Кэтрин Коултер - Блондинка в черном парике
– Томас! Кори! – окликнула Салли.
Собравшись с силами, она опять встала на четвереньки. В комнате горела только одна лампа – на прикроватной тумбочке. Томас Шреддер лежал на спине, широко раскинув руки и ноги. Он был без сознания. А может быть, мертв. Салли попыталась завизжать. Ей хотелось пронзительно крикнуть, но изо рта вырвался лишь слабый вскрик.
Она услышала шаги где-то позади. Ей кое-как удалось развернуться лицом к открытой двери. Может быть, это Джеймс? Может быть, с ним уже все в порядке? Но Салли не выкрикнула его имя – она боялась услышать, что это не он. Джеймс выпил целую чашку отравленного кофе, это никак не мог быть он. А кто мог – Салли даже боялась подумать.
Свет был очень тусклым. Полумрак наполнял комнату, застилал глаза. В дверях, засунув руки в карманы, стоял мужчина.
– Привет, Салли.
Глава 29
– Нет! – пролепетала Салли. Она уставилась на эту призрачную фигуру, понимая, кто это, и смиряясь со своим открытием. Но даже приняв это неизбежное, она снова прошептала:
– Нет, не может быть, чтобы это был ты.
– Ну конечно, может, дорогая. Ты же везде узнаешь своего папочку, правда?
– Нет! – Салли яростно замотала головой.
– Почему ты не можешь встать, Салли?
– Ты нас чем-то напоил. Я выпила всего чуть-чуть, но, должно быть, это действительно очень сильное средство.
– Так тебе не хватило, дорогая? – Он быстро подошел к ней, слишком быстро. – Доктору Бидермейеру пришлось перепробовать на тебе очень много новых препаратов. Честно говоря, я удивляюсь, что в результате тебе удалось сохранить здоровые мозги. Что ж, я об этом позабочусь.
Он наклонился и, схватив Салли сзади за волосы, запрокинул ей голову.
– Вот так..
Он влил ей в горло какую-то жидкость, а потом отшвырнул ее от себя. Салли тяжело рухнула на спину.
Она пристально смотрела на отца, но его фигура качалась и таяла в полумраке. Салли попыталась сфокусировать взгляд, вглядеться в него как следует, но его черты стирались, рот вдруг стал шевелиться и расти, расти. Его шея вытягивалась, становясь все длиннее и длиннее, пока не стала такой длинной, что Салли уже не могла видеть из-за нее голову. Наверное, именно так чувствовала себя Алиса в стране чудес.
– О нет, – прошептала она, – нет...
Она упала на бок и почувствовала под щекой холодные гладкие доски дубового пола.
Здесь был ее отец! Это была первая мысль, которая пришла Салли в голову, когда она очнулась, Ее отец.
В этом нет сомнений. Это был он. Он был в этой комнате. Он накачал ее наркотиками. Теперь он запросто может ее убить, ведь она совершенно беспомощна – точно так же, как беспомощна она была день за днем, неделю за неделей все эти полгода.
Салли была не в состоянии двигаться, не могла даже пошевелить хотя бы одним пальцем. Она поняла, что ее руки связаны спереди – не слишком туго, но достаточно крепко. Она немного переместила центр тяжести. Ноги тоже связаны – в щиколотках. Но ее разум свободен от оков. Слава Богу, что голова ясна. Если бы сознание снова было затуманено, она бы, наверное, просто лежала сложа ручки и ждала смерти. Но нет, она в состоянии думать. Она способна вспоминать. Она даже может открыть глаза – но вот только хочет ли?
Джеймс, подумала Салли и заставила свои глаза раскрыться.
Она лежит на кровати. Когда она переместилась с одного бока на другой, заскрипели пружины. Салли попыталась выяснить еще какие-то детали, но не смогла. Комнату освещал лишь слабый свет, проникавший из коридора. Похоже, это небольшая спальня, но понять что-нибудь еще Салли не смогла.
Где она? Все еще в Коуве? А если да, то где конкретно?
Где ее отец? Что он собирается делать? Салли увидела какую-то неясную фигуру, входящую в спальню. Свет был слишком тусклым, чтобы можно было разглядеть лицо. Но она знала, кто это. О да, она знала, что это он.
– Ты? – сказала она и удивилась, что это слово вылетело из ее собственного рта. Оно прозвучало хрипло и неизмеримо печально.
– Здравствуй, Салли.
– Это действительно ты. Я молилась, чтобы оказалось, что я ошибаюсь. Где я?
– Еще немного рановато тебе рассказывать.
– Мы все еще в Коуве? Где Джеймс? Где другие два агента?
– Об этом тоже рановато говорить.
– Будь ты проклят, я так отчаянно молилась за то, чтобы ты уехал из страны или чтобы ты умер. Нет, на самом деле я молила Бога, чтобы они тебя схватили и посадили в тюрьму до конца твоих дней. Где я?
– Бедняжка Ноэль, как долго она страдала от твоего злобного язычка. Ты всегда на нее накидывалась, вечно морализировала, вечно говорила ей, что она должна делать. Ты хотела, чтобы она вызвала полицию. Ты хотела, чтобы она ушла от меня! Но правда состоит в том, что она не желала от меня уходить. Ну, может быть, поначалу у нее и было такое намерение, но потом – нет. Но ты никак не могла остановиться. Ты просто подавляла ее всей этой критикой, своим презрением. Вот почему она никогда не приходила навестить тебя в лечебнице. Она боялась, что дочь снова начнет учить ее жизни, даже при том, что сама – помешанная.
– Это все чушь собачья. Разумеется, сейчас ты можешь говорить все, что тебе вздумается. Ноэль здесь нет, поэтому она не может сказать, что она на самом деле о тебе думает. Могу поспорить, что как только она действительно поймет, что больше не обязана служить для тебя боксерской грушей, то почувствует себя самой счастливой женщиной в Вашингтоне. Уверена, она уже вновь начала носить платья и блузки с коротким рукавом. Она может больше не бояться, что кто-нибудь увидит ее синяки. Бьюсь об заклад, этим летом она даже осмелится надевать раздельные купальники. Сколько лет она не могла их носить? Тебе нравилось тыкать ее в ребра, правда? Ты ее терроризировал. Если в мире вообще существует справедливость, то ты за все заплатишь. Жаль, что ты еще не подох!
– Ого, за эти несколько минут я услышал от тебя больше, чем за шесть месяцев. За время твоего слишком краткого пребывания в санатории ты по большей части была благодатно молчаливой. Очень плохо, что из-за этого ублюдка Квинлана доктор Бидермейер отлучен от дел. Все так сильно усложнилось – и только по твоей вине, Салли. Пока Квинлан не выкрал тебя из санатория Бидермейера, все было шито-крыто.
– Его зовут не Бидермейер, а Норман Липси. Он хирург по пластическим операциям. И он преступник. Он сделал какому-то бедняге твое лицо, но убил-то его именно ты! Ты не просто муж, который избивает жену, а еще и грязный убийца! И изменник родины.
– Почему ты обвиняешь меня только в каких-то скучных делах? Я совершил один хороший поступок, о котором ты даже не упомянула, – дело, которым я вполне заслуженно горжусь.
