Наталия Костина - Все будет хорошо
— А машину Нечаев зачем Шумейко продал?
— Олег Феликса напугал, что машина у него больно приметная и у него все равно решили ее забрать. Ну, те, у которых он скрысятничал. Феликс перепугался, хотел вообще свалить. Но Олег сказал, что купит у него машину, и даже цену дал приличную, как за новую. Типа услуга за услугу: Олег Феликсу бабки за машину, а Феликс Олегу поможет одного лоха развести. А бабки, что с лоха возьмут, Олег обещал за Феликса отдать, обо всем договориться и Феликса прикрыть. У его брата было все кругом схвачено. Феликс рад был, что Олег за него мазу тянет. А тем вечером Феликс хотел еще раз с Кузнецовым сыграть — Олег ему наплел, что Кузнецов отыграться хочет на полную катушку. На все тридцать тонн. И что в этот раз они бабки пополам поделят. Ну, Феликс, конечно, обрадовался. Сказал — сыграю еще раз, тачку другую куплю и в теплые края отвалю. Это все, что я про Феликса знаю. А потом мне Олег велел у Кузнецова узнать, не хочет ли его знакомая девушка подработать. Нута, которая стреляет хорошо. Ее все Васька почему-то зовут. С самого начала было понятно, что Кузнецов о таком с этой девкой говорить не будет, если, конечно, не дурак последний. Тогда я должен был ему самому предложить. Но ему и предлагать ничего не пришлось. Он сам предложил Феликса шлепнуть.
— А Томашевского Шумейко не пытался зацепить?
— Не знаю, что Олегу от Кузнецова с Томашевский нужно было, только он сначала к Томашевскому подъехать пытался. О чем он с ним базарил, честно скажу, не знаю.
— А «Мартиан» ты Кузнецову зачем подбросил? — «Пинчук» смотрел на него в упор не мигая.
— Олег так велел. На нем чьи-то пальцы были, а чьи — не знаю.
— У этого человека, чьи пальцы там оказались, совершенно конкретное алиби. — Лысенко глянул на Катерину. — Непробиваемое. Так что здесь вам с Шумейко не повезло.
Он все еще ждал, что она ему позвонит. Ему казалось, что она должна вернуться к нему — а куда же еще? Куда ей еще идти? Он бы не стал ее упрекать, нет. Он снова бы предложил ей играть по его правилам, и она бы не посмела отказаться. Один раз она уже ушла к другому, и где он теперь, этот другой? А он может предложить ей все. Или почти все. Какая-то часть его жизни все равно останется для нее запретной, но он думал, что ей будет вполне достаточно остального.
Он ждал ее звонка целыми днями. Вечерами он тоже сидел дома, ожидая; почему-то он был уверен, что она позвонит именно вечером и именно на его домашний телефон. Но мобильник все равно проверял. Он упорно ждал, вечер за вечером, начиная с того самого первого дня, когда узнал, что она наконец свободна. Но она не звонила. А он не мог переступить через что-то и позвонить ей сам. Потому что сделал все, чтобы она позвонила. Он несколько раз ночью ездил к ее дому и стоял под ее окнами, потому что не мог заснуть. Не потому, что он так сильно любил ее, — но потому, что она должна была принадлежать ему. Никакая девушка не могла его бросить безнаказанно, да никакая девушка его и не бросала, только она. И он не собирался ее за это наказывать, нет. Он только хотел, чтобы она вернулась.
Когда раздался входной звонок, он был уверен, что это, наконец, она. Он даже не подумал о том, что она не знает адреса его дома, — ей были известны только телефон и квартира, где они проводили свои вечера. Он забыл, что не привозил ее сюда ни разу. Мысленно она была уже здесь, с ним. Он быстро вышел из дому, прошел по дорожке, еще мокрой от вечернего дождя, и распахнул калитку.
