Алешко Алексей - МРАЗЬ
Познакомил нас три года назад случай: пятнадцатилетнюю Марину сбила машина. Сильно. Я как раз проходил мимо и она отлетела почти ко мне под ноги. Я сорвал пиджак, подложил ей под голову, крикнул кому-то вызвать скорую, попытался платком закрыть большую рваную рану на её предплечье, а она посмотрела на меня своими голубыми, чистыми, детскими глазками, беззвучно, пошевелила губами еле обозначив «спасибо» и потеряла сознание.
Потом была суета, много суеты. Какие-то люди сновали мимо, что-то кричали, трясли меня за плечи, а я сидел, держал её за руку и говорил, говорил, говорил. Приняв за родственника врачи меня запихнули вместе с ней в скорую, я не стал их разубеждать. Когда Марина уже была в реанимации разобрались, врач молча покачал головой, записал мои данные и попросил удалиться.
Я ушел бросив в отделении пропитанный ею кровью пиджак. Уже на улице вызвал такси, приехал домой и всю ночь пил горькую силясь унять дрожь в руках и прогнать из головы единственную мысль - почему? Нет, не почему она, а почему я? Почему я не прошел мимо как сотни других двуногих, а бросился помогать? Что такого случилось, что мой рациональный ум дал сбой, не позволил не только не пройти мимо лишь бросив любопытный взгляд, а отправил помогать, ведь я не врач! Более того, ни бельмеса не знаю что в таких случаях надо делать! Да и откуда у меня это? Почему доктор из примчавшийся скорой меня похвалил - молодец, - дескать, - все правильно: мягкое под голову, больше ничего не трогал и говорил, говори, говорил держа её за руку - не давая уйти за рань. Что за ахинею я тогда нес - не помню, но говорил не обращая внимания на её бессознательное состояние, тискал окровавленную ручку и, кажется, плакал. Что? Что заставило меня возиться с этой девчушкой? Вот вопрос вопросов на который я так и не смог ответить. И он не дает мне покоя до сих пор.
Через пару месяцев, когда я уже относительно успокоился и перестал еженощно во сне видеть окровавленную девочку, перед которой я неизменно стоял на коленях и плакал, вызвали свидетелем в суд. Ни сам суд, ни раскаивающийся водитель, получивший три года колонии-поселения, на меня впечатления не произвели, но хорошо запомнилась реакция на приговор матери Марины. Как же она кричала, какими словами кляла и водителя, и суд, и правительство, и вообще всех до кого могла дотянуться, виня во вселенской несправедливости - не получит она ни копейки.
Я понимаю, ситуация не приятная: водитель - приезжий безработный без копейки за душой. Бомбил на старой «шестерке», страховки нет, имущества нет, зато жена и трое детей на иждивении. Вот и выходит, что судья и так выжал максимум - удержание из зарплаты рабочего колонии - 700 рублей в месяц. Но суть не в этом, она, мать Марины, не кричала о покалеченной и полностью парализованной дочери, не проклинала судью и водителя, её возмущение было направлено только на несправедливое государство и то, что она не сможет прожить на 700 рублей в месяц. Именно она не сможет! Марина не упоминалась даже рефреном.
Сразу из суда я отправился в больницу, поговорил с лечащим врачом и через две недели Марину оперировали. Полностью вернуть ей подвижность не удалось, ноги так и остались парализованными. И левая рука ещё плохо слушается, врачи говорят, что со временем она восстановится и сейчас, спустя три года, улучшения есть, но до полного восстановления еще далеко. Теперь я её единственный друг.
Школу Марина закончила не выходя из дома и растеряв всех школьных приятелей и приятельниц которым, понятное дело, только первое время было интересно посещать бывшую подругу. Я помог ей поступить в МИРЭА на заочный, учится на программиста. Из дома она не выходит все время проводя за подаренным мною ноутбуком.
-Здравствуй, маленькая. - Прохожу к ней в комнату плотно закрывая за собой дверь, сбрасываю пальто.
-Привет! Ты почему мне вчера не звонил? - Марина лежит на кровати, губки обиженно надуты, но в её по прежнему детских голубых глазках радость.
-Прости милая, на работе закрутился, забыл. - Наклоняюсь к ней. - Прощаешь? - Придерживая правой рукой стоящий на одеяле ноутбук чуть приподнимается и неуклюже тянет ко мне левую, наклоняюсь ниже давая обнять себя за шею, чмокаю её в носик.
-Я скучала. - Шепчет она и пытаясь прижаться ко мне сильнее обнимает.
-Ого! Твоя ручка с каждым днем все лучше и лучше, вон как схватила, не вырвешься. - Улыбаюсь ей. - Разрабатываешь как доктор велел? - Кивает. Забираю у нее ноутбук, ставлю на стол, поправляю подушки усаживая её поудобней, она молча за мной наблюдает. Присаживаюсь рядом, на край кровати, беру за руку и демонстративно начинаю принюхиваться.
-Что? - Немедленно спрашивает она и краснеет.
-Ты когда мылась последний раз? - Строго спрашиваю не скрывая недовольства.
-В четверг, как всегда.
-Постель меняли?
