Анастасия Вербицкая - Дух Времени
На все её просьбы дать рекомендацию Катерина Федоровна объявила:
– Никогда не дам! Одно дитя сгубили вашей темнотой, и других погубите… Какая вы нянька? Ступайте в горничные!..
Она осталась непреклонной и на мольбы простить ее. Так Феша и ушла.
Болезнь тянулась две недели, и если б не уход Катерины Федоровны, Маня умерла бы. Так сказал доктор родителям и бабушке. Капитон заплакал, узнав, что опасность миновала, и кинулся целовать руки невестки.
– Прикажите теперь, костьми за вас лягу! – сказал он ей просто и искренно.
Она расхохоталась.
– Ловлю вас на слово! Чтоб через неделю тут немка была! Пошлите Соню в Москву, она найдет… А здесь пусть Лиза меня сменит!.. Я падаю от усталости.
Она спала как убитая двадцать часов, не просыпаясь. Тобольцев перепугался даже. Но она очнулась и радостно засмеялась.
– Как хорошо проснуться с мыслью, что этот ангел спасен!
– А ты-то сама? О себе ты думала?.. В твоем положении?
– Бог милостив, Андрюша!.. Я эту девчонку, как родную, полюбила. И если б она умерла, я никогда бы не утешилась!
«Какая сложная натура! – думал он. – Рядом с несомненной черствостью к людям – такие сокровища любви!»
Весь этот случай имел последствием то, что Катерина Федоровна заняла в семье Тобольцевых исключительное положение. Все признали её ум, её моральный престиж… В детской, в кухне её слово стало законом. Её доброта к детям, её нежность к свекрови и забота о прислуге, к которой она относилась с тактом и справедливостью, – подчинили ей, наконец, все сердца. «Катя сказала…» «Молодая велела…» Этого было довольно.
Административные способности Катерины Федоровны так восторгали Капитона, что он по первому слову её выдавал ей, не торгуясь, хозяйственные суммы и никаких распоряжений её не критиковал. А новая бонна, юная немочка, восторженно полюбила Frau Katharina.
Казалось, добрый гений простер свои крылья над этим домом. Каждый чувствовал о себе здесь заботу; каждый находил удовлетворение своим вкусам и невинным слабостям. Например, Капитон страдал от запаха нафталина, но Фимочка каждую весну забывала либо игнорировала это. И Федосеюшка продолжала пересыпать нафталином все шубы. Не успел Капитон заикнуться об этом при невестке, как она собственноручно вытащила из сундуков все его вещи и, проветрив их, переложила табаком и камфарой. Вечером Капитон свирепыми глазами посмотрел на пухлые прелести Фимочки:
– Восемь лет душила проклятым зельем… Допроситься не мог… Надо было Андрею жениться, чтобы мне покой узнать…
– Ха!.. Ха!.. То-то он для тебя женился!..
– Дурища!.. У! Дурища толстая! Разнесло тебя от лени… Учись теперь, как люди живут да как жены за мужьями ходят…
– За чужими особенно… Ха!.. Ха!.. А ты ей свечку поставь, Кате-то… да клади земные поклоны…
– Тьфу! С тобой говорить – что воду толочь… Пропила ум-то, коли и был когда!
– Ишь ты! – Фимочка обиженно оттопырила нижнюю губу. – Всё умна была да красива. А тут вдруг… Скажите пожалуйста! И глупа стала… И толщиной попрекает… Небось была бы худа, как Лиза, не влюбился бы… – Она повернулась спиной к мужу и презрительно бросила: – Индюк!..
Капитон уж глаза завел, а она вдруг покатилась со смеху.
– А вдруг как это ты и впрямь втюрился в Катеньку? Вот так штука! Ха!.. Ха!.. Ха! Завтра ей ещё сцену ревности устрою… Ха!.. Ха!..
Капитон свирепо фыркнул:
– Чего ржешь? Кобыла гладкая!.. Чего спать не даешь?
Но Фимочка долго хохотала, глядя, как Капитон накрывался с головой одеялом и клал на ухо одну из её бесчисленных «думок».
Капитон имел две невинные слабости: по праздникам он любил после обеда выпить стакан очень крепкого кофе с рюмочкой бенедиктина. Но в этом безалаберном доме случалось часто так, что либо от фунта кофе к воскресенью оставалось всего пол-ложки в буфете, либо совсем забывали его сварить. А чаще всего подавали «бурду»… Ликер Капитон хранил у себя в конторке, под ключом.
Теперь он каждый день наслаждался чашкой крепчайшего кофе, искусно сваренного ручками Катерины Федоровны для него нарочно.
– Сестрица, не жирно ли это будет каждый день так угощаться? – сорвалось у него как-то раз.
– Как это можно? – горячо крикнула она. – Человек работает целый день на семью, придет домой, и чтоб его не побаловать?
И Капитон, не целовавший руки ни у одной женщины, кроме матери, каждое после-обеда подходил теперь приложиться к ручке невестки.
В первый раз увидав это, Фимочка вспыхнула, но рассмеялась и через стол протянула мужу свою пухлую руку, унизанную кольцами.
– На!.. И мою целуй!
Но Капитон очень холодно взглянул на жену, не желая понимать шутки.
– Это за что же? Твою?.. Что за восемь лет чашки кофею не выпил в свое удовольствие?
Все рассмеялись. Даже Анна Порфирьевна.
– А-га!! – торжествующе крикнула Катерина Федоровна и весело подмигнула Фимочке.
Фимочка стукнула кулачком по столу.
– Катерина! Ты у меня мужа отбила… На дуэль вызываю!..
– Согласна… Будем на швабрах драться, подхватила Катерина Федоровна среди общего смеха.
Взбалмошная Фимочка, действительно, с ревнивой посадой наблюдала, как растет Катя в глазах её мужа. Но такт Катерины Федоровны выручал её из самых рискованных положений. Она всё умела обратить в шутку; умела обезвредить самые ядовитые стрелы своим юмором.
Капитон до страсти любил читать «страшное». Любил даже больше винта. Но читать ему по вкусу приходилось редко. Обе «дамы», как выражался Тобольцев о невестках, поглощали романы Марселя Прево и Бурже[184] в переводах. А Тобольцев читал журналы да серьезные книги.
Неожиданно Капитон сошелся во вкусах с Катериной Федоровной. В доме появился Конан-Дойль, «Приключения Шерлока Холмса», «Баскервильская собака»… Капитон наслаждался теперь жизнью в семейном кругу и даже не скучал без винта.
Любил он также и политику, но не подозревал за собой такой страсти, пока не вспыхнула война с Японией. Он ни о чем, кроме войны, говорить не мог. Когда погиб Макаров в затонувшем «Петропавловске»[185], Фимочка, вернувшись поздно из гостей, увидела неожиданное зрелище: Капитон сидел в спальне над телеграммой и плакал.
– Гос-с-споди! – сорвалось у Фимочки. – Подумаешь, дядя родной затонул!.. Есть о чем плакать! Мало их, адмиралов-то?!
Но Капитон с таким бешенством кинулся её ругать, что она не на шутку струсила… Чего доброго, он её побьёт!..
И что теперь радовало бесконечно Капитона – это патриотизм Катерины Федоровны. Фимочка и Николай были довольно-таки безразличны. Анна Порфирьевна и Лиза как-то загадочно отмалчивались, а с Тобольцевым прямо невозможно было говорить!.. Душа закипала, когда он начинал доказывать, что для блага России надо желать победы Японии. Теперь Капитон получил пламенную союзницу, которая с пылающим лицом и сверкающими глазами, как пантера, кидалась в спор с Андреем….
