Сергей Морозов - Офицер. Сильные впечатления
Не успели они еще разомкнуть дружеских объятий, как в кабинет без стука явилась ассистентка.
— Что тебе еще, милая моя? — снова поморщился Артем.
— Машу Семенову срочно просят к телефону, — пролепетала девочка. — Звонит ее сестра. Кажется, что-то срочное…
Маша стремглав бросилась к телефону и схватила трубку.
— Катя, что случилось?
Понять, что говорит сестра, было весьма затруднительно, поскольку ее речь перебивалась бурными всхлипами, сморканиями и прикрикиваниями на детей. Наконец, она кое-как взяла себя в руки и сказала Маше, что им нужно немедленно встретиться. То есть даже не встретиться, а срочно мчаться домой — в квартиру на Патриарших.
Несколько минут назад Кате позвонила бабушка. Она сообщила, что отец сегодня утром не пошел на работу, а вместо этого принялся паковать свои вещи. Как только он достал с антресолей чемоданы и стал забрасывать в них что ни попадя, мама ушла в ванную и заперлась на задвижку. Несмотря на то, что бабушка находилась уже в изрядно дряхлых летах, она прекрасно помнила, чем закончилась подобная ситуация в предновогодние дни много лет назад. Она умоляла отца выломать дверь ванной, но тот только раздраженно махнул рукой и, прихватив чемоданы со своими английскими костюмами, ушел из дома. Не зная, что предпринять, перепуганная бабушка наглоталась валидола и позвонила Кате.
Увидев, как побледнела Маша, Артем беспокойно заерзал.
— Мама ей не отвечает? — спросила Маша сестру.
— Естественно! — воскликнула Катя. — Я сказала ей, чтобы она вызвала слесаря или позвала кого-нибудь из соседей, и что мы немедленно выезжаем. Но бабушка ответила, что у нее от страха отнимаются ноги и она лежит на кровати.
— Сейчас же выхожу! — сказала Маша. — Ты через сколько сможешь подъехать на Патриаршие?
— Не знаю. Наверное, не раньше, чем минут через сорок…
Маша положила трубку и несколько секунд тупо таращилась на Артема. Сердце у нее стучало так, что в кофейной чашке на столе позвякивала ложечка.
— Что случилось? — спросил Артем.
— Боже мой, кажется, мама опять чем-нибудь отравилась… Боже мой, это как пить дать!
— Но почему ты так решила?
— Ох, Артемушка, — задыхаясь, сказала Маша. — Без папы она жить не может, а он от нее уходит…
— Тебе нужна какая-то помощь?
— Какая помощь? — горько усмехнулась она. — Я должна сама туда ехать.
— Может, мне поехать с тобой?
— Ни к чему. Туда уже выезжает сестра.
Артем проводил Машу до служебного «рафика» и помог забраться внутрь.
— Если что понадобится, немедленно звони. Дай Бог, все обойдется.
— Спасибо, Артемушка, — кивнула Маша. — Спасибо, родной!
Коллеги по работе действительно были для нее семьей, а телецентр — домом родным. Однако, как бы там ни было, был у нее и другой дом, и другая семья…
XXXVIII
Дай Бог, все обойдется. Она снова и снова твердила про себя эти слова. С водителем, который сидел за рулем служебного «рафика», она была незнакома. Она дрожала от страха и одиночества.
Они выехали в самый час пик, и тупоносый «рафик» надолго застревал в автомобильных пробках. Казалось, светофоры были понатыканы через каждые десять метров. Дорогу то и дело преграждали какие-то полосатые строительные заборчики. На пешеходных переходах люди плелись через улицу так медленно, словно страдали от истощения сил. Впрочем, возможно, так оно и было. Из окон соседних автомобилей на Машу глазели незнакомцы, пытались гримасами привлечь ее внимание, а когда это не удавалось, начинали гудеть.
— Чего гудите, идиоты! — ворчал водитель и, глядя на них, вертел толстым пальцем у виска.
— Пожалуйста, — попросила Маша, — нельзя ли побыстрее? Я должна оказаться на Патриарших как можно скорее!
— Может быть, ты сама сядешь за руль, а? — проворчал он. — Я и так корячусь, как могу!
Спорить с ним не было никакого толку, поскольку «рафик» был намертво зажат в железном автомобильном потоке. Сзади КамАЗ, спереди КамАЗ. Справа «мерседес», слева «мерседес». Воздух отравлен густыми автомобильными выхлопами и руганью водителей, высовывающихся из окон, чтобы поорать друг на друга. Нервы у всех натянуты до предела. Того и гляди начнут палит друг в друга из револьверов. Впрочем, и это дело обычное.
Зато самое время поразмышлять о семье и, вообще, об идиотизме нашей жизни.
Маше казалось, что она провалилась куда-то в четвертое измерение и очутилась в какой-то безразмерной черной дыре, где, кроме автомобильной вони и ругани, ничего не было. До Патриарших было так же далеко, как, к примеру, до Полярной звезды. Поэтому и волноваться было не о чем. Тот, кто живет-поживает на этой самой звезде, наверное, умер бы со смеху, если бы узнал, что где-то на задворках Вселенной живут какие-то недовольные друг другом букашки да еще мечтают о каком-то прекрасном будущем.
Светофоры включались и выключались, автомобили терлись друг о друга боками, а движения не было никакого. Маша взглянула на часы и увидела, что прошло уже полчаса.
— Прошу вас, — взмолилась она, испытывая желание начать лупить водителя кулаком в загривок, — нельзя чуть-чуть побыстрее? Я ужасно спешу!
— Поспешность, барышня, хороша при… — начал он, но, взглянув на опрокинутое лицо Маши, переменил тон. — Успокойся, дочка, — сказал он. — Как только свернем с этого чертова кольца, можно будет ударить по газам.
— У вас не найдется сигареты? — спросила Маша.
— Кури, дочка, на здоровье, — ответил он, протянув ей пачку. — Лучше гробить организм, чем нервную систему.
Когда автомобиль наконец тронулся с места, Маша снова окунулась в свои переживания. Ей пришла в голову простая мысль, что то, до чего в результате докатилась их семья, было вполне закономерным и, может быть, даже эстетичным — в смысле своей логической завершенности. Они доехали туда, куда, собственно, и должны были доехать.
* * *Ругань, которая с регулярностью, достойной лучшего применения, неслась из комнаты родителей, сделалась для сестричек такой же банальной обыденностью, как и битье тарелок после ужина. Ссоры затухали, осколки тарелок сметались бабулей в совок и высыпались в мусорное ведро, и все опять шло чин-чином. Что еще нужно детям, кроме уверенности в завтрашнем дне? Проблемы родителей их волновали мало.
— Я всего добился своим умом! — кричал папа. — Я учился, когда кругом жрали колбасу из крыс и по-черному глушили портвейн!
— Пока ты учился, люди вкалывали у станков и сидели в лагерях! — кричала мама.
Между тем Катя и Маша росли в тепле и уюте. Они знали, что никогда в жизни не будут вкалывать у станков, сидеть в лагерях, есть колбасу из крыс, а тем более пить портвейн. Социальные проблемы были для них понятиями абстрактными, которые обсуждаются на школьных уроках обществоведения. О том, что в мире существует нечто, кроме тепла и уюта, Маша по-настоящему узнала, лишь когда занялась журналистикой. Катя этого вообще не узнала.
