Саймон Монтефиоре - Сашенька
— Ну что, — сказал Сталин, набивая трубку табаком из папирос «Герцеговина Флор», — что там по делу Палицыной?
Я мог только надеяться, что мое лицо не выдаст того волнения, какое я всегда испытывал при упоминании этого имени.
— Она казалась такой твердой большевичкой, настоящей советской женщиной, — продолжал Сталин.
— Помню, я видел ее в кабинете Владимира Ильича в Петрограде. — Он печально покачал головой. — К сожалению, некоторые способны десятилетиями скрывать свое истинное лицо.
Я бросил взгляд на Берию.
— Она во всем созналась, — сказал тот.
— И на суде никаких осложнений не возникло, — вставил я.
— Ты же был с ней близко знаком, правда, бичо? — обратился Сталин ко мне.
Я молча кивнул.
— Они разоружились? Раскаялись? — спросил Сталин, пуская кольца дыма из трубки.
— Иван Палицын разоружился, — хрипло расхохотался Берия.
— Он хорошо держался и в последнее мгновение выкрикнул: «Да здравствует товарищ Сталин!»
Сталин, полуприкрыв веки, посасывал трубку.
— Но Мендель Бармакид, вот старый дурак! — продолжал рассказывать Берия. — Он отказался разоружиться.
— Он всегда был ярым приверженцем партийной этики, — заметил Сталин с явной симпатией.
— Я обращался с Бармакидом так, как вы распорядились, — ответил Берия.
Мне он когда-то рассказывал, как «организовал» автокатастрофу одному товарищу, слишком известному, чтобы его арестовать и расстрелять.
— Бичо, а тебе интересно послушать про Менделя Бармакида? — обратился Сталин ко мне.
— Да, — ответил я, хотя, по совести говоря, мне было страшновато.
— Расскажи, Лаврентий, — приказал Сталин.
— Я ему говорил: «Признайся — и товарищ Сталин сохранит тебе жизнь», — стал объяснять Берия. — И что ж, ты думаешь, он сделал? Как заорет: «Ни за что! Я невиновен и до последнего вздоха останусь верным большевиком!» Да взял и плюнул в лицо — сначала мне, потом Кобулову!
— Вот тут он ошибся, — задумчиво проговорил Сталин.
— Кобулов вышел из себя — ну, и дал ему как следует, от души. Вот и все.
— Какая неуместная гордыня. — Сталин посмотрел на меня. — А курировал это дело ведь ты, бичо?
— Да, товарищ Сталин. Согласно вашему указанию. — При этом я невольно бросил на Берию угрюмый взгляд.
У Сталина была необыкновенно развитая интуиция, он мгновенно перехватил этот взгляд.
— И что же?
— Да ничего особенного, — промямлил Берия, пнув меня ногой под столом. Но, как бы ни был он изворотлив и коварен, скрыть что-либо от Сталина еще никому не удавалось.
— Имело место отступление от норм социалистической законности, товарищ Сталин, — сказал я, превозмогая себя.
— Конкретнее, — потребовал Сталин.
Берия снова пнул меня под столом, но было уже поздно.
— В НКВД работают люди преданные и знающие свое дело, — произнес я, покрываясь холодным потом, — но в данном случае мы столкнулись с редким случаем обывательского подхода и скудоумия.
— Вам, товарищ Берия, об этом известно?
— Я узнал об этом, товарищ Сталин, и провожу служебное расследование.
— А мне казалось, что вы очистили органы от окопавшихся там мерзавцев. Виновные понесут наказание! — Сталин повернулся к нам по очереди, пристально всматриваясь в глаза. — Та-ак! Товарищи Берия и Сатинов, создайте комиссию в составе товарищей Шкирятова, Маленкова и Меркулова. Я жду их выводов в кратчайший срок!
В этот самый момент мы услышали, как во дворе заурчали моторы и захлопали дверцы машин. Сталин поднялся из-за стола и пошел встречать прибывших на обед членов Политбюро. Мы с Берией остались одни.
— Мать твою так, баран безмозглый! — воскликнул он, с силой ударив меня под ребра. — На кой ляд ты при нем язык распускаешь?
Но тут в столовой появились Молотов, Ворошилов и другие высшие руководители страны.
Когда мы раскладывали по своим тарелкам закуски, Сталин подошел ко мне очень близко.
— Ах, какая она красавица, эта Сашенька! — сказал он вполголоса. — Нам приходится принимать нелегкие решения!
