Нора Робертс - Свидетельница смерти
Айрин произнесла это с вызовом, но, когда она полезла в свою сумочку за сигаретами, руки у нее дрожали.
– Мне следовало притвориться оскорбленной, униженной, запуганной. Такие чувства всегда стимулировали его сексуальность, приносили ему удовлетворение, и он бы, может быть, оставил нас в покое. Но вместо этого я смогла демонстрировать только брезгливость. И тогда он придумал очередную мерзость, до которой нормальный человеческий мозг, по-моему, додуматься не может. Это могло прийти в голову только сатане или его верному слуге, который изощряется в унижении человеческого достоинства и самых светлых человеческих чувств. Он требовал, чтобы ночь после премьеры мы провели в постели втроем: он, я и Карли! Он подробно и со вкусом описывал мне, что он сделает с ней. Как он будет наслаждаться ее мучениями. Какое удовольствие ему доставит входить в нее, зная, что в ней течет его кровь, что она его дочь. Он был чудовищем, и я казнила его!
Айрин поднялась с кресла. Ее глаза были сухими, голос больше не дрожал.
– У меня нет угрызений совести, и я не сожалею о содеянном. Я могла бы убить его в ту ночь, когда он в моей квартире сладострастно рассказывал мне, какой он великий любовник, так как сможет одновременно заниматься любовью с матерью и дочерью, причем своей.
Ева почувствовала, как у нее к горлу подступает горячий ком.
– Так почему же вы тогда этого не сделали?
– Я хотела быть уверенной. И я хотела, чтобы это, хоть в какой-то степени, походило на суд. И… – Она улыбнулась впервые за весь разговор. – Я хотела выжить в этой ситуации. Мне казалось, что это возможно…
Она безуспешно сражалась с зажигалкой, пытаясь высечь из нее огонь. Рорк подошел к ней и, взяв зажигалку из ее дрожащих рук, помог прикурить. Их взгляды встретились через пламя.
– Спасибо.
Он вложил зажигалку ей в руку и нежно сжал пальцы.
– Всегда готов услужить.
Закрыв глаза, Айрин сделала первую глубокую затяжку.
– Это единственный из моих пороков, который я за всю жизнь не смогла побороть. – Она вздохнула. – Я совершила много некрасивых поступков в своей жизни, лейтенант. Я была страшной эгоисткой и очень жалела себя, считая несправедливо обделенной судьбой и людьми. Но я никогда не использовала людей, которые мне были близки. Я бы никогда не позволила, чтобы вы арестовали Кеннета. Я бы нашла какой-нибудь выход из этого положения – так же, как нашла его для себя. Кто сможет заподозрить тихую, обязательную Айрин в таком хладнокровном убийстве? Да еще на публике. Я считала, что меня полностью исключают из числа подозреваемых. И наивно верила, что никто из невиновных в этом преступлении не испытает большей неприятности, чем допросы. – Она попыталась улыбнуться. – К тому же, зная их, я думала, что для них это будет даже увлекательно. Откровенно говоря, лейтенант, я и мысли не допускала, что какой-нибудь следователь, после того, как изучит жизнь Ричарда и узнает, что за человек он был, станет слишком стараться раскрыть это преступление. Я недооценивала вас – как Ричард недооценивал меня…
– Лишь до того мгновения, пока в его сердце не вонзился нож. В тот миг он перестал вас недооценивать.
– Это верно. Его последний взгляд, в котором читалось понимание всего, что произошло, стоил всех моих усилий. Он был полон ужаса. Вы сегодня очень точно все описали, совершив лишь одну ошибку: отдали мою роль Карли.
Айрин задумалась, прокручивая в голове сцену за сценой, как делала уже множество раз. Это была ее единственная и последняя собственная пьеса.
– Я взяла нож на кухне уже давно – когда однажды мы с Элизой спустились в наш бар за бутербродами. Я хранила его в своей гримерной до самого вечера премьеры. До заключительной сцены. Некоторые из нас по ходу действия уходили со сцены и выходили на нее по нескольку раз. Я подменила нож, перед этим порезавшись о настоящий на глазах моей гримерши, которая постоянно бегала туда-сюда. Я несколько раз демонстративно совала ей свою рану под нос. Тогда мне казалось, что это очень хитрый ход.
– Он мог бы сработать. И даже почти сработал…
– Почти? А почему почти, лейтенант?
– Анна Карвелл.
– Ах, это… Имя из прошлого. Вы знаете, откуда оно появилось?
– Нет. И мне было бы любопытно узнать.
– Это была маленькая незначительная роль в маленьком незначительном спектакле, который просуществовал всего один вечер в небольшом прибрежном городке в Канаде. Он никогда не упоминался ни в моих резюме, ни в резюме Кеннета. Но мы на нем познакомились. А через несколько лет я поняла, что именно тогда он и полюбил меня. Я всю жизнь мечтала стать настолько мудрой, чтобы полюбить его в ответ. Он время от времени называл меня Анна, как бы подчеркивая особую связь между юной девушкой и юным молодым человеком, которые мечтали стать великими актерами…
– Вы использовали его, когда оформляли документы на удочерение?
– Да. И не из сентиментальных соображений, а чтобы защитить ее. Я боялась, что ей вздумается когда-нибудь искать свою настоящую мать. Я отдала ее хорошим людям, добрым и любящим. Я хотела для нее самого лучшего будущего. Я была уверена, что она его получила.
«Да, – подумала Ева, – ты была уверена. Абсолютно уверена».
– Вы могли бы совсем забыть о ней. Что же вам помешало? Не смогли? Или не захотели?
– Вы что, думаете, что если я лишь раз в жизни видела ее и лишь однажды держала ее внуках, то я не люблю собственную дочь? – Голос Айрин окреп и зазвенел закаленной сталью. – Да, я не являюсь ей матерью и не претендую на это. Но за эти двадцать четыре года не было дня в моей жизни, чтобы я не думала о ней. – Она помолчала, пытаясь справиться с собой. – Однако вы не объяснили, в чем я ошиблась. Я знаю, что была очень убедительна в роли Анны.
– Да, очень. И если у меня закрались сомнения, то не из-за вашего внешнего вида и поведения. Чувства, Айрин! У кого был самый сильный мотив не просто убить Драко, но убить его на глазах множества людей? Покончить с ним, как с Воулом? Кто был ужаснее всех предан и растоптан? Как только я исключила Карли, остался лишь один человек – Анна Карвелл.
– Но если вы исключили Карли, зачем же вы провели ее через весь этот ужас?
– Анна Карвелл, – продолжала Ева, игнорируя вопрос. – Она показалась мне очень сильной, эгоистичной и целеустремленной женщиной. Кроме того, я не сомневалась: ей было необходимо вонзить этот нож своими руками, чтобы отомстить за ребенка, которого она когда-то вынуждена была предать, от защиты которого вынуждена была отказаться.
– Да, так и есть. Я не могла отдать это право никому другому.
– Когда я представила на вашем месте Анну Карвелл, все сразу сложилось. Вы изменили свою внешность, голос и манеру поведения. Но некоторые вещи вы не изменили, а может быть, и не могли изменить. Вот сейчас, когда вы что-нибудь обдумываете или вспоминаете, вы теребите бусы. А Анна вертела пуговицу на платье.