-Нет. - Тихо отвечает она и виновато опускает глаза.
-Почему? - Начинаю закипать я и порываюсь встать, устроить кое-кому разнос. Марина удерживает меня, в глазах испуг и немая просьба - не надо. Я сдаюсь. - Хватайся. - Наклоняюсь низко давая обхватить себя за шею, легко поднимаю её и пересаживаю в кресло-каталку.
-Ты не будешь на неё ругаться? - Сев в кресло Марина меня не отпускает, спрашивает тихи-тихо, заглядывая в глаза. Качаю головой - конечно не буду.
Каждый четверг к ним, по моей просьбе, приходит соседка, помогает мыть Марину. Мать от помощи не отказывается, тем более Марину ей одной просто не поднять, хоть та и худенькая. Да и, опасаясь сплетен, мамаша помывку каждый раз проводит тщательно. Но вот еженедельной сменой белья и одежды частенько пренебрегает. Из-за лени, или просто не понимает почему это надо делать именно раз в неделю - меня не интересует. Я требую, значит должно быть. Стиральную машинку купил, порошком обеспечиваю, так будь добра. Не понимаю.
Я споро меняю постельное белье и подав Марине чистую футболку выхожу затаривать стиральную машинку. Подмывает зайти к Ольге Анатольевне, сказать пару ласковых, но сдерживаюсь, вроде как обещал. Я лишь мельком бросаю взгляд на стоящее в коридоре трюмо где в зеркале отражается диван в её комнате. Премногоуважаемая пялится в телевизор развалившись на диване и с удовольствием лопает бананы. Судя по кучке шкурок возле неё, от привезенной только что мною связки уже мало что осталось.
-Почему ты со мной возишься? - Спрашивает Марина оказавшись у меня на руках.
-Тебе не понять. - Я аккуратно опускаю её на застеленную свежим кровать, поправляю подушки под спиной и укрываю ножки одеялом.
-А ты попробуй объяснить.
-Не смогу. - Бурчу я и опускаю глаза под её детским, но таким невозможно взрослым взглядом.
-Почему?
-У меня не хватит слов. Лучше расскажи как успехи в учебе. - Безапелляционно закрываю тему. Вздыхает, но послушно кивает.
Мы долго болтаем ни о чем. Я рассказываю какой разнос сегодня на собрании устроила начальница, она хвастается тем, что у нее появились новые друзья в «Вконтакте». Я кляну вертихвостку секретаршу, она рассказывает о том, что преподаватель математики её хвалил и обещал зачет автоматом. Я рассказываю о встрече на бульваре, она делится со мной наивными рассуждениями о политике. Недавно она начала писать стихи, чем неприминула похвастаться и я снова прошу почитать, она снова отказывает, стесняется, мило краснеет и опять обещает, что как-нибудь потом, в другой раз. Догадываюсь о чем они, но не показываю этого.
Есть лишь одна запретная тема которой мы не касаемся даже близко - её мать. Марина один, лишь один раз, начала говорить об этом, попробовала извиняться за её отношение ко мне. Я заставил её замолчать прижав палец к пухлым губкам, что-то коротко наплел о моем понимании её переживаний за дочь, старом воспитании в которое не укладывается дружба сорокалетнего мужчины и красивой молодой девушки и попросил больше не касаться этого вопроса. Она послушалась. Незачем ей знать о действительных причинах неприязни, мне хочется оградить Марину от этой грязи.
Время, мне пора, я спрашиваю что в следующий раз привести вкусненького, она что-то лопочет, удерживает меня за руку. Улыбаюсь ей, целую схватившую меня ручку, поднимаюсь, машу от двери обещая снова заскочить при первой возможности. Это действительно так, я не обманываю, вот только когда будет эта возможность?
Ольга Анатольевна наблюдает за нашими досвиданьками из коридора. Привалилась к стене, руки скрещены на груди, губы плотно сжаты. Она меня ненавидит. Ненавидит мой достаток, ненавидит сохранившийся блеск в моих глазах, ненавидит подтянутое, ухоженное, всегда опрятно одетое тело. Но больше всего она ненавидит мой запах. Парфюм дорогой, но вряд ли она в нем разбирается, но то, что это запах успеха - знает точно. Знает и ненавидит.
Но себя она ненавидит еще больше, это забавляет. Ненавидит за испытываемую зависть. Нет, она завидует не мне - дочери. У Марины есть добрый, верный и заботливы друг, а у нее нет, и никогда не было. Любовники, собутыльники, удалые парни клявшиеся в любви и верности лишь бы затащить в постель - были, много, а такого чтоб ничего не требовал взамен - не было. Меня веселит её тупая злоба, проходя мимо всем телом ощущаю клубящееся вокруг нее марево ненависти. Ненависти и, как всегда, желания. Именно как всегда, но сегодня дух желания гуще чем обычно, я ощущаю его, даже прищуренные ненавистью глаза не могут скрыть похоти в её взгляде. Скрестив руки на груди она, словно так и надо, держит их прижатыми ладонями к телу и тискает свои сиськи сама этого не замечая. Увиденное еще больше поднимет мне настроение и заставляет не пройти без шутки мимо тещиного дома:
