей сидел в комнате и смотрел телевизор. Спать они легли в одну постель — больше было некуда, но не разговаривали почти неделю. Потом как-то помирились.
Ирина не ограничилась тем, что в результате разговора со Славой и Мирошкиными-старшими «сор оказался вынесенным из избы», она решила, как видно, еще и развеять его по ветру — рассказала своим родителям и всем подругам, какой изувер ее муж. Последние радостно посочувствовали — ведь выяснилось, что кому-то было хуже, чем им, а одна из подружек сделала вообще далеко идущие выводы… Ну, тогда — на Новый год, когда она попыталась «отбить» Мирошкина у жены…
После того разговора с его родителями, решив видно, что никуда Андрей не денется, Ирина начала устраивать скандалы чаще, каждый раз вытягивая из мужа все силы. И при каждом удобном случае она требовала, чтобы Мирошкин «убирался». А он оставался и терпел. Правда, почти перестал заниматься с женой сексом, сведя исполнение супружеского долга к одному «разу» в неделю. Жена отвечала ему новыми истериками. Она стала хуже выглядеть, начала налегать на еду, располнела. А он, дождавшись пока Ирка уснет, уединялся в ванной и предавался онанизму, вспоминая женщин из своей прошлой жизни или тех, кого встречал в течение минувшего дня, дополняя их образы телесами девок, увиденных во время очередного ночного телевизионного просмотра. Наверное, для женатого, а следовательно, имеющего постоянную партнершу мужчины все это не могло не быть унизительным. Но Мирошкин успокаивал себя, вспомнив, что в прочитанной когда-то в юности незабвенной брошюрке из серии «Знание» пояснялось: само слово «онанизм» происходит от имени некого Онана, который, не желая жить с ненавистной ему женой, снимал сексуальное напряжение аналогичным способом. Кстати, эта параллель с ветхозаветным персонажем позволила Андрею поставить окончательный диагноз: он несчастен в семейной жизни и перемен к лучшему не предвидится! Выхода он не представлял — развод грозил перспективой переезда в Заболотск, которая его не прельщала, снять квартиру ему казалось накладным, столь же накладным ему представлялась и идея завести любовницу. Да и странно это было — искать другую женщину, не прожив в браке и года. И что это может оказаться за женщина?! А тут еще в голову лезли всякие идеи о том, что, женившись на Завьяловой, он искупил грехи юности, а развод или измена могут вызвать «цепную реакцию» — ведь обещал же он Богу не изменять жене! От этих мыслей, он неминуемо обращался к вопросу о том, а не осталась ли без вредных для него последствий связь с Лавровой и прочими… Да и не нужен он никому — безденежный, бесквартирный, женатый! Оставалось «лепиться». И Мирошкин «лепился». Несмотря ни на что, они с Ириной продолжали выступать единым фронтом, отстаивая свои квартирные интересы и выкручиваясь из трудного финансового положения.
Всю ненависть, копившуюся в его душе из месяца в месяц, Андрей Иванович обращал, опять-таки внутри себя, на тестя, которого считал виновником большей части проблем, свалившихся на него и Ирину. Правда, сдерживаться удавалось не всегда. Минувшим летом, вернувшись в Москву и традиционно вынув из почтового ящика значительный счет за телефон с кодами Термополя и Будапешта, Андрей прицепил его магнитом к холодильнику — для наглядности. Потом пришел еще один счет — на большую сумму, за ним третий. Тесть их не замечал. Тогда Мирошкин собрал все эти неоплаченные листочки и, однажды, прощаясь с Валерием Петровичем — Ирина при этом не присутствовала, — вручил их тестю, многозначитально предложив изучить по дороге. Тесть недоуменно взглянул на цифры, посуровел лицом и, засунув бумажки в карман, покинул квартиру. Эффект получился через несколько дней, когда Ирина принялась искать счета на холодильнике.
— А я их папе отдал, — как можно более равнодушно сообщил ей муж.
— Зачем? — в голосе женщины послышались угрожающие нотки.
— Ну, как зачем? Чтобы оплатил, ведь…
— Ты, что — совсем с ума сошел? — перебила его Ирина. — Зачем ты обидел моего отца? Ведь он же не будет их оплачивать!
— Почему это?
— Не будет, и все… Эх, стоило мне всего один раз сразу не забрать счета! Господи, теперь еще телефон отключат. Ты понимаешь, что отец запросто мог их выбросить в ближайшую урну?!
Этого Андрей не понимал, но до него вдруг дошло, что Ирка тайком оплачивала телефон, а мужу говорила, что счета забирает папа. Мирошкина бросилась звонить родителям, почему-то извинялась, а затем сама поехала за листочками. К счастью, Петрович так и оставил их в кармане. Этот эпизод не улучшил климата в семье Мирошкиных, не способствовал он и сближению Андрея с тестем. А звонить тот меньше не стал. Но в душе Мирошкин был доволен, хотя и не знал, кому в данном случае он хотел больше досадить — тестю или жене, изо всех сил оберегавшей чувство собственного достоинства своего папаши…
От воспоминаний Андрея Ивановича отвлек телефонный звонок. Тесть стремительно схватил трубку, послушал и разочарованно ответил: «Нет, здесь таких нет, вы не туда попали… Да, телефон правильный, но никакой Наташи здесь нет». «Кавказец, какой-то», — пояснил он, повесив трубку. «Вот, какая женщина, — злорадно и почему-то обращаясь к Мирошкину, проговорила Ирина, — сколько лет прошло, как не живет здесь, а мужики все никак забыть не могут — звонят». Андрей Иванович пропустил сказанное Ириной мимо ушей, решив: «Это она по поводу звонка Богомоловой, наверное, бесится». Он смотрел телевизор — там заканчивался очередной выпуск криминальных новостей. Мирошкин ждал сюжета про Лещева. Но его все не было. Уже который раз за день Андрей Иванович прослушал рассказ о жизни Пети Цветомузыки, посмотрел и на знакомое кровавое пятно возле мусоропровода, и на вынос из подъезда тела криминального авторитета. Затем начался показ сводки дорожных происшествий — нет, безнадежно, про арест проворовавшегося музейного работника ничего не сообщили. «Видно, вытеснили другие новости — выпуск-то ограничен по времени. Лещев — незначительный эпизод. А вот Петя Цветомузыка остался!»
