Трейси Гузман - Райская птичка
Нетвердым шагом зайдя в гостиную следующим утром, Стивен окинул взглядом комнату и собравшуюся там компанию. Агнета сидела на полу рядом с Фрэнки, наблюдая, как мальчик марширует по ее голени деревянной ящерицей-рогаткой. Элис не спускала глаз с лица Агнеты, но не отходила от Финея, водя пальцами по венам на тыльной стороне его ладони. Сейси топталась между кухней и гостиной, раздавая всем чашки с кофе и тарелки, которые почти нельзя было разглядеть в облаках хлебного пудинга, «амброзии»[60] с мараскиновой вишней – ее веселый красный цвет резал глаз – и розовых ломтиков ветчины. А Финч, несмотря на подавленный вид, тарахтел клавишами ноутбука, время от времени искоса поглядывая на Стивена. «Наверняка заказывает полное собрание “Погладь кролика”[61]», – подумал Стивен.
Повсюду были разбросаны чемоданы, как будто их катапультировали из самолета прямо в дом, а по углам прятались коробки с бумагами. Когда Стивен спросил о них, ему ответил Финей.
– Бумаги Натали. В какой-то момент Элис и Агнете может понадобиться их разобрать. Сейси принесла их сверху.
– То есть с чердака?
– Господи, нет, – сказала Сейси. – Из комнат мисс Натали на втором этаже. На чердак никто никогда не поднимается. Ступеньки такие крутые, что на них только убиться можно.
На чердак никто никогда не поднимается.
Стивен вскочил с дивана, выбежал в прихожую и начал подниматься по лестнице. Пройдя треть, он повернул назад и налетел на Агнету, которая бежала следом за ним.
– Можешь захватить мой портфель? – попросил он. – Он у подножья лестницы, вместе с остальными сумками.
Стивен помчался на второй этаж, а оттуда на чердак, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Ручка не поддавалась, и он всем весом навалился на распухшую дверь. К его ликованию та поддалась и распахнулась.
Агнета стояла у него за спиной – он чувствовал ее дыхание на плече. Стивен обвел комнату взглядом и уже в следующую секунду увидел его – большой упаковочный ящик, приставленный к стене в углу. Его загораживали сундук, коробки со свитерами, впитавшими запах нафталиновых шариков и пакетиков с лавандой, и бумажные пакеты с журналами: «Искусство в Америке», «Новости искусства», «Искусство и антиквариат». На загнутых страницах каждого издания говорилось о Томасе Байбере.
– Кто-то был фанатом, – сказал Стивен, быстро пролистывая верхние журналы. Пыль поднималась со старых страниц и забивала ноздри, заставляя чихать. – Помоги мне передвинуть их.
– Чье все это? – спросила Агнета. – Мамино?
– Не думаю. Сомневаюсь, что она вообще знала об этом. Похоже, коллекционером была Натали.
Стивен показал на пожелтевший ярлык с адресом на обложке одного из журналов. Он ногой растолкал одежду и пакеты с журналами, а потом они с Агнетой взяли сундук с двух сторон и передвинули его к центру чердака. У стены остался только ящик, края которого заросли паутиной и трупами мелких насекомых.
– Стивен, мы должны спросить у Элис, прежде чем действовать дальше. Все эти вещи принадлежат ей или Натали. Возможно, она захочет присутствовать, когда их будут вскрывать.
Стивен пытался контролировать пульс, дыхание. Волоски на его руках стояли дыбом, горло царапало что-то, что никак не получалось проглотить. Во рту так пересохло, что он еле произнес необходимые слова:
– На долю Элис выпало столько испытаний. Не лучше ли будет узнать, что внутри, прежде чем тащить ящик на первый этаж? Если это не картина, мы скажем, что ее здесь нет. Не будем лишний раз ее разочаровывать.
– О, но у меня-то полный порядок, – с сарказмом отозвалась Агнета. Она потирала руки, и Стивен видел, что она волнуется не меньше его. – Интересно, тебе хоть кто-нибудь верит, когда ты такое говоришь? Разочарован будешь ты, Стивен, а не моя мама.
– Агнета, пожалуйста.
Она поколебалась и кивнула.
– Ладно. У тебя есть что-нибудь, чем…
Стивен открыл портфель и уже постукивал по ладони небольшим лапчатым ломиком. Он вставил его в щель, где рама ящика встречалась с верхней доской, и стал давить на ручку, пока гвозди со скрипом не выскочили из дерева и верх ящика не отошел от передней планки. Стивен махнул Агнете, чтобы она помогла, и вдвоем они перетащили ящик в центр комнаты, уложив его плашмя. Протянув ломик Агнете, Стивен встал на колени и сунул руки внутрь.
– Что бы тут ни было, его упаковали на совесть.
Агнета смотрела в нижний угол ящика, на почтовый ярлык.
– Посылка адресована Элис, – сказала она. – Стивен, смотри. Ты узнаешь этот почерк?
Стивен оставил сверток в покое и сел на корточки рядом с Агнетой.
– Да, – сказал он. – Это писал Байбер.
– Мой отец, – сказала Агнета, глядя на него.
Ее отец. Стивен совершенно не задумывался об этом, о связи между ней и Байбером и о том, что могут значить для нее обе картины. Он рассматривал их ценность лишь в более широком смысле – как сенсационное открытие, уникальное и, по всей вероятности, последнее дополнение к наследию великого художника. Теперь он остановился, вспомнив о запонках, которые всегда носил с собой. Что бы он чувствовал, если бы неожиданно наткнулся на картину Дилана? Агнета была права. Такое полотно было бы ему дороже всех Поллоков, Мангольдов, Клее и Гормли вместе взятых.
Кожа Агнеты туго обтягивала кости ее лица, голубая ниточка вилась вдоль ее шеи и снова показывалась у висков. Стивен видел, как ровный ряд ее зубов прижимает нижнюю губу.
– Открывай ты, – сказал он.
Агнета покачала головой.
– Нет. Давай вдвоем. Ты воссоединил нас, Стивен. Ты и профессор Финч.
Стивен поколебался, потом кивнул, и они повернули ящик так, чтобы перед ними оказалась его вскрытая грань. Они опустили руки внутрь и схватились за что-то, что на ощупь напоминало упаковочный чехол. Повозив его туда-сюда, они наконец вытащили находку из ящика. Стивен сорвал чехол, и Агнета ахнула.
– Это моя мама. Элис. Она прекрасна.
Стивен приставил третью панель триптиха к стене. Холст обрамляла простая золоченая рама. Изучая эту секцию, Стивен думал о двух других, мысленно выстраивая их в правильном порядке и отмечая, как бы их фоны сливались друг с другом. Девушки на обеих боковых панелях увлекали более юных себя прочь от Байбера в будущее. Прошлое, настоящее и будущее соединялись. Но если Натали прижимала к себе маленькую Агнету и угрюмо взирала на зрителя, то Элис на своей панели была развернута в сторону и смотрела в небо. Лицо светилось радостью, а распущенные волосы окутывали ее золотистым облаком. Одной рукой она обнимала круглый живот, а вторую протягивала назад, к более юной Элис. Голубая гуирака, упорхнувшая из клетки на главной панели, сидела у Элис на плече и как будто шептала ей что-то на ухо.
