Уинслоу Элиот - Опасности прекрасный лик
— Не представляю, что произошло, — пробормотал он.
Ларк охватило острое чувство вины, и она подумала, что сейчас потеряет сознание. Конечно же, это ее вина! Это она заставила Сьюзан проговорить несколько часов, посреди ночи, и именно тогда, когда ей больше всего необходим покой. Именно она поразила и шокировала Сьюзан. Дура! Идиотка! Если Дом узнает об этом, он будет считать, что это она убила его мать. Разумеется, не преднамеренно, однако ясно, что шок, который пережила Сьюзан, узнав, кто такая Ларк, а также правда о Джастине и Карле оказались для нее слишком большим потрясением.
Комната поплыла перед глазами Ларк. Покачнувшись, она схватилась за дверной косяк. Коридор ушел у нее из-под ног, накренился, и Ларк почувствовала, что сползает на пол.
Чья-то сильная рука проводила ее в спальню Дома.
— Приляг, — ласково сказал он. — Я не хочу, чтобы на меня обрушилось еще и несчастье с тобой.
Ларк села на краешек кровати, ее тошнило.
— С ней все будет в порядке?
Вид у Дома был озабоченный.
— Не знаю. Когда приедет «скорая»?
— Через двадцать минут.
— Не знаю, — повторил он.
Ларк в ужасе подняла глаза.
— Как это, не знаешь?
— Она по-прежнему не приходит в сознание. Я не понимаю, что произошло.
— Это я виновата, — выдавила из себя Ларк. — Не надо было мне разговаривать с ней вчера ночью. Я должна была заставить ее заснуть. Нельзя было рассказывать ей ничего. О Господи!
Дом покачал головой.
— Я знаю свою мать. Если у нее появилась возможность расспросить тебя, то для того, чтобы отказать ей, нужна железная воля. Я уверен, что ты тут ни при чем. Кто знает? Наверное, у нее было какое-то предчувствие, что такое может произойти, и ей захотелось узнать тебя так же хорошо, как она могла бы узнать тебя раньше… — Он помолчал. — И еще услышать о… моем отце.
Но слова Дома не утешили Ларк.
— Ну почему же не едет «скорая»? — простонала она.
Дом пошел обратно к матери. Некоторое время спустя подъехала «скорая помощь». Бледная как полотно, Ларк смотрела, как бесчувственное тело Сьюзан кладут на носилки и сносят вниз.
— Я поеду с ними, — сказал Дом, натягивая пальто. Ларк, терзаясь, смотрела, как отъезжает «скорая». Хочет он, чтобы она поехала с ним, или нет?
— Не знаю, что и делать, — сказала она.
Дом обнял ее.
— Ты сможешь немного поспать, если останешься здесь? У тебя такой вид, что тебе это явно пошло бы на пользу.
Она покачала головой, прижимаясь к нему.
— Тогда бери пальто. Я слишком эгоистичен, и мне хочется, чтобы ты сейчас поехала со мной. Прихвати-ка с собой какую-нибудь книгу. Сегодня может оказаться длинный день.
Но Ларк не нужна была книга. В больнице им велели подождать. О состоянии Сьюзан по-прежнему ничего не сообщалось. Дом метался по приемному покою. Ларк сидела, закрыл лицо руками.
— Мистер Уитфилд?
Они оба подняли глаза. Подошел врач.
— Мне очень жаль. Мы сделали все, что смогли. Что произошло, можно будет сказать только после вскрытия.
Ларк снова закрыла лицо руками.
— Я бы хотел посмотреть на нее, — хрипло сказал Дом.
— Разумеется.
В дверях врач бросил взгляд на Ларк, которая не двинулась с места, и спросил:
— А ваша сестра тоже пойдет?
— Она не моя сестра.
— О, простите. Мне сказали, что миссис Уитфилд ее мать.
Дом подошел к Ларк.
— Я иду наверх.
Она поднялась.
— Я тоже пойду.
— Необязательно, — сказал Дом, с беспокойством глядя на нее.
— Я хочу.
Они пошли за доктором, крепко взявшись за руки.
Если бы не странная тишина, обволакивающая Сьюзан, то могло бы показаться, что она спит. Ларк, встав на колени подле кровати, разрыдалась.
— Прости меня, Сьюзан, — прошептала она.
Дом продолжал стоять. Ларк почувствовала, как на ее руку упало что-то мокрое, и подняла глаза.
Дом безмолвно плакал.
ГЛАВА 67
В снах Тони Пьер каким-то непостижимым образом становился неотличим от Дома. В этих снах она без умолку смеялась. «Как приятно снова смеяться, — думала она. — Мне так радостно, что я способна смеяться». Но когда она просыпалась, лицо ее было мокрым от слез.
На работе Тони была деловой, сильной, приветливой. В гостях она становилась утонченной, общительной. И только в постели, одна, Тони не могла сдерживать своих чувств. Она задерживалась на работе все дольше и дольше.
Пьер не давал о себе знать с той ночи в октябре, когда они занимались любовью. Ремонт в квартире был давно уже закончен. Но даже пестрая мраморная ванна не вывела Тони из состояния депрессии и неудовлетворенности.
Она пыталась сосредоточиться на стратегии проведения кампании Грума, однако это оказалось трудной задачей. Газетные статьи, посвященные Груму, сказывались на результатах опросов общественного мнения, и Тони не удавалось предпринять никаких ответных мер. Помимо того Тони все больше уставала от самого Грума.
Прошел месяц — тусклый, холодный месяц февраль. И вот как-то поздним вечером в пятницу ей на работу позвонил Пьер.
— Привет, это я.
Тони затаила дыхание, услышав его низкий голос с французским акцентом.
— Привет, а это я.
— Ты занята? — спросил он.
Был девятый час, у нее не было причин оставаться на работе и дальше, разве что не хотелось возвращаться домой.
— Ну…
— Я подумал, что, может быть, ты захочешь прийти ко мне. Я соскучился по тебе.
— Вот как?
— Да.
— А что же ты тогда не позвонил?
— Я звонил. Твоя секретарша сказала, что ты в Калифорнии. — Он помолчал. — Я не знал, что ты замужем.
— Мы разводимся.
— Надо было сказать мне.
Тони молчала. Дождь стучал в темное окно ее кабинета. Все остальные разошлись по домам.
— Я бы подъехала, — наконец сказала она.
— Хорошо.
Под сильным, холодным хлещущим дождем такси было поймать нелегко, но наконец Тони это удалось. Движение на улицах было очень оживленным. По дороге к центру она немного вздремнула.
Пьер поцеловал ее и потянул с собой в постель. Он смотрел телевизор. Свет в мансарде не горел, мерцал, освещая ее, только экран телевизора.
Тони сразу почувствовала себя легче, когда легла рядом с Пьером. Она не могла объяснить, отчего неубранная, грязная мансарда, в которой не было почти никаких красивых или ласкающих взор вещей, казалась ей такой умиротворяющей. Тони закрыла глаза и облокотилась головой о спинку кровати. Ей не мешал даже включенный телевизор. Ей было покойно от того, что не надо говорить. Пьер протянул ей свой стакан с сельтерской и рассмеялся над чем-то, что говорилось по телевизору. Тони отпила из его стакана. Она понимала, что Пьер ощущает ее присутствие так же остро, как и она его, хотя и ведет он себя по отношению к ней так пренебрежительно. Но это тоже было частью умиротворенности от пребывания рядом с ним.
