Екатерина Мурашова - Детдом
– Полезно, – возразил Кай.
И девушка снова склонилась над ним, потому что в конце концов жизнь всегда торжествует над смертью.
* * *– Видите, он мечется, волнуется о чем-то, надо ему что-то сказать или сделать, чтобы он успокоился! – Лена, сжимая и разжимая кулаки, присела рядом с лежащим на земле Варсонофием, пытаясь что-то угадать по его невнятному бормотанию.
Ольга, сидевшая на земле с другой стороны, молча обмывала лицо умирающего монашка и подносила ему кружку с водой. Время от времени Варсонофий делал глоток и продолжал метаться на своем жестком ложе. Варсонофию уже показали спасенный им крест Ефросинии и громко объяснили, что святыня практически не пострадала от пожара. Сообщили, что Кай выжил, а бандит Алекс, наоборот, погиб.
– Я думаю, что он волнуется потому, что боится умереть без совершения нужных церковных обрядов, – предположила Анжелика. – Мы так и не узнали, кто он такой – монах, священник, еще кто-то. Но уж верующим-то человеком Варсонофий наверняка всегда был и остается…
– Как там это у них называется: соборование? Исповедь, помазание?… Вот черт, Ирки нету! – пробормотала Светка, ударяя кулаком одной руки по ладони другой. – Она существо воцерковленное, наверняка знает, что там делать надо, а уж кто-нибудь из нас изобразил бы… Все равно он уже, наверное, людей не разбирает. А вот обряд помнит скорее всего, коли думает о нем… Или нет?… Слушай, Амаршан, ты у нас как, верующий?
– Я мусульманин, – с достоинством ответил абхазец. – Верую в Аллаха и пророка его, Мухаммеда.
– Вот и отлично! – воскликнула Светка и за рукав подтащила Амаршана, который до этого держался слегка в стороне, поближе к ложу Варсонофия. – Бог, если он есть, все равно на всех один, и там, потом, на том свете как-нибудь сам разберется. А здесь человеку нужно дать умереть спокойно и достойно. Поэтому давай, Амаршан, быстренько изобрази, что там у вас положено в случае, когда человек умирает!
– Но он же христианин…
– Все равно любой верующий в единого Бога человек в такой момент ему ближе, чем атеисты, – рассудительно поддержал Светку Олег. – Подумай, Амаршан, ведь вы оба полагаете, что Варсонофий совсем скоро предстанет перед глазами Того…
Абхазец кивнул. Светка отпустила его рукав и он сделал шаг вперед.
– Надо положить его ногами к Мекке, – нерешительно сказал он.
– Это необязательно, – поспешно возразила Анжелика. – Вы, Амаршан, просто скажите, что у вас там надо – молитву или что-то еще…
– Калимат-шахадат говорят и суру «Ясин» читают. Суру я наизусть не знаю…
– Давай тогда Калимат-шахадат, – бодро сказал Олег.
Лена отошла в сторону и села на землю, подняв к груди колени, прикрыв глаза и подперев щеки руками. Она любила и Светку, и Анджу, и Олега, но иногда их отношение к жизни и даже к смерти ставило ее в тупик. Вот, например, сейчас. Невозможно же в теперешнем, радикально изменившемся мире жить так, как жили в придуманном книжном будущем космонавты и физики-теоретики , созданные фантазией писателей-шестидесятников. Или, если очень хочется, то все-таки можно?
– Ла илаха илла-ллаху, Мухаммадун-Расулу-ллахи… – послушно затянул между тем Амаршан.
Варсонофий ( как и можно было предположить, хоть чуть-чуть подумав), от чтения над ним мусульманских молитв вовсе не успокоился. Слегка приподнявшись на ложе, он жестом отослал от себя Амаршана и подозвал Анжелику.
– Не надо… новый крест сделали… зачем… – с трудом разобрала склонившаяся над умирающим женщина. – Двое сказали: не надо…
– Ничего не понимаю… – Анжелика пожала плечами. – Новый крест?
– Да, – сказала Ольга. – Я знаю. Варсонофий говорил мне. Мастер изготовил для церкви точно такой же крест и его положили на место настоящего. Получается, что этот уже как бы не очень и нужен…
– Но это же подлинник! – удивилась Анжелика.
– Да. Но Варсонофия, как я поняла, не благословили на поиск…
– Бедняга! – вздохнула Анжелика. – Так вот что его гнетет! Он выследил, нашел-таки крест Ефросинии после долгих лет поисков, спас его из огня, а получается, что он церкви не так-то и нужен… Он умирает, а крест опять остается в руках людей, которые, по его мнению, ничего не понимают и не имеют к нему никакого духовного отношения…
– Но мы же, – чего врать-то! – и вправду не имеем, – проявив неожиданную для нее тонкость чувств, пробурчала Света. – Для Кая с Ольгой это что-то вроде наследства, для Олега – прикольная археологическая древность, для Алекса – много-много денег…
– Слушай, Белка! – Олег решительно взял Анжелику за локоть и оттащил ее в сторону. – По всем признакам ему уже совсем недолго мучиться осталось. Будем считать, что с единым Богом Амаршан про него уже договорился. Теперь – земное. Ты умеешь говорить лучше всех нас. Пойди и быстро скажи ему, что с этим крестом и вообще все он сделал как надо!
– Олежка, ну что я, атеистка, могу сказать верующему человеку, возможно, даже православному монаху или священнику…
– Быстро, Белка, на кокетство времени совсем нет! Иди и говори!
Анжелика подошла к ложу умирающего и опустилась на колени. Ольга в последний раз обтерла Варсонофию лицо, поднялась и сделала шаг назад. Лена встала с земли и отряхнула сосновые иголки. Олег выпрямился и сжал губы. Как раз в эту минуту подходившие к остальным Антонина и Кай остановились там, где стояли. Антонина хотела поддержать молодого человека, но Кай отрицательно помотал головой и ухватился рукой за тонкий кривой ствол молодой березы.
– Варсонофий, вы нашли и спасли христианскую святыню. Вы избавили ее от гибели в огне и от корыстных рук. Я клянусь вам перед лицом Бога, моря, огня и всех иных возможных законов, что теперь крест Ефросинии не покинет пределов России и не будет служить злу и обогащению. Богу наплевать на церковную политику и всякую подобную человеческую суету. Именно вы, Варсонофий, истинный слуга и паладин Господа, потому что служили Ему не за корысть и награду. Служили всегда, даже сомневаясь в самом Его существовании, ошибаясь и страдая. Он видит чистоту ваших помыслов и справедливо оценивает ее. Вы сделали все, что могли, Варсонофий…
«Спаси тебя Господь!» – шепотом подсказала Светка, которая все же была крещеной и даже венчалась в церкви с каким-то из своих четырех мужей.
– Спаси вас Господь! – громко повторила Анжелика.
– Во славу Божью! – едва слышно прошептали потрескавшиеся, сочащиеся сукровицей губы бывшего священника и монаха-расстриги.
Его дыхание было едва заметным, пальцы рук и ног судорожно подергивались, но в целом теперь он выглядел гораздо спокойнее, чем до начала странноватой речи Анжелики. На скулах всех троих мужчин ходили одинаковые желваки. По лицу Светки, Лены и Антонины текли слезы. Ольга, стуча зубами о край, судорожными глотками пила воду из кружки, из которой до этого поила умирающего.
