Ани Сетон - Гнездо дракона
Когда они уселись в гостиной, оказавшейся намного больше и роскошней их собственной, Николас сказал:
— Прошу прощения, что меня не было здесь, чтобы встретить вас, но моя «Ласточка» только что вошла в док. Надеюсь, вам было удобно.
— Конечно, мистер Ван Рин! — воскликнула Миранда, охваченная такой благодарностью, что даже перебила ответ отца. — Все так замечательно.
Николас, заметив слабый провинциализм в ее голосе, повернулся и быстро взглянул на нее. Это был мимолетный взгляд, но он ничего не пропустил. Грация ее стройной высокой фигуры, несмотря на нелепую одежду, нежное лицо, в котором угадывалась истинная красота, удлиненные глаза цвета орешника, сияющие чистотой, но взволнованные и откровенно восхищенные им. В ней чувствуется порода, с Удовлетворением подумал он. Слава Фортуне, в ней нет ничего от неуклюжей фермерской девчонки.
После того, как он отправил приглашение, у него были на этот счет некоторые сомнения. Чужим людям было не просто попасть в Драгонвик и не смотря на их родство, бывшее единственной причиной его согласия на требование жены найти компаньонку их шестилетней дочери, он бы просто вежливо отослал Миранду назад в Гринвич, если бы только счел ее не подходящей для своего дома.
— А вы гораздо моложе, чем я предполагал, — неожиданно воскликнул Эфраим. Он внимательно изучал Николаса и его выводы, хотя они и строились на тех же основаниях, что и у Миранды, были совершенно противоположны выводам дочери.
Николас засмеялся.
— Мне тридцать один год.
— Но вы не выглядите на свои годы, — с сомнением произнес Эфраим. У этого типа масленый взгляд, который может вскружить голову глупой девчонке, и уж, конечно, в нем не чувствуется добропорядочный солидный семейный человек. Правильно ли будет отпускать с ним завтра утром девицу в путешествие, которое продлится целый день? И что это была за глупость позволить женщинам уговорить его, думал Эфраим с непроходящим раздражением.
Это раздражение, равно как и его причины, были очевидны для Николаса, который легко читал чужие мысли, если только задавал себе такой труд. Мнение других людей было ему совершенно безразлично, а тем более мнение простого фермера из Новой Англии и вовсе не интересовало его, но этот человек был его гостем и отцом его приглашенной родственницы. И к тому же ему показалось забавным очаровать человека именно старых убеждений, чтобы тот, поверив ему, забыл о всех своих сомнениях. Поэтому он нарочно завел разговор о Джоанне, своей жене, и их маленькой Кэтрин, отмечая при этом удовольствие, которое они получат от присутствия в их доме Миранды.
Потом он подыграл Эфраиму, спросив его мнение по некоторым вопросам политики и выслушал его ответы с выражением явного интереса.
Поговорив немного о политике Эфраим, перешел к своей излюбленной теме соблюдения религиозных обрядов, объяснив, чего он ожидает от Миранды. Его главной целью было получить обещание, что она обязательно станет их придерживаться. Николас оставался все так же любезен, хотя, по правде говоря, вовсе не собирался брать на себя никаких обязательств. Так как Эфраим даже представить себе не мог, что на свете может существовать уважаемая семья, которая не молится утром и вечером и не посещает церковь два раза за воскресенье, самое большое препятствие к утреннему отъезду Миранды так и осталось нераскрытым.
Николас, придерживающийся философии геденистов, был убежденным атеистом, и если бы Эфраим только узнал об этом, он ужаснулся бы больше, чем если бы встретил прокаженного. Но ничего этого он, к счастью, не знал и к вечеру, когда они закончили ужинать, он в конце-концов счел этого Ван Рина довольно приятным и достаточно серьезным молодым человеком.
Они не сошлись во мнениях лишь один раз. Говоря о предстоящих выборах, Николас небрежно заметил:
— Мои фермеры, конечно, будут голосовать за Ван Бурена, если только выдвижение не получит этот неизвестный Полк. А при таком раскладе событий я решу, как им будет лучше голосовать.
Эфраим судорожно передернулся.
— Ваши фермеры! Что вы хотите этим сказать?
— Мои фермеры-арендаторы на моих землях, — спокойно ответил Николас. — У меня их около двухсот.
— А разве они не владеют своей землей? — нахмурившись, спросил Эфраим.
Миранда, которая тихо сидела в уголке и на которую мужчины во время своей долгой беседы, совершенно не интересной для нее, не обращали никакого внимания, отвернулась от окна. Она была заворожена опускающимися на Нью-Йорк сумерками и мириадами огней, светящимися из окон домов. Она заметила, как Николас приподнял бровь, и выражение досады появилось на его лице.
— Разумеется, они не владеют землей, — сказал он. — Она принадлежит мне, как до меня принадлежала моему отцу, и так из поколения в поколение до Корнелиуса Ван Рина, первого патруна, получившего этот титул в 1630 году. Арендаторы платят очень маленькую сумму, мы же за это очень многое для них делаем.
— Сколько же у вас земли? — настойчиво спрашивал Эфраим.
— Несколько тысяч акров. Но мои владения не столь велики, как у Ренсселиров или Ливингстонов.
— А разве фермеры, если захотят, не могут выкупить землю, на которой работают? — Эфраим все еще размышлял над этой проблемой.
— Нет, — резко ответил Ван Рин, и Миранда увидела то, что до сих пор не заметил ее отец: за вежливостью Николаса явно скрывалось недовольство. Она не понимала только, почему. Все эти разговоры о земле и арендаторах были для нее пустым звуком. Она и не подозревала, что Николас, который предпочел бы вообще не затрагивать эту тему, последнее время стал свидетелем волнений среди арендаторов.
Он отказывался верить, что столь нравящаяся ему феодальная система, содержавшая его и его предков на протяжении двухсот лет, может оказаться под серьезной угрозой. Он обращался со своими фермерами с, можно сказать, отеческой заботой, строил им школы, церкви и мосты, покупал им новые машины, устраивал им праздники, улаживал все их разногласия. А в ответ он ждал от них благодарности, как это было всегда раньше, а так же того, что они поделятся с ним результатом своего труда.
— Я бы предпочел владеть полуакром самой каменистой земли и быть свободным, — неожиданно заявил Эфраим, — чем работать на кого-то другого даже на самой богатой ферме.
— Весьма глупо, — резко ответил Николас, но тут же себя одернул. — Осмелюсь заметить, что мы просто недостаточно понимаем друг друга. Должно быть, вам скучно слушать об этом, — добавил он, обращаясь к Миранде.
— Я не очень поняла ваш разговор, — призналась девушка. — Но мне очень понравилось глядеть в окно. Парк со всеми этими огнями и фонтанами кажется очень красивым и каким-то прохладным. Что это за большое здание, мистер Ван Рин? — указала она рукой. — И вот то?
