Вадим Бабенко - Простая Душа
Елизавета Бестужева появилась в главном зале, когда мужчины были уже в сборе. Она вошла стремительно, глядя прямо перед собой, с легкой победительной улыбкой – чтобы никто не заподозрил, что в сердечных ее делах, увы, не все ладно. Их столик располагался в самом центре, неподалеку от танцплощадки. Крамской с Астаховым сидели рядом и о чем-то оживленно беседовали, а Фрэнк Уайт был, напротив, молчалив и невесел, теребил в пальцах салфетку и глядел в сторону.
Внешность Елизаветы произвела впечатление – как и было задумано. Николай сразу сделал ей комплимент и готов был еще развивать эту тему, но она осадила его взглядом, нарочито скромно при этом поблагодарив. Не стоило забалтывать очевидное, да и к тому же, глядя на Крамского, она поняла с досадой, что он не интересен ей даже для флирта, не говоря уже о молниеносном романе. В герои-любовники годился лишь Астахов, старательно отводивший глаза, и Лиза решила, что он, пожалуй, вполне привлекателен как мужчина. В нем тоже угадывался столичный лоск; она попыталась было угадать род его занятий, но поняла, что не имеет на этот счет никаких мыслей. Что ты паришься, дорогая, – одернула она себя, – землей небось торгует или домами, – и ослепительно улыбнулась Фрэнку, посматривавшему на нее с некоторой робостью.
«Ну вот, – сказал Крамской довольно, – почти все в сборе. Не знаю, как вы, а я только сейчас осознаю, какое невероятное приключение с нами произошло. Маленький город, – он обвел рукой ресторанный зал, – тоже может быть горазд на события… А где же последний участник – если не сказать, виновник? Где жених по прозвищу Царь?»
«Жених сплыл, – откликнулась Елизавета беззаботно. – Его приключение оказалось слишком невероятным. Мы решили, что наши чувства еще незрелы, так что праздновать будем вчетвером. Надеюсь, никто не против?»
Она обвела мужчин вызывающим взглядом, боясь сочувствия и расспросов, но, несмотря на удивление, все отнеслись к известию как должно. Николай буркнул что-то неразборчивое и стал высматривать официанта, а Фрэнк Уайт, поморгав, разразился тирадой на тему несбывшихся планов, приведя в пример себя и свой мистический клад. Андрей Федорович, до того молчавший, живо заинтересовался этой историей, и Фрэнк изложил ее почти всю, начав издалека, с беглого еврея Нильвы.
«Неплохо, неплохо, – пробормотал Астахов. – Все-таки, Нильва – это очень смешная фамилия».
На этом Фрэнк вдруг засмущался, и Елизавета пришла ему на помощь. «Ничего смешного, – отрезала она. – Подумаешь, проходимец; из нищеты в нищету. Что здесь, что там – пустое место. А ты, Фрэнк, прямо-таки рыцарь, – повернулась она к американцу. – Прямо-таки, берешь огонь на себя. И почему твои звезды тебе не помогли? Это все та китаянка виновата, стерва – тебе и впрямь нужно бы жениться на русской».
«Он рыцарь в душе, но дела его безумны… – проговорил Крамской, ерзая на стуле. Ему, как и Астахову, было завидно, что внимание достается Уайту Джуниору. – Что же до планов, мои тоже никогда не сбываются. И звезды не помогают – да и не все они знают, звезды, особенно в этой стране».
«А у меня теперь и вовсе нет планов», – вступил в разговор Андрей, стараясь поддержать шутливый тон. Все посмотрели на него, он добавил невпопад: – «Работа вот не ладится, это да, – и замахал рукой официанту: – Молодой человек!»
«Сервис тут у нас, конечно…» – усмехнулся он виновато, обернувшись к Лизе, и замолчал, не закончив фразы. Та привычным жестом обхватила себя за плечи и потерла их ладонями, будто озябнув. Недавнее отчаяние притихло до поры, но ей было неспокойно – беспокойство вообще витало в воздухе, насыщенном невидимым электричеством. За столиками вокруг сидели почти одни мужчины – широкоплечие «братки» с одинаковыми короткими стрижками, дельцы из бывших воров, их пронырливые адвокаты и бухгалтеры, чиновники, глядящие свысока и заискивающие лишь перед начальством, вездесущие кавказцы, не заискивающие ни перед кем… Почти все были еще трезвы, но то и дело бросали тяжелые взгляды на компанию чужаков, забредших на их территорию. Больше всего глаз липло, конечно же, к Лизе – именно она была желанной добычей, не принадлежащей, по необъяснимым, но верным признакам, никому из сидящих с ней.
Официант в черно-белой паре, с жидким чубчиком, зализанным набок, наконец приблизился к ним и вопросил с холопской развязностью: – «Чего желаем, господа?»
«Вод-дки!» – громко и отчетливо проговорила Бестужева. С соседнего столика на нее внимательно посмотрели. «Водки, огурцов, семги, – продолжала она, не обращая ни на кого внимания, – и еще много чего, сейчас я зачитаю из меню…»
Водку и закуски принесли быстро. Елизавета, бойко выпив со всеми за освобождение из плена, вновь занялась Фрэнком Уайтом – словно изыскав безопасную гавань и укрывшись там от всех, посягающих на нее открыто или тайно. «Красная рыбка, белая рыбка, соленые огурцы… – хлопотала она над ним. – А вот еще, смотри – салат из свеклы. А вот селедка и ржаной хлеб…»
Фрэнк вяло отнекивался, но ел с охотой, не забывая и о водке, которая вскоре подействовала на всех. Первой опьянела Лиза – не слишком сильно, но заметно для пытливого глаза. Она сменила роль и грим, сделав это со вкусом, так что ее было не упрекнуть в притворстве. Уайт, наконец, был оставлен в покое, Елизавета оперлась щекой на руку, согнутую в локте и посмотрела на Астахова в упор – так, словно они сидели совсем одни.
«Чем ты занимаешься? – спросила она хрипловато. – Мы ведь, кажется, на ‘ты’, я не ошиблась?»
Андрей Федорович помялся, потом вздохнул и сказал коротко и как-то скучно, что пишет книжки, самые что ни на есть серьезные – так, словно речь шла о чем-то банальном. Ее реакции, однако, он ждал с нетерпением, что не укрылось от ревностного взгляда Крамского.
«О, – сделала Лиза удивленную гримаску, – так ты, наверное, знаменит. Может быть даже богат, признайся?»
Николай насмешливо хмыкнул, а Астахов лишь улыбнулся виновато и покачал головой. «Меня никто не знает, – сказал он, разводя руками. – А денег за книги вообще не платят – так не разбогатеешь. Я когда-то занимался другими вещами», – добавил он, переглянувшись с Крамским, и Елизавета протянула многозначительно: – «Ах вот оно что…» – серьезно оглядев их обоих, и прикрыла ладонью свою рюмку, которую хотел наполнить неслышно подошедший официант.
«Мне пока хватит, – сказала она ему, – у нас тут интеллигентный разговор», – и вновь повернулась к Астахову с обворожительной улыбкой. «Зачем же ты их пишешь, если они не приносят денег? – спросила она невинно. – И их что, никто не хочет печатать? А может просто у тебя плохо получается?»
«Хороша штучка, – подумал Андрей. – Барби из себя строит, а глаза цепкие».
