Анна Малышева - Отравленная жизнь
– Вы убирали комнату после того, как Ларису Николаевну увезли?
– Да. Вы про записку хотите спросить? Не было никакой записки. – Светлана округлила глаза и понизила голос до шепота:
– А вообще-то странно, что она туда вернулась. В последний раз, когда я ее видела и передавала вещи, Лариса Николаевна твердо сказала, что никогда не вернется к мужу. Сказала, их этот брак давно уже распался. И что только с виду все так благополучно.
– Она жаловалась на что-то конкретное?
– Нет. Наоборот, ударилась в какие-то аллегории. Но она не выглядела такой уж подавленной.
Наоборот, была очень оживленная, любезная. Да я давно замечала, что она не любит мужа.
– В самом деле? А он ее?
Разговор происходил в комнате, которую снимала Светлана. Она наотрез отказалась разговаривать на квартире у Васильковских. Объяснила это тем, что Денис Григорьевич и так недоброжелательно на нее посматривает.
– А он тоже ее не любил! – неожиданно резко ответила эта мягкая, с виду спокойная женщина. – Если он вам говорит, что любил ее, – не верьте. Это же сразу видно, когда человек любит. Но их что-то связывало, уж не знаю что. Привычка, может? Только если на одной привычке держаться – не надолго хватит. Это я по собственному опыту знаю. А Денис Григорьевич, между прочим, тоже быстро утешился, когда она ушла.
И Светлана, неодобрительно прищурившись, поведала, что стоило жене уйти, как Денис Григорьевич немедленно поселил дома какую-то женщину.
– Женщину? – Следователь впервые слышал об этом. – Что же вы молчали? Откуда вы это знаете?
Вы ее видели?
Под градом вопросов домработница созналась, что она эту даму не видела. Но зато располагает множеством косвенных доказательств ее присутствия. Когда она на другой день после ухода хозяйки пришла прибраться и упаковать Ларисины вещи, Денис Григорьевич тут же запер свой кабинет и так и не открыл его, пока Светлана убиралась. В основном она возилась в хозяйкиной спальне. И хотя дом старый, стены толстые, но когда в запертом кабинете кто-то резко открыл форточку, она это услышала.
– Денис Григорьевич был в столовой, – рассказывала она. – Он форточку открыть не мог.
Я, конечно, ничего ему не сказала. Если жена ушла, он все-таки почти холостяк и имеет какое-то право привести другую… Она сама виновата. Но все-таки я насторожилась. Я уже тогда сразу поняла, что потеряю это место. Раз уж меняется хозяйка… Я хотела сказать Ларисе Николаевне, что если она хочет вернуться, то пускай поторопится. Ее место может занять другая женщина. Но потом, когда встретилась с ней, не решилась… Я видела, что у нее уже какая-то другая жизнь и ей наплевать на мужа. Что я буду соваться со своими советами? Кто я такая? Просто прислуга…
В последних словах Светланы неожиданно послышалась горечь. До сих пор женщина тщательно скрывала, что положение прислуги ее унижает. Она на секунду отвернулась, тронула платком глаза и добрым словом помянула Ларису.
– Послушайте, как вы по стуку форточки можете утверждать, что в квартире кто-то жил? – разочарованно переспросил следователь. – И почему именно женщина? Может, деловой партнер пришел? Может, форточка распахнулась от ветра?
– Извините, – категорично возразила Светлана, – мне лучше знать, кто там жил. Почему Денис Григорьевич сказал, чтобы я больше не приходила, что в ближайшие дни ему помощь не нужна. Почему сказал, чтобы я явилась в обычное время, утром, но только девятнадцатого числа. Хотя раз жены нет – ему ни приготовить, ни постелить некому. Как раз мои услуги нужны! Значит, там была другая женщина. И он решил погулять денька три в свое удовольствие, а я бы им мешала. И я насмотрелась в других семьях, как супруги развлекаются один без другого. И надо вам сказать, если хоть какой-то стыд у людей оставался, обычно на эти дни меня отсылали в отпуск. Так что эта схема мне прекрасно знакома! Я уж знаю, что потом жена или муж все равно догадаются, и ничего хорошего не будет. Так что я слова Дениса Григорьевича близко к сердцу приняла. Иногда ведь после таких выкрутасов увольняют домработницу, хотя та одна ни в чем не виновата.
Но к чести своего последнего хозяина, Светлана отметила, что, когда она явилась убираться, не было заметно никаких следов пьянки. Обычный беспорядок, пустые бутылки только из-под боржоми, и грязной посуды не больше, чем всегда накапливается за три дня.
– А может, ваш хозяин просто от всех устал? – предположил следователь. – Захотел пожить один?
Вы вообще видели какие-то приметы, указывающие на то, что в доме жила женщина? Косметику, забытые женские вещи? Почему вы так уверены, что это была именно женщина?
Светлана усмехнулась, вид у нее был победоносный:
– Знаете, конечно, можно замести все следы.
И вещи прибрать, и ни одной своей булавки не забыть. Бывают такие аккуратистки, все чистенько за собой подметают. Но все равно что-то забывают.
Например, эта наволочку сменить забыла.
И, встретив изумленный взгляд следователя, женщина пояснила, что девятнадцатого вечером перестилала постель, на которой умерла Лариса. Кто же будет спать на этом белье после покойницы?!
И, снимая наволочку с подушки, она сразу почувствовала запах чужих духов. Очень сладкие и крепкие, наволочка пропахла ими насквозь.
– Где эта наволочка? – оживился следователь.
Наконец-то он услышал что-то конкретное. Звук открывшейся форточки, запертый кабинет, три дня без прислуги – все это не прямые улики, их можно повернуть как угодно.
И женщина, невероятно гордясь собой, встала, открыла шкаф и достала с нижней полки узел с грязным бельем.
– Вот! – Она бросила белье на пол перед следователем. – Тут вся смена, на которой умерла Лариса Николаевна.
Следователь извлек наволочку и, даже не поднося ее к лицу, почувствовал этот сладкий, густой, очень навязчивый запах. На ткани осталось много черных волос, и это было неудивительно – Лариса металась в агонии.
– У нее точно не было таких духов?
И Светлана сказала, что уж в этом она готова поклясться чем угодно, даже здоровьем своих детей.
Лариса Николаевна любила совсем другие духи, ничуть не похожие на эти. Особенно ей нравились запахи зеленой травы и малины. Она как-то сказала, что они напоминают ей лучшее время ее жизни.
А вот какое, не уточнила.
Глава 18
– Алло? – В трубке неожиданно ясно и чисто раздался юный голос. – Алло, бабушка, это ты?
– Зоенька, здравствуй, – торопливо прокричала женщина. Она никогда раньше не звонила в Кельн, хотя телефон Вики у нее был. – Позови маму!
– А мамы нет, – удивленно ответила девочка. – Алло, бабушка, что случилось?
