Екатерина Мурашова - Детдом
– Да не помню я никаких чилийских революционеров! – огрызнулся Антон. – Че Гевару знаю – и все. А вы похожи на певца русской свободы – Игоря Талькова. С тех пор как его подло убили враги русского народа…
– Простите, но вы уверены? – осторожно перебил собеседника Владимир.
– В чем это?
– Может быть, Талькова убили именно враги Талькова?
– Ты что, издеваешься, что ли? – подозрительно спросил Антон, вглядываясь в безмятежное лицо Владимира, в котором, несмотря на чистую кожу и относительную правильность черт, как будто бы чего-то не хватало.
– Разумеется, нет. Прошу простить, если вам так показалось. Просто, я заметил, обычно именно так и бывает – всякие личные неприятности следуют человеку от его собственных врагов. И… я, разумеется, слышал песни Игоря Талькова в записи. Мне кажется, что мы играем и поем совершенно в другой манере, и в другой тональности…
– Да нет! Ты опять не понял! – загорячился Антон.
Его миссия явно проваливалась, вязла в зыбучем песке тусклых мозгов этого тупого… Ну он же, этот Владимир, явный дегенерат, это же очевидно! Впрочем, его об этом заранее предупреждали, да чего и ждать, если человек вырос в интернате для умственно отсталых…
– Ты смотри в суть! – Антон ткнул пальцем в выложенный разноцветной керамической плиткой пол, потом передумал и тем же пальцем указал куда-то наверх, где расположились скрытые от прямого взгляда светильники. – Вы же все вылезли из самой грязи, что-почем на своей шкуре знаете, а кто вас туда спихнул? Кто виноват в том, что всякие сволочи абрамовичи жируют, а русских детдомовских детей продают на запчасти буржуям, а?
Владимир промолчал и растерянно оглянулся на большую монстеру за своей спиной, как будто бы надеялся прочесть ответ на ее резных кожистых листьях.
– Да ты посмотри вообще, что делается! – продолжал Антон. – Русский народ в своей же стране оказывается шестой номер. Торговля, наука, искусство то же – все нерусские заполонили. И сказать об этом – не моги. Если там кого-то другого гнобят, то пожалуйста – вот тебе трибуна, говори что хочешь. А если за русских вступишься, что тебе скажут? Националист проклятый, в тюрьму тебя! Ты думаешь, я против евреев, да? Так я тогда тебе вот что скажу: евреи – молодцы! Они у себя там, в Израиле, всех поименно переписали, кого и как гои замучили, и на этом своих детишек смолоду воспитывают. Вот и нам так же надо! Чтоб ни одной слезинки русского ребенка зря не пропало, как Достоевский говорил. Тогда никому не обидно будет! Вот – правое дело, вот идея, за которую жизнь отдать не жалко! А ты говоришь: какие-то там чилийские революционеры. Да хоть бы и на эстраду взгляни: ни одного нормального человека нет – все либо старые перечники и переченицы, из которых прямо на сцене песок сыплется, либо – педерасты с лесбиянками. И деньги, деньги, деньги… А где духовность? Где святая русская Православная церковь? А из вас, если вас немножко отшлифовать, конечно, отличный рупор русского движения получился бы. Ты «Боже, царя храни» спеть можешь?
– Могу, наверное, – неуверенно согласился Владимир. – Я в фильме «Корона российской империи» слышал, там пели. Смешной фильм… А зачем это надо?
– Господи, о чем он говорит! – картинно воздев к потолку обе руки, воскликнул Антон. – Ты просто представь, как вы будете потрясающе смотреться! Ты – руководитель ансамбля, настоящий славянин, высокий, русоволосый. Тебе, между прочим, очень пойдет черная рубашка, и такие стильные, высокие ботинки на шнуровке. И всем твоим тоже… Один у вас только подкачал, тот, который чернявенький, в кучеряшках. Он, часом, не еврей?
– Женя? – уточнил Владимир. – Не знаю, не могу сказать. Когда ему было два с половиной года, его подбросили к комнате милиции на вокзале. Никто не знает, кто это сделал. Может, конечно, евреи…
– Нет, – вздохнул Антон. – Евреи своих детей на вокзалах не подбрасывают. Это уж скорее цыгане… Тоже, конечно, ничего хорошего…
– Увы! – вздохнул Владимир. – Мы потом узнавали. Цыгане тоже не очень-то отказываются от своих детей. Поэтому Женя всю жизнь думает, что то, что его забыли на вокзале – трагическая случайность, и надеется, что его родители найдутся. И вы знаете… – Владимир доверительно подался к собеседнику. – Мне кажется, что он совершенно не против евреев, цыган и даже канадских лесорубов, если вдруг окажется, что на вокзале его потеряли именно они.
Канадские лесорубы должны были бы насторожить Антона, но инерция предыдущего разговора оказалась сильнее и он передернул плечами.
– Ерунда какая-то! Кто теперь, через двадцать лет, найдется!
– Надеюсь, ваши родители, Антон, живы и здоровы? – вежливо спросил Владимир, и что-то в его тоне вдруг промелькнуло такое, отчего по спине русского националиста внезапно пробежал холодок.
– Да, – рассеянно подтвердил он. – Живы, здоровы. Правда, живут давно врозь. Да я с ними и не общаюсь почти… К чему это я? Да. Так что, вы согласны?
– Вы имеете в виду, согласны ли мы стать рупором русского народа? – уточнил Владимир. – А что, собственно, для этого нужно будет от нас? Я имею в виду, кроме приобретения черных рубашек и высоких ботинок?
И опять Антону на мгновение показалось, что этот чертов детдомовский дегенерат над ним издевается. Он помотал головой.
– Ну, это мы с тобой потом поконкретнее перетрем. Так, разом, все и не расскажешь, конечно. Я же пока предварительно…
– Я понял вас, – кивнул Владимир. – Разумеется, вы понимаете, что прежде, чем дать вам какой-то ответ, я должен буду посоветоваться с нашим продюсером и остальными членами группы.
– А кто это у вас продюсер? – подозрительно спросил Антон. – И откуда он взялся? У вас же вроде никого не было…
– Наш продюсер со времени основания ансамбля – Клавдия Петровна Прокопенко.
– Это та толстая тетка в кофте, которая тебе платочек на шее поправляла, что ли? – усмехнулся Антон. – И теперь вон там под пальмой журнал «Лиза» читает?
Владимир сухо кивнул. Антон посмотрел на него внимательно, что-то понял, сменил тон и произнес доброжелательно и серьезно.
– Вот что я тебе напоследок скажу, друг Владимир. Ты не думай, что я ничего не понимаю. Вы все без родителей росли, и эта тетка, я так вижу, вас считай что усыновила и в люди вывела. Вы ее в обиду никогда не дадите, какая б она не была – и это правильно. По-мужицки, по-человечески и еще как угодно. И пусть она при вас остается мамкой на всех, организатором быта на гастролях и прочее. Но только, договоримся мы с тобой или нет, но если вы хотите пробиться, то у нормальной группы сегодня должен быть нормальный, современный продюсер, и бухгалтер, и хореограф, и преподаватель вокала и прочее всякое, в чем я и сам не очень-то хорошо разбираюсь. И ты обо всем этом подумай. А если ты решишь, что вы – с нами, то знай, что тебе обо всем этом заботиться будет не надо, потому что партия всегда найдет для вас нужных людей, которые сумеют обеспечить достаточный уровень и все такое. Благо России все-таки еще не всем по барабану, ты это понимаешь, надеюсь?