— Гражданин Шумейко, вы задерживаетесь по обвинению…
Он слушал и не слышал слов. Он был так уверен, что это она приехала! А она не приехала. Что они от него хотят? Постепенно он приходил в себя, но единственной его мыслью все равно было то, что она все-таки не позвонила.
— Скажите, Шумейко, за что вы убили своего брата?
Все им нужно, во все они лезут. И эта рыжая, которая раздражает его безмерно… Она, похоже, это поняла, вышла и оставила его с этим немного сонным майором по фамилии Банников. Второй тоже был ничего, но с этим Банниковым ему было проще.
— Так все-таки почему, Олег Григорьевич? Деньги? Так он вас вроде не обижал. У вас все было. Машина, дом. Вы же получали все, что хотели.
— Получал, что хотел? Конечно! В этом и дело. Он мне все давал! Давал! С барского плеча. — Олегу уже было все равно, раз она не позвонила. Так он хоть выговорится. Этим двоим, этому быдлу милицейскому, все равно его не понять, но ему будет легче. — Я хотел сам, — сказал он уже тише. — Сам. Но он все время давал мне понять, что я — никто. Брат своего брата. Когда родители разбились в этих чертовых горах, Юрка уже был взрослый. И он меня вырастил. Понимаете? Вырастил. Как другие выращивают кошек или собак. Я был его собственностью. Понимаете? Собственностью. Его щенком. Он выбирал, какие мне носить штаны, какую прическу. Какой ошейник, в конце концов. В какой институт поступать. Он все знал лучше меня. Мое мнение его не интересовало. Он уже тогда начал зарабатывать деньги, настоящие деньги, и я тоже хотел. Я тоже хотел много денег. Нет, даже не денег, я просто хотел жить своей жизнью. Я хотел жить своей жизнью, понимаете вы это или нет? Он мне все давал, как вы изволили заметить, — сверкнул глазами Шумейко, — все! Все, кроме того, что я хотел. Он не мог меня отпустить. Он все время говорил: что сказали бы мама с папой, если ты не будешь учиться! А сам в это время делал деньги, а я просиживал штаны в институте. Он мне все давал! Понимаете? Давал. А каково мне было брать? Я не хотел учиться в этом его сраном институте торговли, мне были интересны совсем другие вещи. Но он утверждал, что хотя бы один из нас должен быть дипломированным специалистом. Специалистом! Я думал, что это правда, что, когда я окончу институт, он позволит мне заниматься своим делом. Или хотя бы пустит к себе по-настоящему. И я учился изо всех сил, идиот. Стал, как он говорил, специалистом. Дипломированный специалист! Да он как держал меня мальчиком на побегушках, так все и осталось. Он делал так, как считал нужным, а не так, как советовал я. Зачем я учился? Собачку учили танцевать! Если у вас ученая собачка, значит, вы умный человек. Он никогда мне ничего серьезного не доверял. Привези то, поедь туда. Смотри не перепутай! Все перепроверял. Он даже этой своей безмозглой клуше давал больше свободы, чем мне. Она имела свое мнение, я — нет. Он купил мне такую машину, какую считал нужным. И такого цвета, какой считал нужным. Он выстроил мне такой же дом, как у него самого. Все — по справедливости. Все — поровну. Кроме свободы. В институте он давал мне на карманные расходы. Теперь он тоже давал мне на карманные расходы, правда, сумма несколько увеличилась! Говорил, что, когда я женюсь и заведу детей, вот тогда… А я не хочу жениться! Я не хочу детей! Вы думаете, я жадный? Или мне хотелось больше, чем он давал? Мне просто хотелось справедливости. Если бы он дал мне уйти! Но он не давал мне уйти. Потому что ученые собачки не живут на улице вместе с дворнягами. Ученые собачки смотрят хозяину в рот. Я пытался, пытался уйти. Но не мог. Он всегда говорил мне: маме с папой это бы не понравилось. Братья должны быть вместе.
