Джастин Скотт - Женщина без мужчины
— Вы уверены? Кто вам сказал об этом американце?
— Я сам видел ее, — признался художник. — Я поехал на открытие выставки в Москву, надеялся увидеть ее… хотя бы издали. Ну и увидел.
— Кто этот американец?
— Он мне не представился.
— Высокий, остроносый, худой? В летах? — Натали набросала словесный портрет Джервиса.
— Нет… По-моему, он средних лет. Типичный иностранец с «зелеными» в кармане.
— Не у всех американцев тугой кошелек.
— К нам ездят только такие.
— По вашему мнению, он кто? Случайный знакомый или…
— Любовник? Вас это интересует?
— Меня интересует этот американец — его имя, профессия?
— Не знаю. Дина может встречаться с кем захочет.
— Дина работает на КГБ?
Художник пожал плечами, потом ответил мрачно:
— По-моему, вся страна работает на КГБ.
— И вы?
— Я работаю на себя. Поэтому мне хватает только на еду… Я не строчу доносов, потому что мне не на кого доносить.
— А на меня? А на того человека, который приказал вам встретиться со мной?
— Зачем? Я ничего не выиграю, зато потеряю…
— Что?
— Себя… Отпустите меня, пожалуйста… В моей мастерской очень маленькое окошко, и свет попадает туда только до часу дня. Если я задержусь, то пропал весь день.
— Пригласите меня к себе!
Он молча удивленно уставился на Натали.
— Мне бы хотелось увидеть ваши работы.
Художник, ничего на сказав, быстро собрал свои пожитки и устремился к выходу. Натали поспешила за ним. В молчании они миновали несколько залов.
— Меня предупреждали, что вы настойчивы, — сказал он.
— Я такая же, как мой покойный муж. Вы знали его?
— Знал, — после паузы признался художник. — Он умел хорошо говорить.
— Он не только говорил. Он занимался делом.
— Может быть. — Художник не расположен был продолжать разговор.
— Вы не рисовали его?
— Нет, я не пишу портретов. Я пишу картины.
— Какие?
— Смешные.
— Карикатуры?
Художник задержал шаг. Натали от неожиданности чуть не наткнулась на него. Он впервые взглянул на нее свысока и даже с некоторой снисходительностью.
— Наши карикатуры не смешны. Они глупы и злобны. Смешна наша жизнь!
Художника звали Левой. Его комната в коммуналке была одновременно и мастерской. За окном возвышалась грязно-желтого цвета закопченная стена какого-то производственного здания. Грохот товарных составов и пронзительные свистки пролетающих мимо электричек напоминали о близости железнодорожной магистрали. Это был район, обитатели которого привыкли к вечному шуму, к отсутствию света и зелени. Уже с середины дня в комнате Левы наступали сумерки.
Множество холстов было повернуто лицом к стене, один холст был натянут на подрамник, загрунтован и подготовлен к работе, но кисть художника еще не касалась его. Четыре среднего размера картины висели на стене против окна. Между третьей и четвертой было пустое пространство. На каждой из картин были изображены одни и те же двое парней, только в разной обстановке. Может быть, из духа противоречия, сражаясь против унылых сумерек и серой жизни, Лева использовал яркие, бьющие в глаза цвета. Его полотна будто светились в полутьме мастерской.
— Мне очень нравится, — искренне сказала Натали.
Лева просиял от удовольствия.
— Эту серию картин я назвал «Мои мужики».
Он, разволновавшись, стал мерять шагами комнатушку из угла в угол, на ходу давая пояснения:
— «Мои мужики в очереди за картошкой!»
Длинная очередь выстроилась вдоль тротуара. В основном это были пожилые усталые женщины. «Мужики «красовались на первом плане, прижав к сердцу сетчатые «авоськи». Вожделенный вход в овощной магазин был уже рядом. Витрина его заманивала диковинными тропическими фруктами, а также арбузами, дынями и сочными гроздьями винограда. Над головами «мужиков», выражая их мечтания, в воздухе парила, как «летающая тарелка», сковорода, полная аппетитной жареной картошки.
Вторая картина называлась «Мои мужики ждут трамвай».
Опять очередь, уходящая в бесконечность за край картины. Навевающая тоску пустота улицы. «Мужики» вытянули шеи и глядели вдаль, а над ними, опять как волшебное видение, порхал в небе веселенький яркий трамвайчик с крылышками, как у бабочки.
Третье полотно было удивительно радостным. Лева назвал его «Мои мужики выстояли очередь за водкой». Комната, подобная Левиной мастерской, была озарена золотистым сиянием. Сияли и лица «мужиков», удобно расположившихся вокруг столика, на котором светилась, словно драгоценный алмаз, бутылка с водочной этикеткой. Такие же бутылки в окружении бликов, искр исполняли под потолком фантастический танец.
Четвертая картина, названная Левой «Мои мужики в очереди за пропуском в рай», изображала «мужиков» заглядывающими сквозь решетку во двор иностранного посольства. По краям картины виднелись могучие плечи охраняющих посольство милиционеров. За спиной у «мужиков» выстроилась нескончаемая очередь. Каждый сжимал в руках пачку бумаг. Вьюга кружила над людьми, вырывала из их рук бумаги, кто-то пытался поймать их на лету, а во дворе посольства распускались роскошные цветы и стоял пустой письменный стол, над которым висела в воздухе волшебная печать с замысловатым гербом неизвестного государства.
— Смешно и грустно… — произнесла Натали. — А у «мужиков» есть имена? Это ваши друзья?
— Неважно.
— Они такие живые…
— Иван и Абрам — вас это устроит?
— Серия еще не закончена? — спросила Натали, указывая на пустое пространство между картинами.
— Закончена, — мрачно сказал художник. — Я продал эту картину.
— И как она называлась? За чем «мужики» встали в очередь?
— Там не было очереди. Там были «мужики» и девушка. «Мужики» смотрели вслед девушке, уходящей от них… навсегда.
— Кто же ее купил?
Лев отвернулся к окну и долго молчал.
— Американец, — наконец сказал он.
— Тот самый?
— Да, приятель Дины. Это Дина уговорила меня продать картину… Я сидел без гроша. Мне не на что было купить краски.
— Значит, вы не все мне рассказали о Дине?
— А вам хочется знать все? Что ж, знайте! Она бросила меня, потому что поняла, что я тряпка. Я не умею и не хочу драться за карьеру, за место наверху. Она толкала меня, пока ей не надоело. Она устала от меня, а я от нее. Ей нужен мужчина с амбициями, чтобы стать царицей, ей нужен по крайней мере царь.
Остаток дня Натали провела в обществе Ростова и его помощников. Обговорили условия проживания сотрудников «Котильона» в Ленинграде: как их встретят, где разместят. На каждом шагу возникали все новые сложности. Но самым большим камнем преткновения, как и ожидалось, стал финансовый вопрос. Натали требовала деньги сейчас, немедленно. Ей нужно было закупать меха на этом аукционе, а не ждать осени. Она также настаивала, чтобы сообщение для прессы о заключенном договоре было сделано утром в пятницу, до отлета генсека в США. Ростова от такой оперативности кидало в дрожь. Он мямлил, тянул время. Под конец, когда он пригласил ее на ужин, она отказалась:
