Оливия Голдсмит - Леди в наручниках
— Ну, — торжественно начала Шер, хорошо зная, что от нее ожидают, — у нее туфли из такой мягкой кожи, какой мне еще не приходилось видеть. — Она покачала головой. — Такие туфли стоят не меньше четырех сотен, уж это точно.
— Знаете, что говорят о туфлях? — спросила Тереза. — Говорят, что не сможешь понять беду другого человека, пока не пройдешь милю в его башмаках. Вот что говорят.
У Терезы всегда наготове какая-нибудь глупая поговорка. Она без них и шагу не ступит. Она уверяет, что поговорки очень помогали ей в торговле, но меня они доводят до белого каления.
— Ну, я не думаю, что у новенькой было много проблем, когда она ходила в этих туфлях, — фыркнула Шер. — А я собираюсь пройти в них больше мили, — Заявила она со смехом.
— Ты что, взяла их, Шер? — воскликнула Зуки, глядя расширенными от удивления глазами.
Зуки Конрад — наивный ребенок. Мы ее опекаем. Она работает в прачечной и мало что может сделать для нас, зато мы можем много сделать для нее. Мне кажется, что, помогая Зуки, мы становимся лучше.
— Можете не сомневаться: я их взяла, — призналась Шер с гордостью. — Когда я увидела, что они восьмого размера, я решила, что это знак свыше.
Шер живет в мире примет и предзнаменований, как Тереза живет поговорками и афоризмами.
— Скоро будут рассматривать мое условное освобождение, и я считаю, что эти туфли указывают на то, что меня выпустят.
— Подруга, ты бы лучше перестала воровать, — вздохнула я. — Тебя поймают, и ты потеряешь право на досрочное освобождение. И вообще, это нехорошо.
— Знаете, что говорится о воровстве? — вмешалась Тереза. — Говорят, что бог помогает тем, кто сам себе помогает. Вот что говорится о воровстве!
Мне никогда не удавалось понять, что имеет в виду Тереза в таких случаях. Вот и сейчас — поддерживает она меня или возражает мне?
— Но это совсем не то, что говорится в Библии, — возразила Зуки. — В Библии говорится: «Не укради».
— Подумаешь! У бога я ничего не воровала, с тех пор как перестала таскать деньги из церковной кружки в воскресной школе, — засмеялась Шер. — И я никогда не беру последнее у бедняков. И у дураков тоже, — добавила она.
Шер — воровка, и она не стесняется называть вещи своими именами. Она не видит в воровстве ничего плохого. Злом она считает, когда у других больше, чем у нее, тогда она отбирает у них то, чего ей не хватает. Из-за этого она и попала в Дженнингс, но продолжает воровать, когда сюда привозят новеньких. Она просто кладет вещи, которые ей нравятся, не в пакет с фамилией поступившей в тюрьму заключенной, а в пакет с произвольной фамилией и номером. Никто никогда не потребует этот подложный пакет, потому что она берет фамилию и номер умершей или вышедшей на свободу женщины. Шер довела эту систему до совершенства, и теперь у нее куча вещей, украденных на виду у всех.
— А что на ней было надето? — спросила Тереза.
— Костюм от Армани! — хихикнула Шер. — Я никогда и не мечтала украсть Армани. Это настолько дорого, что в магазинах вещи от Армани прикручивают к стойке.
— Думаю, что 71036 никогда ничего не воровала, — вздохнула Зуки. — В газетах писали, что она очень богатая.
— И очень жадная. Ее посадили за то, что она украла деньги и на Уолл-стрит, — возразила Шер. — Значит, она такая же воровка, как я.
— Но разве ты не видела ее по телевизору, в новостях — спросила Зуки. — Она выглядит как кинозвезда.
— А знаете, что говорят о кино? — оживилась Тереза.
— Мы знаем, что говорят о кино, Тереза, — раздраженно бросила я. — Вы так разволновались, как будто никогда не видели знаменитостей. Вспомните Джеки Джеймс. О ней тоже писали во всех газетах, когда она убила своих двоих детей и заявила, что их украли «Черные братья».
— Никто не любит детоубийц, — возразила Шер.
— И педофилов, — добавила Тереза. — Что случилось, с этой учительницей, Камиллой Лазаро, которая решила заниматься с одним из своих учеников по расширенной программе? У нее родился ребенок, отцу которого даже не исполнилось тринадцати лет.
— У нас есть еще Кэрол Уотерс в третьем блоке, — продолжила Шер. — Она заставила любовника убить мужа и свекровь, чтобы получить страховку и наследство. Об этом тоже было во всех газетах.
— Я держусь подальше от тех, кто убивает из-за денег, — неодобрительно покачала головой Тереза. — Одно дело, если мужчина изнасиловал вашу сестру или дочь. Тогда я первая скажу — убей его. Но убить из-за денег — это чудовищно.
— Что я вспомнила! — вдруг воскликнула Шер. — Kтo-нибудь из вас слышал песню «Прощай, Эрл»? Она напомнила мне о тебе, Мовита.
После этих слов наступила тревожная тишина.
— Мы не будем говорить об Эрле, — отрезала я.
Шер больше ничего не сказала. Просто не посмела.
В Дженнингс есть невысказанное, но твердое правило: никогда не говорить о чьей-то жизни на свободе. И, главное, не напоминать о чьей-то семье или мужчине, если только женщина сама этого не захочет.
Большинство женщин попали сюда в большей или меньшей степени из-за мужчин. Некоторых заставили участвовать в преступлении. Некоторые убили своих мужей, потому что не выдержали насилия. Честное слово, большинство женщин в Дженнингс никогда не попали бы в тюрьму, если бы не связались с такими негодяями, как мой Эрл. Мужчины — это такой же порок, как алкоголь и наркотики. Я знаю, что с Эрлом я проявила слабость, но не люблю, когда мне об этом напоминают.
Зуки первая нарушила напряженное молчание.
— Ты считаешь, что Дженнифер Спенсер тоже попала сюда из-за своего друга? — ответила она на мои невысказанные, но хорошо всем известные мысли.
— Во всяком случае, я этому не удивлюсь, — сказала я. — Я знаю, как ведутся бухгалтерские книги, и неважно где, в зубоврачебном кабинете в Гарлеме или на Уоллстрит: Все сводится к подтасовке записей, а козлом отпущения всегда стараются сделать женщину.
— Вообще-то, 71036 отлично умеет управляться с мужчинами, — заметила Шер. — Видели бы вы, как она обвела вокруг пальца этого придурка Кемри! Он только и твердил: «мисс Спенсер то, мисс Спенсер се»… Меня чуть не стошнило от этого.
— А что Бирд? — спросила я. — Он уже нацелился на нее?
— Да нет пока, — ответила Шер, подмигнув. — Он кидался на нее время от времени, просто по привычке, но, похоже, решил дать шанс Роджеру попробовать первому.
После этих слов Зуки резко встала и сердито взяла свой поднос со стола.
— Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать эти грязные намеки. Мне пора в прачечную.
Она отнесла поднос на стол для грязной посуды и ушла.
— Что это с ней? — спросила Шер довольно равнодушно.
— Может быть, у нее критические дни, — ответила я опасалась, что на самом деле причина в другом.