22
— Закончили, любезная? — спросила Агриппина. От спертого воздуха Катеньку подташнивало. Максим был прав: она помешалась на этих чужих людях — на семье, которая не имела к ней никакого отношения, хотя их история захватила девушку. Она хотела узнать, что же с ними произошло, но эти пропущенные страницы из мемуаров Сатинова лишь больше все запутали. И печальнее всего, теперь она была уверена, что Сашенька умерла. Придется позвонить Розе и сказать, что ее родителей, обоих, расстреляли.
Последними словами Сашенькиного мужа были: «Да здравствует Сталин!», и дядя Мендель умер не от сердечного приступа — его забили до смерти.
Но как именно погибла Сашенька? Ее до смерти насиловали охранники? Морили голодом? Забили сапогами? Лишь один человек мог дать на это ответ: она должна бежать к Сатинову. Как бы ни разозлил его Катенькин последний визит, она просто должна его увидеть, пока он не умер.
— Спасибо, — выдавила она Агриппине.
— Пожалуйста, передавайте привет товарищу маршалу и его дочери, поблагодарите за подарок, за то, что меня не забывают.
— Конечно, передам. — Катенька уже бежала к лифту.
Едва сдерживая слезы, она ждала несколько минут, но лифт не приехал. Внезапно она заметила, что не одна здесь. Возле нее стоял все тот же прыщавый архивариус, который вышел на четвертом этаже. Он облокотился на свою тележку и напевал. Наконец он откашлялся.
— Этот лифт не работает. Вы должны поехать на служебном.
Катенька заметила, что он сказал «должны», но она была так расстроена, что не придала этому значения.
Он что-то напевал, когда они шли по коридору, пока не достигли еще более грязного и ржавого лифта, который, скрипнув, стал опускаться. В кабинке на полу валялись опилки и куски картона.
Что скажет Роза? Катеньку охватило отчаяние.
Сатинов больше с ней не будет встречаться, Марико просто не пустит ее на порог. Она никогда не найдет Карло.
Наконец лифт резко дернулся, но они приехали не на первый этаж, а куда-то в подвал. Архивариус придержал створки дверей.
— Прошу.
— Но это не мой этаж, — возразила Катенька. Он оглянулся по сторонам.
— У меня есть для вас документ.
— Извините, — ответила Катенька, внезапно испугавшись, — я вас не знаю. Я должна…
Она надавила на кнопку первого этажа, но мужчина придерживал дверь.
— Я Аполлон Щеглов, — представился он, как будто она должна была знать его имя.
— Я опаздываю. Я спешу, — настаивала Катенька, снова и снова нажимая на кнопку. Лучше синица в руке… — процитировал он басню Крылова. Катенька уставилась на него.
Улыбку Щеглова украшали два золотых зуба.
— Помните, кто сказал? — улыбнулся он. — Давайте намекну вам. Цфасман и джазовые кошки.
Конечно же, это таинственные прощальные слова Кузьмы!
— Мы, архивариусы, знаем друг друга. Мы тайное братство. Пойдемте. — Он повел ее в ярко освещенный коридор. — Это одно из самых надежных мест на земле, Катенька, если позволите вас так называть. Здесь хранится наша национальная история.
Все еще нервничая, Катенька последовала за ним.
Они подошли к белой стальной двери — такие бывают на подводных лодках или в бомбоубежищах. Щеглов повернул хромированное колесо, открыл по очереди три замка, затем ввел код в электронное устройство.
Дверь медленно отворилась — толщиной она была более полуметра.
— Эта дверь может выдержать ядерный взрыв. Если на нас американцы сбросят водородную бомбу, в Москве останемся в живых мы с вами, президент в Кремле и генералы в Генштабе.
Еще одна дверь, точная копия первой. Продолжая напевать, Щеглов вошел в маленький кабинет. На его крошечном письменном столе царил порядок, лежали папки, но рядом весь широкий стол был накрыт красочной картой, где были отмечены долины, реки, дома, стояли игрушечные солдатики, пушки, знамена, лошади — все прорисовано до мельчайших деталей.
— Я все сделал и раскрасил сам. Хотите, покажу? Или вы спешите?
Катенька еще никогда в жизни так не спешила.
Сатинов умирал, забирая Сашенькин секрет с собою в могилу. Она обязана просто бежать к нему. Ну а если у «архивной крысы» есть нужные ей документы? Она знала: совершенно секретные, закрытые документы хранятся здесь, внизу, не случайно же он велел ей следовать за ним. Она решила его умаслить.
— Я с удовольствием посмотрю на ваших игрушечных солдатиков, — ответила она.
— Это не игрушки. Это восстановление исторических событий, — возразил он. — Тут совпадает все до мельчайших деталей, вплоть до пушечных снарядов и киверов драгун. Вы же историк — что это за битва?
Катенька обошла стол.
С одной стороны она увидела армию Наполеона, с другой — русские гвардейские полки.
