Нора Робертс - Портрет смерти
– Джерри, это мать велела тебе забрать их свет?
– Нет! – Он покачал головой и наклонился вперед. – Мне надо было понять это раньше – до ее смерти. Так не должно было случиться, ни за что не должно было случиться. Мы все будем жить вечно, у нас у всех есть такая реальная возможность. Надо лишь избавиться от телесной оболочки.
– Значит, ты избавил Рэйчел Хоуард, Кенби Сулу и Алисию Дилберт от тел ради их собственной пользы? – серьезно спросила Ева.
– Да. Понимаете, их свет был очень сильным. Если бы вы увидели мои портреты, то поняли бы. Мама рассказывала мне, что, когда она работала медсестрой в больнице, она видела свет в глазах пациентов. У некоторых он был очень сильным, хотя врачи говорили, что у них нет никаких шансов на выздоровление. Но она видела этот свет и знала, что они победят. А у других, которые могли выкарабкаться, такого света не было. И они умирали. Уходили незаметно.
– Свет твоей матери тоже был сильным?
– Да. Но, к сожалению, недостаточно. – Лицо Джерри исказилось от боли, и на мгновение его глаза утратили безумный блеск, стали беззащитно трогательными. – Слишком много теней. Тени застилают свет. Понимаете… – Он заерзал на стуле. Когда его боль утихла, безумие вернулось к нему. – Я изучал работы Анри Жавера. Он был…
– Я знаю. Он фотографировал мертвых.
– Это зачаровывает. Я понял, что имела в виду моя мать, когда говорила о свете. Блестящие работы Жавера помогли мне сделать открытие. Нужно избавиться от тела и сохранить свет.
– Впитать в себя их свет через объектив фотоаппарата?
– Объектив – это магия. Понимаете, одной техники мало. Фотография – это искусство и магия. С их помощью можно увидеть душу. Можно заглянуть в человека и через объектив увидеть его душу. Это поразительно. У меня есть такой дар, я вижу душу.
– Почему ты использовал Хастингса?
– Использовал?!
– Ты брал снимки из его файлов.
– А… Потому что я искренне восхищался его работами. Он трудный человек, но настоящий художник. Я многому научился у него за очень короткий срок. Он тоже фотографирует мертвых, но только для заработка. Не из соображений чистого искусства. А это искусство!
– Ты помогал ему фотографировать мертвых?
– Только однажды. Но это было поразительно… Понимаете, я был очень подавлен смертью матери. Профессор Браунинг помогла мне снова встать на ноги. Она поняла, что именно мне пришлось испытать, и предложила поработать у Хастингса помощником. Чтобы я был чем-то занят. Я проработал у него всего около недели, но многое получил. Когда я увидел на свадьбе Рэйчел Хоуард, увидел струившийся от нее свет… Это было прозрение. Хастингс тоже видел его. Мне хотелось отнять у него аппарат и самому сделать ее портрет. Я с трудом удержался. Но он видел. И я понял, что он ведет меня по этой тропе. Как поводырь.
– И ты взял его дискеты?
– Наверно, это было неправильно. Мне очень жаль. Я заплачу штраф, – извиняющимся тоном сказал Джерри и улыбнулся. – Но это было сделано ради очень важной цели. Я уверен, что Хастингс поймет меня. Я вернулся позже, когда все было готово. Он довольно беспечен и плохо хранит свои файлы. Я просмотрел их. И свет… свет их лиц слепил мне глаза.
– Трухарта там не было.
– Трухарта?
– Моего сержанта. Это его ты сегодня вечером привез к себе в студию.
– Трухарт[11]. Очень подходящая для него фамилия… Я не завершил его изучение, потому что имел на примете другого. Но стоило мне увидеть его в клубе, как я понял. Просто понял, и сегодня вечером все встало на место.
– Теперь о клубе. Почему там ты работал под другим именем?
– Нужно было соблюдать осторожность. Я знал, что люди не поймут и захотят остановить меня. Вот я и подумал, что мне понадобится второе «я», на всякий случай.
– Однажды ты уже менял свое имя. Когда работал помощником у Хастингса. Ты уже тогда задумал создать свою галерею?
– Думаю, да. Но у большинства художников есть псевдонимы, и я попытался сделать то же самое. Взял псевдоним Жавер, потому что искренне восхищался им.
– Когда ты начал работать в клубе, твой план уже был готов? – спросила Ева.
– О да! Но в клубе все было просто. Я имею в виду псевдоним. Стивен – от Стивенсон, а Одри – одно из имен моей мамы, так что это было данью ее памяти… Что-то жажда мучает. Можно попить?
– Конечно. – Ева повернулась к Пибоди. – Как ты нашел этот клуб?
– Очень просто. Я сам иногда заходил туда. Там всегда собирались студенты. Рано или поздно в нем оказывались многие, а работа бармена давала хорошую возможность наблюдать и выбирать. То, что клуб был компьютерным, тоже сыграло свою роль. Можно было передавать сообщения, не отрываясь от работы. Никто бы ничего не заметил.
– Как ты это делал?
– Незаметно возвращался после того, как делал портреты и выбрасывал оболочку. Подсовывал дискету компьютерному наркоману или бросал ее в корзину. Никто не обращал на это внимания. Я знал, что Надин Ферст сделает из этого сенсацию. Она молодец, правда?
Когда Пибоди принесла воду, он взял стакан с благодарностью.
– У «Канала-75» самый высокий рейтинг. Я выяснял.
– Не сомневаюсь.
Он выпил воду и кивнул.
– Теперь вы видели мою работу. Мою студию, мою галерею. – Оранжевая роба Нью-Йоркской городской полиции, прикованная к столу лодыжка и резкий свет, лившийся с потолка комнаты для допросов А, не мешали ему выглядеть победительно.
– Да, Джерри. Видела.
– Значит, теперь понимаете, что к чему. Вас я изучал тоже. Вы умны и изобретательны. И свет у вас сильный. Не чистый, но сильный. Вы позволите мне закончить, правда? Дадите мне закончить работу? Еще один портрет, и я стану бессмертным. Люди поймут – мы не умираем. Никто не будет терять любимых, никто не будет страдать и ощущать боль.
– Джерри, я хочу спросить еще раз, чтобы внести полную ясность… Ты знаешь свои права и обязанности?
– Да. Конечно.
– Ты отказался от права на присутствие адвоката во время допроса.
– Мне просто нужно было объяснить вам смысл происходящего. Я не хочу, чтобы люди считали меня чудовищем. Я не чудовище, я спаситель.
– И ты сознательно лишил жизни Рэйчел Хоуард, Кенби Сулу и Алисию Дилберт?
– Я сохранил их свет, – поправил он Еву. – Навсегда.
– Чтобы сделать это, ты привел этих людей в свою студию в Гринвиче, предварительно одурманив их, и лишил их жизни, вонзив каждому нож в сердце.
– Я не хотел причинять им боль и поэтому давал им лекарство, которое давали моей маме. Она быстро засыпала и не чувствовала боли.
– Сегодня вечером ты привез в указанное место сержанта Троя Трухарта в том же состоянии и с той же целью?
– Да, я помогал им избавиться от их бренных тел. – Он с облегчением кивнул. – От их оболочки, от скорлупы. Делая их портреты сразу после смерти, я вбираю в себя их свет, присоединяю его к своему, сохраняю его и даю им бессмертие. Они живут во мне, – доверительно сказал он Еве. – Когда я присоединю последний свет, работа будет закончена. Я узна́ю все, что знали они. А они узна́ют меня.
